Рохус Миш - Я был телохранителем Гитлера. 1940-1945 стр 5.

Шрифт
Фон

Обед подавали в столовой на первом этаже. Чтобы попасть туда, надо было пересечь холл, потом еще раз пройти через маленькую гостиную, выходившую в зимний сад, в комнату, которую все называли «курилкой», хотя никто никогда там не курил в присутствии Гитлера. Там уже ждали приглашенные гости, те, кому предстояло в соседней комнате разделить с фюрером трапезу. Перед тем как сесть за стол, вели пустые разговоры обо всем и ни о чем. Приглашенных обычно бывало не больше десяти человекесли речь не шла, разумеется, об официальных приемах или торжественных обедах, которые устраивали в большой столовой по другую сторону зимнего сада. Одной из наших задач было обзвонить с утра всех гостей, с тем чтобы напомнить им об обеде или пригласить. В принципе денщик Гитлера должен был приходить к нам в помещение коммутатора и вручать список тех, кого необходимо было оповестить. Однако вскоре нас все чаще и чаще в последнюю минуту стали просить самих найти гостей к обеду. На такие случаи я научился находить нужных людей, выучил такие места, как отель «Эксельсиор», где останавливались члены партии, когда были проездом в столице. Приходилось звонить и в центральный комитет партии, чтобы пригласить кого-нибудь из высшего руководства или гауляйтеров, если они были свободны.

Существовало одно правило: Гитлер не желал видеть за столом двух людей одной профессии. Рассказывали, что однажды в самый разгар обеда при нем повздорили не то два хирурга, не то два архитектора. Он решил, что спор был вызван только его присутствием, что они старались исключительно привлечь его внимание, как два петуха в курятнике. И он ни в коем случае не хотел, чтобы это повторилось. А следить за этим нужно было нам.

Помимо одной-двух секретарш и адъютанта, за столом обычно сидели врач, архитектор или художник, а также государственный чиновник или кто-нибудь из высшего руководства партии. Когда мы звонили потенциальному сотрапезнику, чтобы сообщить о том, что он приглашен к Гитлеру на обед, они обычно соглашались не мешкая, иногда после пары секунд вполне искреннего удивления. Только очень немногиекак Йозеф Геббельс, например,  позволяли себе отклонить приглашение. Случалось, что министр пропаганды в последнюю минуту отказывался от приглашения, мотивируя свой отказ внезапно возникшими неотложными делами или чрезмерной загруженностью на работе.

Мне довелось присутствовать всего на нескольких обедах в берлинской канцелярии Гитлера. Мое место было за дверью или, что случалось гораздо чаще, в приемной либо у коммутатора. Могу только сказать, что в то время, когда победы немецкой армии были еще очень многочисленны, Гитлер много говорил и часто брал слово, чтобы пуститься в пространные монологи. На ту пору, признаться, я не слишком прислушивался ко всем этим дискуссиям. Из скромности? Сдержанности, привитой на военной службе? Из страха сделать что-нибудь не так? Наверное, все, вместе взятое. Это из уст «стариков», несколько позже, я узнал, что фюрер любил рассуждать об искусстве, науке и истории. Но никогда он не поднимал за столом вопросов политического или военного характера.

После обеда Гитлер проводил встречи, в большинстве случаев с глазу на глаз. Он иногда мог подолгу задерживать у себя кого-нибудь из членов генерального штаба или какого-нибудь посла, министра или финансиста. В основном визиты эти приходились на время чая. У Гитлера была привычка приглашать собеседника на прогулку по зимнему саду, месту, к которому он был особенно привязан. Именно там проходили их бесконечные и очень частые встречи с Германом Герингом, главнокомандующим Люфтваффе и министром военно-воздушных сил, Рудольфом Гессом, его правой рукой в отношении всего, что касалось НСДАП, а также Йозефом Геббельсом. Присаживались они очень редко. Также я никогда не видел, чтобы у него была с собой бумага или какие-либо документы, не видел, чтобы он делал заметки или писал что-то от руки во время беседы.

Кто-нибудь из нас всегда был неподалеку. Иногда рядом находился также кто-нибудь из камердинеров. И когда Гитлер разговаривал с генералом или высокопоставленным лицом, адъютант соответствующего рода войск почти всегда находился рядом на всякий случай. Впрочем, к концу войны, когда положение становилось все более тяжелым, Гитлер все чаще совершал свои прогулки только в сопровождении адъютантов из вермахта, как то: Фридриха Хоссбаха, Рудольфа Шмундта, а в последние недели Вильгельма Бургдорфа.

Когда совещания заканчивались, Гитлер поднимался в свои апартаменты. Тогда он мог отдохнуть или немного почитать. Если погода стояла хорошая, он в одиночку прогуливался перед обедом по парку канцелярии. И там мы тоже были всегда неподалеку, на расстоянии взгляда или оклика. Помимо нас в большом парке постоянно стояла на дежурстве рота РСД.

Чтобы попасть в апартаменты Гитлера из гостиной Гинденбурга, нужно было подняться по длинной лестнице, покрытой красным бархатным ковром. Поднимаешься на этаж и поворачиваешь направо. Сначалабиблиотека. К сожалению, память моя не сохранила названий книг, которые были расставлены по многоярусным полкам, за исключением разве что внушительного двенадцатитомного издания большой энциклопедии Мейера. Говорили, что Гитлер любит подобного рода литературу. Пройдя библиотеку, вы попадали в салон, строго посередине которого стоял огромный стол, занимающий почти все пространство комнаты. На столе всегда лежали ворох газет, набросанные кучей журналы, эскизы и архитектурные чертежи, часть из которых рисовал сам Гитлер, а остальные ему представлял Альберт Шпеер. Оттуда дверь вела прямо в ванную комнату, а потом в маленькую, приблизительно пять на шесть метров, спальню. И кровать там была совсем небольшая, латунная. В изголовье на стене, чуть справа, висел портрет матери Гитлера. Когда он ложился спать, портрет оказывался за ним, как раз над головой. В ногах кроватинебольшой круглый столик с двумя креслами, самого классического стиля. Налевостенной шкаф для одежды. Из этой комнаты, не проходя по коридору, можно было сразу попасть в спальню некой Евы Браун, молодой спутницы фюрера, о существовании которой я узнал далеко не сразу, через несколько дней после возвращения Гитлера с Западного фронта.

Пройдя через анфиладу комнат фюрера, попадаешь в две небольшие комнатушки. Однадля камердинера, который обслуживал фюрера во время частных встреч, например когда к нему в Берлин приезжала сестра. Комнатки эти назывались треппенциммер («комнаты с лестницей»), так как, чтобы зайти в них, нужно было подняться по трем ступенькам. Убранство было более чем скудным и ограничивалось столом и четырьмя креслами.

Коридор, который шел вдоль комнат снаружи, выходил в правое крыло здания, где мне отвели комнату для жилья. Там также размещались рабочие комнаты секретарей фюрера, а тремя ступеньками нижекомнаты адъютантов, Вальтера Хевеля и Отто Дитриха, который часто оставлял вместо себя заместителя, Хайнца Лоренца. Зепп Дитрих, другой приближенный Гитлера и глава лейб-штандарте, также располагал комнатой на этом этаже, несмотря на то что в канцелярии появлялся крайне редко.

На противоположном конце вестибюля, как раз перед входом в комнаты Гитлера, находилась небольшая и почти не посещаемая столовая. Оттуда можно было пройти в так называемый конференц-зал, предусмотренный для больших церемоний и важных военных собраний. Это было уже другое крыло канцелярии, принадлежавшее вермахту и расположенное как раз напротив того, в котором жили и я, и адъютанты. Именно в этом крыле располагался главный вход, в приемной у которого мы постоянно находились.

Вечером, если не было почетных гостей или официального приема, ужинать садились сразу после восьми. Гостей было примерно столько же, сколько и за обедом. И к ужину тоже нам полагалось находить людей, которым предстояло стать сотрапезниками фюрера. Во время еды один из слуг приносил список новых фильмов, которые можно было посмотреть по окончании ужина.

Кино показывали в большой зале, которую мы называли музыкальной гостиной: она располагалась рядом с курилкой, а проход в нее был через небольшую гостиную на первом этаже. За несколько месяцев, что прошли с моего прихода на работу в канцелярию, я убедился, что Гитлер предпочитал американское кино. Не припомню сейчас, что за картины показывали в канцелярии, в памяти осталось только одно название«Унесенные ветром», первый цветной фильм, который мы увидели. Я как раз стоял там на дежурстве в день, когда его показывали. После финальных титров Гитлер встал со своего места с удовлетворенным видом; судя по всему, фильм ему очень понравился. Он незамедлительно подозвал Йозефа Геббельса и сказал ему, что необходимо сделать так, чтобы и в Германии могли снимать подобные вещи. Они немного поговорили, а потом вновь сели на свои места, чтобы просмотреть фильм еще раз.

Однажды вечером 1940 или 1941 года, если мне не изменяет память, при Гитлере показывали фильм с Чарли Чаплином. Не могу сейчас вспомнить ни сюжет, ни реакцию зрительного зала. Помню только, что на экране был Чаплин, и все. Правда, не могу сказать ничего больше.

Человека, который был ответственным за то, чтобы доставать и заряжать бобины, звали Эрик Штейн. В большинстве своем бобины попадали к нему из Министерства пропаганды Геббельса, располагавшегося как раз напротив канцелярии, по другую сторону Фосштрассе. Иногда Штейну приходилось ездить за фильмами к Хакешер-Маркт, в старый Берлинтам располагалось что-то вроде склада или хранилища.

Посмотрев фильм, Гитлер устраивался в курилке, перед камином. С ним вместе были гости, кто-нибудь из генерального штаба и один из его врачей. Там пили чай, иногда шампанское или другие алкогольные напитки. Сам Гитлер предпочитал любым алкогольным напиткам чай. На людях, во всяком случае. Кто-то из прислуги однажды проболтался мне, что в 1941 году перед тем, как выйти на трибуну, Гитлер мог позволить себе стаканчик фернет-бранки. Этот самый слуга поведал, что выливал в стакан маленькую бутылочку напитка, 200 граммов, причем делал это не при всех, а либо на кухне, либо прямо в комнате шефа. Фернет-бранка, по его словам, действовала на фюрера умиротворяюще. Тогда же один из «стариков» мне рассказал, все так же полушепотом, что Гитлер, который не курил ни сигары, ни сигареты, в молодости очень любил ежевичный ликер с юга Германии, называвшийся «Кроцбеере».

Спать Гитлер обычно ложился очень поздно. Ночные разговоры в курилке редко заканчивались раньше двух-трех часов ночи, а в последние годы, когда жизнь фюрера становилась все более неупорядоченной, иногда затягивались и еще позже.

Только у меня из всей бегляйткоммандо была своя комната в канцелярии Гитлера: я пока еще был холостяком и к тому же поступил на работу в тот момент, когда больше не было свободных мест в здании, которое называли Новой канцелярией,  оно было построено в 1939 году Альбертом Шпеером неподалеку от Герман Геринг-штрассе, и там жила со своими семьями большая часть членов бегляйткоммандо СС и РСД.

Близкие

Дни шли за днями, и постепенно я научился распознавать лица и имена, узнал истории и слухи, которые ходили обо всех обитателях канцелярии. Это был очень узкий круг людей, которых я видел каждый или почти каждый день. Все мы были членами одной семьи и жили в одном ритме, неделю за неделей, и параллельно с нами жили еще некоторые люди, которые всегда были под рукой и не выпадали из поля зрения.

Адъютанты из узкого круга людей, окружавших фюрера, были мои основные собеседники. Они были главными шестеренками в повседневной жизни Гитлера, основой, командой, которая сопровождала его всюду, всегда по стойке «смирно» и всегда работая только на него. Я передавал им депеши и послания, забирал почту. Адъютанты, в свою очередь, заходили в приемную, в помещение коммутатора, звонили по внутренним телефонам, чтобы сообщить о собрании, поездке, встрече, которую нужно было организовать. Мы были винтиками в их механизме.

Начальника ординарцев звали Вильгельм Брюкнер, это был тот, кто принял меня в день поступления на службу. Важный человек, историческая личность на службе фюрера, в его личной охране. Все, казалось, признавали его авторитет в том, что касалось работы. Его крепкое телосложение и рост, намного превышающий мой, естественным образом впечатляли собеседников, хотя в обращении он умел казаться очень услужливым.

В 1940 году, то есть немного времени спустя после моего прихода, Брюкнер неожиданно покинул канцелярию. Причиной был конфликт с Гитлером. Фюрер, скорее всего, не поддержал его в противостоянии с интендантом Канненбергом. Во всяком случае, между нами прижилась именно эта версия. Надо заметить, что в то время я старался не задавать лишних вопросов. Я только знаю, что Брюкнер в очень короткие сроки оказался на фронте с одной из частей вермахта.

Юлиус Шауб был для фюрера незаменимым человеком, палочкой-выручалочкой. Он и заменил Брюкнера на посту начальника адъютантской службы, формально во всяком случае. Шауб был, что называется, среднестатистическим человеком, фигурой без лица, военным без выдающихся способностей. С точки зрения военного дела он был никем, хотя этого, надо признать, нельзя было сказать о его достижениях по партийной линии. Возвышением своим Шауб был обязан исключительно долгой дружбе, которая связывала его с Гитлером: в 1923 году, после неудавшегося государственного переворота, именно он да еще Рудольф Гесс были сокамерниками Гитлера в Ландсбергской тюрьме. Он занимался секретными бумагами шефа. Шауб был вернейшим из верных, вне всякого сомнения, одним из наиболее приближенных к фюреру людей, одним из тех, кто остался с Гитлером до самого конца. Незадолго до самоубийства именно ему Гитлер поручил уничтожить документы из своего сейфа.

Шауб почти ничего не рассказывал. Он никогда не обсуждал с нами происходящие события, никогда не заикался о трениях, которые, возможно, возникали между ним и фюрером. С ним мы не обсуждали ничего сверх регламента. Просто выполняли свою работу, и все. Один раз, в 1941-м, Шауб отправил меня на Главпочтамт получить большую сумму денег. Там меня проводили в укромную комнатку, где вручили чемодан, набитый банкнотами. В нем было 100 000 рейхсмарок. Сумма по тем временам огромная, а я нес ее по Берлину до канцелярии один.

Меня очень ценил Альберт Борман. Я очень быстро стал кем-то вроде его протеже. У всех, кто работал в канцелярии, всегда был кто-нибудь под рукой, чтобы заниматься текущими делами более или менее частного характера. Для Альберта Бормана таким человеком был я. «Вы не можете постоянно оставаться телохранителем Гитлера, вам нужно уделять время и мне»,  бросил он мне однажды. Когда ему нужно было отправить письмо или посылку матери, он прибегал к моей помощи.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке