Михаил Григорьевич Зайцев - Особое задание. Записки разведчика. Прыжок в ночь стр 11.

Шрифт
Фон

Ликвидация атамана Павлова, у которого руки были по локоть в крови советских людей, была актом справедливого возмездия. Кроме того, она вызвала в его войске панику и смятение. Многие павловцы, видя свою обреченность, стали сдаваться в плен партизанам.

В БРИГАДЕ «НЕУЛОВИМЫХ»

В апреле поступила радиограмма, где говорилось, что нашей разведгруппе - дяде Володе, его помощнику и мне - необходимо прибыть в распоряжение партизанской бригады майора Морозова, находившейся в Налибокской пуще.

Тяжело было расставаться с отрядом - столько пройдено и пережито вместе. Но приказ есть приказ. Особенно трудно было мне расстаться с Николаем Кепановым, моим боевым другом и наставником, которому я был обязан многим и, может быть, самой жизнью. Мы крепко обнялись.

- Ну держись, земляк. Не поминай лихом! - сказал Николай, и на его суровом лице что-то дрогнуло.

Мы стояли на развилке проселочных дорог. Было хмурое утро, отряд походной колонной прошел мимо нас, свернул к лесу, который смутно вырисовывался в туманном мареве и вскоре скрылся из наших глаз, а мы все стояли и смотрели ему вслед. Нас было всего четверо. Четвертым был наш проводник. До вечера мы дневали в небольшом лесочке. Неподалеку пробегала шоссейка, по которой мчались немецкие автомашины. Я забрался на дерево и стал наблюдать за ними. На дороге в этот день было очень большое движение войск. Прошли с грохотом танки и бронетранспортеры. Мы все это зафиксировали.

Отправились в путь ночью. Шли через какие-то опустевшие деревеньки и хутора. К утру остановились на отдых в густом бору, в старом почерневшем шалаше. Я сразу же крепко уснул. Сколько проспал, не знаю, но когда проснулся, солнце было уже высоко. У шалаша весело потрескивал костер, пахло чем-то вкусным, жареным. Мои товарищи обедали и встретили меня шутками, что, дескать, чуть не проспал обед. Я с большим аппетитом поел жареной свинины и печеной картошки. Дядя Володя передал мне текст радиограммы.

- Зашифруй и до ухода передай.

В радиограмме говорилось, что атаман Павлов ликвидирован у себя на квартире в Новогрудке нашим разведчиком, проникшим к нему в форме немецкого офицера.

Через час связь была налажена, и шифровка пошла по назначению.

Мы были уже недалеко от намеченной цели, когда чуть не влипли в чертовски неприятную историю, последствия которой могли бы стать для нас самыми неутешительными. Виновником этого был утренний туман, густой, как пар, плотно окутавший нас со всех сторон. Проводник местный, уверявший нас, что знает здесь все тропы и дороги как свои пять пальцев, вывел нас на шоссе. Мы огляделись и попробовали по карте разобраться, где мы находимся. Решили тут же у дороги немного обождать, пока рассеется проклятый туман. И действительно, туман стал постепенно редеть, и перед нами совсем неожиданно стали вырисовываться контуры жилых каменных построек й фигура немецкого часового, стоявшего от нас в 70-80 шагах. Мы осторожно присели у дороги в канаве, но кто-то из нас задел колючую проволоку, на которую немцы повесили всякие банки, при малейшем прикосновении создававшие страшный шум.

И тут часовой завопил:

- Хальт! Вэр да?

Как мне хотелось влепить в его морду под каской очередь из своего ППШ! И я уже было стал изготавливаться к стрельбе, но дядя Володя приказал вполголоса:

- Отходим направо, без приказа никто не стреляет.

Но проклятый фриц, видимо, уже нас обнаружил и ударил из своего шмайсера в нашу сторону. Пули низко просвистели над нашими головами.

Из домов повыскакивали немцы в одном белье, но с оружием. И тут началась страшная пальба. Они, как бешеные, палили во все стороны. Мы потихоньку отползли с дороги, добрались до кустарников, а там уже было не страшно, рядом виднелся густой лес. В лесу мы и разобрались, в чем дело. Оказывается, блуждая в тумане, мы зашли в районный центр Вишнев, где был сильный немецкий гарнизон.

- Эх, Макар, Макар, - посмеивался дядя Володя над обескураженным проводником, - что же ты в гости к фрицам нас привел?

