Вряд ли он отступит, если что-то для себя решил.
И вряд ли я смогу долго сопротивляться. Чёрт возьми, никто и никогда не забирался так глубоко в моё сердце, что я безоговорочно решила: хочу от него ребёнка.
Господи, что же делать?
Я малодушно хотела сказаться больной, уйти на больничный, срочно уехать, сбежать хоть на край света и отдать его невесту другому врачу. Может, поговорить со Слав Славычем? Сказать, что это личное, конфликт интересов?
Эль, с тобой всё в порядке? Костя постучал в дверь.
Да, да, подскочила я и поторопилась засунуть халат в стиральную машину. Бельё разбираю. У тебя есть что постирать?
Нет. Я собираюсь пельмени варить. Тебе сколько? Как обычно?
Да. Я сейчас тебе помогу. Сделаю салат. Овощи, помой, пожалуйста!
Поспешно засунув в полупустую стиралку и принесённую простынь, я наскоро приняла душ и вышла.
Кухню заполнил запах весны, когда, беззаботно напевая, я крошила огурцы, укроп и выросший в горшке на подоконнике зелёный лук. Но кого я обманывала: гнетущую неловкость, недосказанность и неопределённость, что возникла сегодня между нами с Костей, не могли заглушить ни запахи, ни звуки.
Кажется, пересолил, обжигаясь горячим пельменем, сказал он.
А по мне так в самый раз, подула я на свой, откусив крошечный кусочек.
Эль, он прочистил горло, отложил вилку и посмотрел на меня. Я должен тебе кое-что сказать.
Кость, прости. Ты правда ни в чём не виноват. Мне всё нравится. Мне хорошо с тобой. Но так иногда бывает, умоляюще смотрела я на него.
Нет, нет, нет! Только не бросай меня! Только не сейчас, пожалуйста!
Я знаю, что вела себя эгоистично и как последняя сволочь, но мне сейчас никак, никак нельзя быть одной.
Я о другом, болезненно нахмурился он.
Говори, отложила свою вилку и я.
В общем, мне предложили место главы бюро на Дальнем Востоке.
Где? вытаращила я глаза.
В Амурской области, кашлянул он. Конечно, глупо надеяться, что ты со мной туда поедешь. Я всё понимаю, у тебя тут родители, хорошая должность, диссертация, но я всё же скажу. Он вздохнул. Тяжело. Обречённо. Я был бы рад, если бы вы с Матрёшкой поехали со мной.
Кость, я опешила, испуганно сглотнула. Стало больно. Он такой хороший. Спокойный. Добрый. Безотказный. Я его не заслужила. Но сказать ему этоунизить и обидеть ещё больше.
Я же говорю: я всё понимаю, Эль. Просто не мог не спросить, опустил он глаза.
А как же твоя мама? Как она тут одна?
Если всё сложится, оживился он, маму я со временем заберу. Тем более она родом из Благовещенска, у неё там сестра, близкие. И квартиру обещают большую. А эту здесь сдадим.
Когда? смотрела я на него не моргая.
Через две недели.
Уже?! Так скоро?
Он молча кивнул.
И что я могла сказать? Только встать, обогнуть стол и его обнять.
Я буду скучать.
И точно знала, что буду. И я, и Матрёшка, и мои родители. Мы все будем.
И я буду по вам скучать, прижал он меня к себе. И снова вздохнул.
Тяжело. Обречённо.
Не знаю, любил ли он меня. Но точно знал, что я его не любила.
И всё же всплакнула. Правда не сейчас, потом. Когда он увёз меня к родителям на дачу.
Укрывшись пледом, на скрипучих качелях, я давилась слезами, глядя как они играют с Матрёшкой. Она пинала разноцветный мячик. А Костя ловил его, чтобы не летел на грядки, и кидал ей обратно.
Маму тоже расстроила новость. Да и отец хмурился, дымя сигаретой.
Он затушил окурок, встал с пенька от старой сливы, на котором сидел, подошёл.
С собой звал? спросил он и надсадно закашлялся.
Я кивнула.
Бросал бы ты курить, пап. Такой кашель нехороший.
И что думаешь? проигнорировал он мои слова.
Есть варианты?
Варианты всегда есть, он сел рядом на выцветшую непромокаемую обивку качелей. Старый поролон под ним словно выдохнул, вторя мне. Но решать тебе.
Я обняла его, по-детски уткнувшись в родное плечо.
Он хороший, пап, но не мой. Я словно в чужое вцепилась и держу. Мне кажется, без меня он будет счастливее. Найдёт ту, что его полюбит. Он правда не мой.
А кто твой? Где твой? вздохнул он. И я знаю куда он сейчас смотрел. На Матрёшку. Вздохнул. Я никогда не спрашивал тебя, дочь. Да и сейчас не спрошу. И от нас ты его скрывай сколько хочешь, но ведь Машка подрастёт, начнёт вопросы задавать.
Вот когда начнёт, тогда и придумаю, что ей отвечать. У её отца совсем другая жизнь, пап, не простая, не наша. И я не хочу её ещё больше осложнять.
Он женат?
Пап, отклонилась я и покачала головой. Не надо. Пожалуйста! Я знаю всё, что ты об этом думаешь. Что я не должна была скрывать. Что поступила плохо. Он имеет право знать. Но пусть пока всё останется как есть. А там видно будет.
Глава 6. Павел
На большой застеклённой веранде, где накрыли стол, собралась почти вся семья.
А я наивный думал, что буду один. Всё же Татьяна, моя младшая сестра, живёт в Нью-Йорке с мужем и сыном, и сейчас беременна вторым. А самая младшая, Елизавета, не любила семейные посиделки. Но сегодня обманом заманили меня. Лизавета торжественно объявила, что они определились с датой свадьбы. И у нас на подготовку есть месяц.
Её жених, Амин, блёклый очкарик, скромный и молчаливый, сын одного из богатейших бизнесменов России, мог бы смело попасть под определение, что на детях гениев природа отдыхает, если бы к своим двадцати пяти годам не окончил МГИМО и ещё в студенческие годы не начал вкладывать собственные средства в проект, который к сегодняшнему дню позволил ему владеть тринадцатью процентами рынка отечественного кинопроката. А это, по данным аналитиков отца, который, конечно, интересовался будущим зятем, грубо говоря, очень, очень много денег.
Хотя харизмой, обаянием и внешностью своего красавца-отца «ботаник» явно оказался обделён. Надежда была на то, что моя сестра обладает всеми недостающими ему достоинствами за двоих. И дети всё же унаследуют наши гены.
Но как бы то ни было, а моя младшая сестрёнка выходит замуж. И отец ни за что не отпустил бы меня, не задав этот вопрос:
Ну а вы с Юлей уже когда, наконец, определитесь?
Пап, предостерегающе покачал я головой. Не начинай.
Да я и не начинаю, открыл он хьюмидор, предлагая мне самому выбрать сигару.
Сигаретную комнату, где мы уединились после обеда, мама называла «курилкой». А отецмужской клуб.
Девочки её правда не любили. Маме тут воняло. Таньку, дизайнера по профессии, тошнило от классического викторианского стиля, вычурных фотографий на стенах и стеклянной витрины с кедровыми полками, где при постоянной температуре в восемнадцать градусов отец и хранил свою коллекцию. Ну а Лизе, дитю соцсетей, тупо не ловился вай-фай: отец строго придерживался правила, что сигара и интернет несовместимы, а разговор с отцом и тыканье в телефонтем более.
Я вроде уже давно не мальчик отчитываться тебе о своих решениях, взял я первую попавшуюся сигарету наугад. Но обещаю, поставлю тебя в известность, когда в моём ежедневнике появится пункт «свадьба».
Постарайся внести его в свой ежедневник на ближайшие три месяца, зазвенел в голосе отца знакомый металл.
Обрезав кончик толстой, как палец гориллы, сигары, я скосил глаза к лучине, но скорее дал себе время подумать, чем не торопясь подкуривал.
К ежегодному собранию акционеров? выпустил я дым. Скривился от появившейся во рту горечи. Эти разговоры определённо портили мне и вкус, и настроение.
Семь процентов акций «Север-Золото», что обещает Пашутин в качестве приданого, были бы очень кстати к твоим сорока семи.
Пап, ты серьёзно?
Как никогда. Ты же в курсе, что Алескеров выкупил ещё два процента у мелких инвесторов? Ещё девятьи у него, а не у тебя, будет перевес. А ты уже давно мог бы взять компанию под свой полный контроль. Не понимаю, какого хрена ты тянешь!
Ещё девять! хмыкнул я. Он эти два процента долго и мучительно выкупал больше года. Сколько лет он потратит на девять? Но даже если он наскребёт на них, всё равно у него будет сорок восемь, а у меня всё те же сорок семь, и это не контрольный пакет, скривился я, ни у него, ни у меня.
Я, конечно, знал про Алескерова. И почему отец злится.