Да и вообще! Как это так? Отделившаяся от Союза Украинаэто хорошо и здорово, это свобода и всяческое благо. А отделившийся от Украины Донбассэто сепаратизм и зло. Логика где? Где конец освобождения и начало сепаратизма? Отчего бы нам таким порядком и каждую деревню незалежной территорией не объявить?
И опять убеждался Алексей, размышляя над смыслом своего участия в этой войне: не мститель он уже. Здесь, на родине своего детства, на первой своей родине, он воюет ради защиты своего народа. Где-нибудь в Москве, может быть, это кажется пафосным. Наверное, и ему самому казалось бы, не случись того что случилось и останься он в ЧОПе «Антей-М», где, несмотря на некоторые задания в интересах государства, не чувствовал он себя воином за народ. А здесь Здесь всё иначе. Когда увидишь девушку с оторванными ногами, которая ещё не понимает, что умирает, и всё беспокоится, куда отлетел во время взрыва её пакет с только что купленным хлебом для семьи. Когда увидишь не зарытую до конца могилу, куда те же каратели из «Айдара» наспех стаскивали тела забитых ими людей, мужчин и женщин. Когда увидишь фотографию той девчонки в Горловке, «Донецкой мадонны», убитой вместе с маленькой дочкой на руках
Вот тогда ощущение пафоса куда-то уходит. И остаётся твёрдое, до кристаллической резкости понимание: ты действительно должен их защитить от этого чёрного, адского зла фашизма.
Не мститель уже больше ты, Лёша, а защитник. Не мстить тебе надо дальше, азащищать
И вот какие на этом фоне у капитана Кравченко проблемы с «Айдаром»?
Никак нет, твёрдо доложил Алексей. Проблемы у них со мной!
Какого же рода? полюбопытствовал штабной.
Буран перевёл взгляд на Перса, затем вновь посмотрел на собеседника:
Прошу простить! Информация об этом носит служебно-оперативный характер. Не имея чести знать ваши полномочия и допуск, не имею права раскрывать её.
Аж самому понравилось, как сказал. Прямо как «его благородие» в старой императорской армии!
«Армянин» хмыкнул.
Они все у тебя такие уставники? обернулся он к комбату.
Капитан Кравченкокадровый армейский разведчик, туманно выдал тот полную правду.
Ну, правильно: далеко не все в ОРБ были «уставниками». Как и вообще в разведке. Разведка во всех, наверное, армиях мира отличается известной вольностью в «уставособлюдении». Что, конечно, не касается порядка исполнения боевого приказа.
Глава 4
Сашка Сашка Сашка
Не уберег Александр Молчанов соратника своего и друга. Сам в жизни дважды уберёгсяточнее, Бог уберёг, когда на расстрел его водили.
Разв Афганистане. Какой это был год? Девяносто седьмой, что ли? Да, точно! А перед темв Чечне. В девяносто шестом. Когда они, группа журналистов, чин чином, в сопровождении пресс-офицера, оказались возле комендатуры Гудермеса. Или Шатоя? Нет, Гудермеса, Шатой был позже. А тогда была весна, грязь непролазная, всё вокруг какое-то серое и тоже грязное. Серое небо, серые горы, серые лица. Уже тогдаэто уж задним числом понятно сталосерость лиц солдат и офицеров предвещала нелепый и позорный результат всей той нелепой и позорной войны.
Он, кстати, и сейчас считал ту войну нелепой и позорной. Нет, к армии претензий не былоона делала всё, что могла сделать в том своём состоянии. Претензии были к политикам, которые загнали ситуацию в тупик сначала в Москве, а затем и там, в Чечне. И сами себя загнали. А осознав это, начали, как и положено политикам, судорожно изворачиваться и предавать, пытаясь вывернуться из тупика хоть по трупам, хоть по дерьму.
И все это чувствовалии армия, тяжко убеждённая, что её предали, воевавшая только потому, что надо было отбиваться и мстить, и чеченцы, поймавшие кураж и убеждённые в своей правоте.
Вспомнился тот охранник Дудаева, с которым разговорился в кулуарах очередных переговоров в Москве. Тот желал, конечно, покрасоваться перед мальчишкой-репортёром ловил кураж, но притом говорил вполне адекватные вещи: Вы, русские, странные люди! Вы набросились на Чечню, словно звери. За что? Зачем? У нас же, если откровенно, никто по-настоящему не представлял себе Ичкерию вне России. Ну, там, чтобы закрытые границы, в Москву не поехать, деньги разные Нам это не надо было. Независимость от Кремляэто да. Наша землямы решаем, как на ней жить. Это же правильно? А нам за этопо морде.
