Эй, Шипучка, он вышел из машины, поигрывая ключами, пошел ко мне, неловко замершей возле ворот станции, поехали прокатимся.
Зачем это?
Я отступила назад, в панике прикидывая, смогу ли добежать обратно на работу, пока меня не сцапали.
По всему выходило, что нет.
Просто. Поговорим.
Он не улыбался. И смотрел. Ой, как смотрел! Внимательно, так, что у меня сердце падало в пятки.
Мне не о чем говорить с вами. И некогда. И вообще
С каждым словом я отодвигалась назад, в сторону тротуара, в сторону людной улицы, надеясь, что, если стартану сейчас, то он не успеет среагировать. А потом Ну не будет же он меня на своих двоих догонять? Наверно, сначала в машину сядет. И пока вывернет, и пока выедет Я уже затеряюсь среди толпы.
Но не затерялась. Не смогла. Или у хищника хороший нюх.
Мне совсем недалеко до дома, от станции СМП пешком до набережной лейтенанта Шмидта, где я живу одна в двухкомнатной квартире, единственными достоинствами которой являются высоченные потолки и вид на Неву.
Я иду, чувствуя, как потрясывает все внутри, и не могу придумать, куда бы вывернуть. Так, чтоб не привести зверя домой. И в то же время понимаю, что долго не побегаю. Если узнал, где работаю, значит, без особых проблем узнает, где живу. И явится прямо в квартиру. Единственными достоинствами которой Ну вы поняли. Ветхая входная дверь, отсутствие света в парадной, пугливые соседиэто недостатки. Недостатки, которые сыграют ему на руку.
Никто не будет мне помогать, даже если закричу.
Даже если я сейчас закричу, никто не поможет.
Даже если он меня в машину затащит
Но он только едет, тихо-тихо. И никто не сигналит. Все притормаживают, потом, улучив момент, объезжают. Неприкосновенный. Люди прекрасно знают, кто ездит в таких машинах, и не связываются.
В итоге меня от дикой дрожи начинает колотить, и становится сначала жарко, потом страшно А потом яростно.
Я злюсь на себя, что вот так вот трушу, что иду, как зайчонок. Боюсь всего на свете!
Что сказала бы бабушка?
Моя бабушка, которая рассказывала, как отбивала пайку черного хлеба в блокадном Ленинграде, дралась с мужиками за нее! Которая убила человека, мародера, залезшего к ним в квартиру и попытавшегося напасть на них с братиком. Убила, вытащила на улицу и положила прямо возле парадной.
Она бы сейчас испугалась?
Она бы тряслась, как зайчонок, под пристальным жадным взглядом?
Я разворачиваюсь и быстро иду к черной машине.
Та останавливается, и водитель смотрит на меня в лобовое. Кажется, он удивлен.
Я сорвала тебе игру? Охоту? А, хищник? Ты не прав в определении.
Это я здесь хищник.
Я дергаю дверцу, открываю, сажусь в теплый салон.
И смотрю на своего преследователя.
Смелая Шипучка, улыбается он, и улыбка его красит. Я уже замечала это раньше, еще там, на кладбище. Покатаемся?
Мне на смену завтра. Сухо говорю я.
Ну тогда к тебе?
Он испытывает меня на прочность. Испугаюсь? Нет? Буду мяться? Откажусь? Заплачу? Соглашусь?
Я живу на набережной.
Он кивает, в глазах на мгновение вспыхивает удивление, но тут же гаснет. Я для него становлюсь обычной. Как все. Он ждал чего-то другого. Интересно, сам может сформулировать, чего?
Пока мы едем, я не смотрю на него. Только перед собой, на дорогу. И успокаиваю дрожь в пальцах и губах.
Не надо, чтоб видел. Хищники чуют страх. И рвут на части сразу.
Он может разорвать меня. Прямо в машине. А что ему стоит? Что я смогу ему возразить? Я даже ударить не смогу, глупая добыча, вообразившая себя хитрой.
В машине приятно пахнет. Кожаный салон, дорогая отделка. Я усмиряю любопытство, хотя до этого ездила только в отечественных автомобилях, да и то нечасто.
Не хочу, чтоб думал, что мне интересно.
Как тебя зовут, Шипучка?
Ольга.
Благородно. МеняОлег.
Литературно.
Смеешься?
Нет. «Песнь о Вещем Олеге», помните?
Нет. Про что это?
Я разворачиваюсь и не могу скрыть любопытства, потому что впервые вижу человека, который не знает Пушкина. Шутит? Нет?
И понимаю, что нет. Не шутит.
