Упрямство Руссо перешло к нему в полной мере. Будь у него возможность отмотать время вспять, вряд ли он поступил бы иначе. Практика разводов в их семье неприемлема, несмотря на то, что другие давно не гнушаются менять постаревших жён на новых, посвежее. Времена меняются, но что-то должно оставаться незыблемым. Он не собирался отступать от правил, которые ему вдалбливали с самого детства. Иначе всё, вся его жизнь не имела бы смысла.
Ты рассуждаешь, как Руссо, и это выйдет тебе боком, Сандро, рано или поздно.
Фальконе словно услышал его мысли, считал их с его лица. Алек вдруг ощутил странное покалывание в грудираскаленные спицы, вонзающиеся в пространства между рёбер. Что-то закипало внутри, занималось пожаром. Эйфория? Гордость? Его наконец-то сравнили с отцом. Неужели это всё, к чему он стремился в жизни?!
Я знаю тебя десять лет, Сандро, этого оказалось достаточно, чтобы понять тебя. Тыраб своего отца, раб его принципов, ты не можешь воспринимать его со стороны. Воспринимать критически. То, что он бывает не прав, для тебя невозможно, это не вписывается в твою картину мира. Пора учиться думать своей головой, парень. Это последнее, что я скажу тебе, как твой тесть. Как твой почти отец.
Фальконе произнёс это медленно, чётко, словно вворачивая в мозг свёрла, проговорил каждое слово. Сделал затяжку. Его лицо на мгновение исчезло за густыми, белыми хлопьями дыма.
Наши соглашения аннулируются, продолжил Фальконе. Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Я хочу, чтобы ты убрал своих людей с западных железнодорожных линий. Считай, это ультиматум.
Корелли ничему не удивился, это было ясно с самого начала. С того самого дня, когда Лео Фалани сообщил ему об измене Габриэле.
Не могу вам этого обещать, дон Лука.
Алессандро устало потёр лицо и плеснул себе ещё виски. Круглые шарики льда с плеском отправились в стаканАлек взял их прямо руками, без щипцов. Пальцы закололо от холода. Боль была приятной, отрезвляющей.
На другое я и не рассчитывал, ответил Фальконе.
Алессандро не пойдёт на уступки. Руссо бы точно не пошёл. И пусть ради этого придётся снова пролить кровь своих земляков, позиций новоявленный Дон Корелли сдавать не станет.
Глава 6. Новая встреча
-1-
Он снова увидел Изабеллу Бланко на выходе из библиотеки. Она спускалась по лестнице. Её изящные, тонкие, музыкальные пальцы скользили по мраморным перилам. Они словно ласкали камень. Алессандро подумал что под такими пальцами ожил бы любой Нет, он определённо пьян. В груди ещё ворочались раскаленные угли, а сердце стучало в вискахпосле разговора с Фальконе адреналин зашкаливал не на шутку, эмоции, которые по этикету принято было тщательно скрывать, требовали выхода. Алеку вдруг захотелось дать кому-нибудь по роже. Или заняться сексом. Хотелось выскоблить, вычистить из себя эту липкую, чёрную копоть, мешающую ему ясно соображать, и после, с пустой, свежей головой, подумать, что теперь делать. За десять лет мира с семьёй Фальконе он успел порядком расслабиться, растерять хватку и сосредоточиться на развитии легального бизнеса, ведь тылы были прикрыты. У него не было плана на подобный исход. Нужно обратиться к отцу за советом. Испоганить ему и без того вечно поганое настроение, получить обвинение в недальновидности Нет, фигура у Бланко просто божественная. Таких вообще не существует, она ему кажется.
Что, понравилась? Я видел, вы уже успели почирикать? Доброго вечера, мистер Корелли.
Прокурор Хамфри Осборн тёрся у дверей библиотеки, словно пёс, которому хозяева сколотили будку на улице и не пускали в дом, чтобы не наследил грязными лапами и не попачкал постели. Осборн ожидал новостей, как объедков со стола. Он улыбнулся, уцепившись короткими, округлыми, как сосиски, пальцами за край смокинга в раздумьяхподавать руку или нет. Алессандро взглянул на него так, что Осборн понялне стоит. Но Корелли задержался, вместо того, чтобы удостоив его сухим приветственным кивком, пройти мимо. Ведь речь шла об Изабелле Бланко.
Девчонка хороша, даже слишком, щелкнув языком, добавил господин прокурор.
Они оба смотрели, как она сходит с лестницы, едва касаясь пола, лишь с той разницей что Корелли смотрел с восхищением, а Осборнс предвкушением. С предвкушением того, что вечером свалит её лицом в подушку и
И поэтому вы её избили? невозмутимо уточнил Алессандро, с удовлетворением наблюдая, как на его толстой, блестящей от пота, изрытой ямами от оспин шее расцветают красные пятна. Корелли явно застал его врасплох, но прокурор, очевидно, не страдал муками совести.
Ох, птичка успела разболтать наши секреты? сунув нос в пузатый бокал с виски, усмехнулся Осборн. Сделал глоток, причмокнул губами, гаденько осклабился. Вы знаете, Алессандро, она ведь шлюха. Я серьёзно. Это вовсе не метафора. Я подобрал её с улицы. Она была как тощий котёнок, вечно голодная. Я её за руку поймал, когда она на моей кухне объедки жевала. Зато взгляните, какая она сейчас! Это я сделал её такой. Она моя. Я имею на неё полное право собственности. Хотите, дам вам её в аренду? На ночь, на недельку? Обкатаете, потом поделитесь впечатлениями.
Котик. Тебе, кажется, хватит.
Котик. Черт, надо же, угадал!
Изабелла подошла к прокурору со спины, положила ему на плечи обе руки, красноречиво заглянула в его бокал. Она слышала весь разговорАлек видел, как она побледнела и спала с лица. Бланко тщетно пыталась сдвинуть Осборна с места, увести подальше. Она спрятала глаза и не поднимала их выше лацканов его пиджака. Ей было стыдно. Ей было страшно, что он согласится.
Алессандро зло усмехнулся, не сдерживаясь, не прячась. Неловкость от предложения Осборна сменилась отвращением к этой сценесцене, где нимфоподобная Изабелла Бланко, пинком под зад спущенная на грешную землю, изо всех сил старалась соблюсти приличия. Отвращение сменилось яростью. Захотелось ударить. Ощутить, как кулак входит в мягкую, обрюзгшую щёку, ощутить как лопается кожа на чужой скуле, ощутить, как сила инерции гонит его вперёд, а потом вниз, следом за опавшей на пол прокурорской тушей. Замахнуться для нового удара
Милая, не лезь в мужские беседы. Сходи, скушай ещё бутербродик.
Котик
Нет, ну а что? Посмотри, какой красавчик! Неужели не нравится?!
Но кто он такой, чтобы осуждать её выбор?
Корелли развернулся и ушёл. Поискал глазами брата, сделал знак, что пора бы закруглиться. Формальности соблюдены, пища для размышления получена, пьяные выверты и чужие женщины его не интересуют. Глухой, журчащий, как водопад, голос Бланко растворился в сонме других голосов, Алессандро попытался не обернуться, и у него получилось.
-2-
Служащий вывел его машину из «конюшни» особняка, припарковал её возле выхода и с поклоном протянул ему ключи. Алек на автомате сунул ему в ладонь двадцатку. Последние десять минут он всё делал на автомате: перебрасывался с кем-то не обремененными смыслом любезностями, улыбался, продираясь к выходу, пил мимоходом виски. Осознал, что садится за руль сильно подшофеи всё на автомате. Алек усмехнулсяу Корелли не бывает проблем с полицией. Он воткнул рычаг передач и собрался было гнать с места да так, чтобы шины визжали погромче, как пассажирская дверь распахнулась, и в салон влетело создание в искрящемся платье цвета шампанского. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, но у него, кажется, получилосьИзабелла Бланко снова, как в ту злополучную ночь, сидела у него в машине.
Глава 7. Против воли
-1-
Послушайте, яшлюха, ясно?! Он вам не солгал.
Она бросила это ему в лицо с каким-то отчаянным вызовом. Так, словно ему должно быть до этого дело. Словно она разочаровала его и сейчас пытается оправдатьсяглупо, истерично.
Скажу вам по секрету, Изабелла, все женщины в этом зале за редчайшим исключениемшлюхи. Но ни одна из них в этом не признается, напротив, будет страшно оскорблена. У вас хватает силы духа и честности называть вещи своими именами. Браво. Что-то ещё?
Алессандро чувствовал, как сарказм закислил на языке. Он старался сохранять бесстрастность, но внутри колючим комом ворочались ярость, отвращение и, что странно, влечениенизменное, подспудное чувство к женщине, которая только что сама назвала себя шлюхой. Прежде он не испытывал ничего подобного, наверное, потому что почти всю сознательную взрослую жизнь был женат. Ошибки юности, мимолетные интрижкивсё то, что было до Габриэлестёрлось из памяти. Он вдруг почувствовал себя чудовищно старым. Стариком, так и не успевшим пожить.