Рассуди сам, продолжал охранник Дудаева. Вот захватили какое-то селочто надо делать? Собрать сход, поклониться старейшинам, объяснить, зачем, что и чего Люди покричат, но смирятся. А что происходит? Русские входят, тут же начинаются избиения, расстрелы, грабежи. Мужчины уходят мстить».
Передёргивал он, конечно. С мирным населением поначалу пытались обращаться только по-хорошему. А потом выходило, что слово старейшин ничего не значило, и доверившееся им подразделение федералов получало свой жестокий урок. За ним, уносившим кровавые сопли, приходили внутренние войска. Которые действовали, мягко говоря, не всегда гуманно.
Это и есть Молох войны. Тот чеченец утверждал, что русские чуть ли не нарочно загнали мужчин в отряды Джохара. А что здесь, на Донбассе? Александр, хоть и недолго тут в командировкев октябре сменил Витальку Голощёкина, но поездить по республике успел. И по Донецкойтоже. Наслушался от людей, что творили украинские солдаты. Или нацбатовцынарод не особо вникал.
А что с другой стороны? Осенью заезжали они с тем же Сашкой Корзуном в Новосветловку. С людьми пообщались, больницу разрушенную посмотрели, в церковь заглянули. Люди в августе здесь попали между молотом и наковальней, и основной урон нанесли им не укропы, а «отпускники». И хоть знали все, что «свои» снаряды попадали в церковь, куда загнали население деревни «айдаровцы», всё равно с благодарностью вспоминали освободителей. Разве что батюшка, очень интересный, очень христианин, очень с душою проповедовавший, пару раз смиренно высказался в том смысле, что стратегия возвращения к России хороша, но тактика хромает, коли людей оставляет без жилья
Эх, научиться бы нам «мягкой силе» Не на той стороне она. И никогда не ограничиваются ею те, кто так ладно научился пользоваться. Тот же батюшка с содроганием вспоминал две недели торжества карателей в их селении. И сам он, и прихожане категорическикатегорически! отказывали Украине в малейшем праве управлять их жизнью.
То же, что в Новосветловке, говорили в Лутугино, в Красном Луче, в Брянке, в Луганске, наконец! Никогда больше эти люди, населяющие эту красивую землю, не вернутся в состав Украины после всего, что укры здесь с ними сотворили. Это было мнение общее. Даже если не вспоминать о частностяхимпульсивных, но очень показательных. Когда, например, по вечной журналистской привычке заострять разговордля точностибрякнул глупость на блок-посту за Миусинском. В ответ на вопрос: «Пресса? Откуда?» возьми да и скажи: «А если из Киева?» Надо было видеть реакцию ополченцев, мгновенно напрягшихся, мгновенно разрезавших его ножами тут же остальневших глаз, мгновенно бросивших руки на оружие
«Не шути больше так, посоветовал тогда сопровождавший офицер из военной полиции ДНР, быстрой шуткой примявший эту бестактность. Тут люди нервные, у них столько счетов к укропам накопилось, что такие подколки давно понимать разучились».
А потом оказалосьвполне лёгкие ребята. Вон Ленину, что перед шахтой на постаменте стоит, каску на голову водрузили и тубус гранатомёта прямо в протянутую ладошку вложили. «Главный наш, говорили. Вместе с нами тут стоит!». Да, но свежий венок у постамента показывал: это не непочтение и не глумление. Тем более что на груди Ильича закреплена была такая же гвардейская лента, как и на ополченцах. Это были шутки и подначки между своими. Между теми, для кого каменный памятниктоже боец, и «Муху» он в руке держитпо делу
Он повернулся. Чёрт, руки за спиной совсем затекли. Не мальчик, сорок пятый годок уже на исходе. Сосуды не те, кровь до кистей с трудом доходит. Суставы плечевые не зудят, а стонут, выворачиваясь вслед за притянутыми чуть ли не локоть к локтю руками. Хорошо, твари фашистские, постарались, с дополнительным садизмом
И всё равно не хотелось унижаться перед ними, просить ослабить путы, перевязать руки вперёд. Гордость мешала. Прогибаться перед эсэсовцами этими новоявленными? Да ни в жизнь! Перед этими даже не крысами, а блевотиной, исторгнутой отравленным на майдане народом