Это про Вещего Олега, был такой князь в Древней Руси. Ему кудесник предсказал, что он умрет от своего коня. И Олег приказал не подпускать к себе своего коня. Но предсказание все равно сбылось.
Не верю гадалкам. Все будет так, как ты сам хочешь, спокойно говорит он, куда сворачивать?
Я показываю поворот к дому.
Мы останавливаемся во дворе.
Олег смотрит на меня, улыбается. А взгляд по-прежнему спокойно-тяжелый.
Спасибо, что подвез, Олег, с достоинством говорю я, киваю и выхожу из машины.
Он молчит, и теперь его молчание звучит немного удивленно.
А я иду к парадной, выпрямив спину и думая только о том, что вот сейчас хлопнет дверь машины, и он догонит, вот сейчас, сейчас, сейчас
Эй, Шипучка, до встречи! его голос косит ноги похлеще любого действия, я еле удерживаюсь, чтоб не упасть, поворачиваюсь, вспоминая наставления бабушки о том, как надо держать спину, как надо поднимать подбородок, как надо смотреть
И киваю. С достоинством.
Ноги перестают меня держать прямо за дверью парадной. Я хватаюсь за перила, стараюсь дышать, но получается не очень хорошо. Дерьмово получается, откровенно говоря.
Непонятно, откуда силы взялись красиво дойти, красиво зайти.
Боже, а я, наверно, выгляжу на редкость смешно
Я поднимаюсь к себе на третий, открываю дверь, захожу, включаю свет и утыкаюсь взглядом в напуганную бледную девчонку, что смотрит на меня из старинного зеркала в массивной резной раме.
Девчонка одета в старенькие разбитые сапоги, страшненькую куртку на рыбьем меху. У девчонки возбужденно блестящие глаза, тени от усталости под ними, вьющиеся в беспорядке волосы и искусанные губы.
Девчонка вообще не похожа на ту, что может заинтересовать такого человека. На такой машине. Такого страшного, опасного человека.
Странного хищника, отпустившего ее сегодня.
Отпустит ли в следующий раз?
А будет он, этот следующий раз?
А хочет она, эта девчонка, чтоб он был?
Следующий раз?
5. Сейчас
Я смотрю, как за Шипучкой закрывается дверь.
Все, как всегда. Ничего нового.
После разговора про женитьбу она смеется, качает головой и переводит тему. Потом мы обычно занимаемся сексом. Как одержимые. Как всегда с ней. С самого нашего первого раза.
Когда я дожимаю ее до ответа, а это случается нечасто, то обычно слышу «нет».
Всегда слышу «нет». Все годы, что мы знакомы. Я ей делал предложение Сука Я даже не помню, сколько раз.
Наверно, каждый раз, как встречаемся.
И всегда «нет».
Правда, справедливости ради, стоит отметить, что «да» тоже было. Один раз.
Но потом я облажался, и больше такого не повторялось.
Она очень конкретная и памятливая баба, моя Шипучка. Так сразу и незаметно, одуванчик же, мать ее.
Вот всегда меня, после встреч с ней, пробивает на русский мат.
Давно живу в Мюнхене, даже в мыслях говорю по-немецки. И ругаюсь тоже, хотя их мат скучный. Как и английский, впрочем.
Но мне редко приходится материться. Даже про себя. Хватает взгляда, чтоб все всё поняли. А там, где не доходит взгляд, добивают слова. Короткие приказы. И вот для них лучшего языка, чем немецкий, не придумать. Нигде не умеют так жестко хлестать звуками.
Я смотрю на закрытую дверь, потом откидываюсь на спинку кровати, где мы с ней провели всю ночь, и ни разу глаз не сомкнули. Прихватываю ее подушку, прижимаюсь лицом.
Как идиот. Хотя, почему как? Идиот. Опять облажался. Опять полез с этим гребанным замужеством. Но вот все мне кажется, что это какой-то рубеж, что-то основательное. Мне хочется видеть в ее паспорте штамп со своей фамилией, как тавро принадлежности. Хочется, чтоб она носила мою фамилию. Новую. Фрау Троскен Красиво. Очень красиво.
И-д-и-о-т
Я отбрасываю подушку, встаю. Хватит. Душ, завтрак, спорт, самолет.
И так лишних полсуток здесь пробыл.
Она все удивляется, спрашивает каждый раз, зачем приезжаю. Какие у меня здесь дела. А я не могу ей сказать, что давным-давно у меня Питере только одно дело.
Она.
Поэтому и не продаю офисное здание, поэтому и не закрываю здесь филиал, хотя он давно уже не рентабельный. И все дела в российском сегменте делаются в столице.