Макар был явно смущен. Мы видели, что он очень переживал свою оплошность:

В канун Первого мая наша небольшая группа добралась до бригады морозовцев. Дозорные проводили нас через густой сосняк Налибокской пущи к штабу бригады. В штабе, кроме дежурного, никого не оказалось: все отмечали праздник на лесной поляне неподалеку. Нам предложили сначала вымыться в партизанской бане. Трудно передать удовольствие, которое мы испытали от горячей воды, сколько времени мы не были в бане, длительное время не снимали грязную, прокопченную у костров и пропитанную потом одежду. Отметить с товарищами праздник мне не пришлось. После бани я прилег на топчан и уснул как убитый. Сколько- времени спал, не знаю, проснулся от сильного взрыва где-то рядом. Немцы бомбили лес. В день первомайского праздника фашисты весь день совершали налеты на пущу, сбрасывая бомбы вслепую. Жертв среди людей .не было, убило только корову, которая гуляла на опушке леса.

К вечеру меня принял комбриг, майор Морозов, веселый, добродушного вида человек.

- Ну что же, будешь работать вместе с Иваном.

Когда я вошел в землянку радистов, навстречу мне поднялся молодой человек, лицо которого показалось очень знакомым.

- Вадим, дружище!

- Иван, вот где встретились!

Это был один из моих однокашников по нашей части.

Весь вечер мы провели вместе, вспоминали Ярославль, боевых друзей. О судьбе многих ничего не было известно. О некоторых прошел слух, что погибли.

Иван Кириллов уже давно был в бригаде морозовцев, поэтому, естественно, я в какой-то мере был подчинен ему. Но с первых же дней у нас установились старые курсантские отношения. Работали мы вместе, жили в одной землянке и все делили поровну. А работы было немало. С утра из штаба нам приносили сводки, которые было необходимо срочно передать в Центр. Один из нас садился за шифровку, другой за ключ, потом мы менялись. В передаваемых нами сводках отражалась боевая деятельность бригады. К этому времени морозовцы прочно обосновались в Налибокской пуще. Они контролировали большую территорию и совершали глубокие рейды в Польшу и Прибалтику. Кроме того, бригада имела надежную связь с подпольными партийными организациями, действовавшими в ближайших городах и селах, а также своих людей в гитлеровских гарнизонах и оккупационных учреждениях. Ежедневно .совершались диверсии, и вражеские эшелоны летели под откос, то и дело устраивались налеты на фашистские гарнизоны и опорные пункты. Слава о морозовцах росла с каждым днем.

Партизанская бригада «Неуловимые» по своему национальному составу была неоднородна. Русские, белорусы, украинцы, узбеки, казахи, татары - представители многих национальностей сражались в ее рядах. Был даже один француз, точнее, эльзасец.

Известно, что жители Эльзаса говорят на двух языках - немецком и французском, но себя большей частью причисляют к французам. Таков был и Эжен, молодой человек лет 25, стройный, голубоглазый, со светлыми усиками и волосами. Он был насильно мобилизован в германскую армию и направлен на Восточный фронт. Но нет, Эжен не собирался служить у тех, кто поработил его родину. При первой же возможности он бежал из своей части и однажды зимой в поисках партизан забрел в небольшую деревеньку. Жители были немало удивлены одинокому фрицу, который бродил по деревне и спрашивал партизан, единственное слово, которое они могли понять из его объяснений, сопровождаемых энергичной жестикуляцией. Деревня находилась в районе действия морозовцев, поэтому он вскоре очутился в штабе бригады. И когда к нему обратилась на немецком переводчица, сразу же заявил, что говорит по-немецки, но .сам не немец, а француз, гитлеровцев ненавидит и поэтому, чтобы бить их, пришел к партизанам. Ну, конечно, поверили перебежчику сначала с оговоркой: фашистская разведка использовала всевозможные каналы, чтобы забрасывать свою агентуру в ряды партизан.

После подробного допроса Эжена отвели в партизанскую баню, что сильно испугало его. В низкой землянке стояла невероятная жара, а густой обжигающий пар обдал его лицо, в клубах которого двое здоровенных парней дубасили друг друга вениками по распаренным докрасна спинам.

Француз ничего подобного никогда не видел и от испуга попятился было назад, но его заботливо раздели н как следует, по-партизански, попарили. После этого случая Эжен всякий раз, как наступал банный день, прятался. А когда об этом узнал командир, он усмехнулся и разрешил Эжену мыться самостоятельно.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке