Теперь запиши точно и без всякого трёпа
Начали разведку обстановки и люди из группы Маркова.
Первым в такую разведку отправился Савушкин. Вместе с тремя бойцами Будницкого он покинул базу перед вечером. За ночь они сделали почти тридцать километров и к утру вышли к железной дороге. По ту сторону дороги виднелся большой поселок, тянувшийся вдоль берега реки. Бойцы остались у дороги, а Савушкин направился в поселок. Он шел в открытую, хотя в кармане у него был документ не очень-то надежный, это была рукописная справка, свидетельствовавшая, что обладатель ее работает санитаром при немецком госпитале в Барановичах и отпущен на десять дней для розыска семьи.
Савушкин шел не торопясь, успевая заметить все: и одинокую фигуру женщины, рывшейся в земле на картофельном поле, и ребятишек, бегавших возле разрушенной церкви, и сутулого мужчину, перешедшего от дома к дому на окраине поселка, и даже жаворонка, висевшего над нескошенным лугом.
На окраине поселка Савушкин пучком травы обстоятельно обтер сапоги, выколотил о колено пыль из кепки и только тогда вошел на пустынную улицу. Мужчина, несколько раньше перешедший от дома к дому, стоял в тени дерева и смотрел на Савушкина. Поравнявшись с ним, Савушкин пошел прямо к нему.
Здорово, земляк! приветливо сказал он.
Здравствуйте, осторожно ответил мужчина, смотря на Савушкина.
Не скажешь ли мне, часом, много у вас тут осело народу из тех, что от войны бежали?
Не считал, угрюмо ответил мужчина.
Мне не счет нужен, печально и укоризненно сказал Савушкин. Я свою родню разыскиваю.
А другой заботы, как искать ветра в поле, у тебя нет?
Жена пропала, двое ребятишек понимать надо, тоскливо сказал Савушкин. В начале войны они снялись из-под Минска, по моему разумению, дальше этих мест они уйти не могли.
Жена пропала повторил мужчина. У людей все пропало, и то не ищут.
Они молчали.
Немцы-то в поселке есть? небрежно спросил Савушкин.
Чистых немцев нет, а холуев ихних сколько хочешь. Вон легок на помине. Мужчина показал на высокого усатого богатыря, вышедшего на крыльцо соседнего дома. Наш старший полицай господин Ферапонтов.
Он-то небось знает всех, кто у вас осел? спросил Савушкин.
Этот все знает, усмехнулся мужчина.
Савушкин направился к полицаю, продолжавшему стоять на высоком крыльце. Но вот он повернулся и перевел взгляд на приближавшегося к нему Савушкина.
Здравствуйте! еще издали громко и подобострастно произнес Савушкин.
Ну, ну, а что дальше? спросил Ферапонтов и положил руку на кобуру нагана.
Савушкин рассказал, что привело его в поселок.
Бумага у тебя есть? низким, басовитым голосом спросил Ферапонтов.
А как же, вот! Савушкин протянул ему свою справку.
Ферапонтов внимательно ее прочитал, сложил и отдал.
Зайди в хату, сказал он и, посторонясь, пропустил Савушкина мимо себя.
Они сели к столу. Больше никого в просторной светлой хате не было. Очевидно, вечером здесь происходила попойка: на полу и на лавках валялись пустые бутылки, на столе на смятой немецкой газетеостатки еды. От Ферапонтова несло кислым перегаром.
Тэк-с сказал он, положив на стол узловатые руки с черными ногтями. Так ты, значит, прешь от самых Барановичей?
Ну да! Где пешком, где подвезут. Савушкин помолчал и добавил со вздохом:Ребятишек жалко.
Ферапонтов хмыкнул.
Жалость теперь не в моде. А только с двумя ребятишками у нас никого нет. Это я тебе официально говорю, я тут каждую собаку знаю, а собаки знают меня, Ферапонтов рассмеялся, и Савушкин понял, что он пьяный: или с ночи не протрезвился, или опохмелился недавно. А у тебя ряшка гладкая, при госпитале, видать, жить можно, продолжал Ферапонтов добродушно.
На харчи жаловаться нельзя. Потому я и семью стал разыскивать. Мог бы легко ее прокормить, а это теперь самое главное.
А деньги платят?
Какие деньги? Да и на кой они мне, что на них купишь? жалостно сказал Савушкин, а Ферапонтов продолжал басовито:
Как поглядишьприжимистый народ эти фрицы, копейки человеку зря не заплатят. Нам, полицаям, положили жалованьесмех один. И прямо объяснили: у вас, мол, есть много возможностей для заработка. Понял, куда указуют? Ну, мы, конечно, и не теряемся. Я вот домину себе отхватил. Тут, брат, жил сам председатель исполкома. Пожил, и хватит, дай другим пожить Он снова рассмеялся. Hу а как в ваших краях, спокойно?
А какое же может быть беспокойство? Немцев набито там, как сельдей в бочке. Одних госпиталей в Барановичах четыре штуки, потом штабы всякие, канцелярии. Каждый день в саду музыка играет, кино крутят.
Вон как! удивленно сказал Ферапонтов и доверительно наклонился к Савушкину. А у нас тут начинают кино крутить партизаны, понял?
У нас не слышно, в тон ему сказал Савушкин.
А у нас, брат, и слышно и видно. Он еще ближе придвинулся к Савушкину и обдал его таким ядреным перегаром, что противно стало дышать. А полицай, как видно, находился в том состоянии опьянения, когда ему требовался слушатель для его пьяных разглагольствований. Ну что ж, лучшего слушателя, чем Савушкин, ему не найти. Ферапонтов положил свою тяжелую лапу на плечо Савушкина и продолжал:Да Третьего дня мост на шоссе начисто снесли. Давеча эшелон с бензоцистернами опрокинули и зажгли. Во кино было! За десять верст видно. Ну и народ сразу, точно его подменили. Вчера вечером у одной вдовицы телка забирали, так она такие угрозы начала орать, что пришлось ее приложить к земле-матушке. Или вот сосед мой, Малахов, ты к нему, я видел, подходил. Он же спит и во сне на меня зубами щелкает. Мы у него и мотоцикл забрали и мебелишку вытряхнули. А главное, он тут при славе состоял, вкалывал по-стахановски на дороге. А теперь нуль с палочкой. Оттого у него и злость. Ну, ничего, ничего, или он смирится, или фрицы до него доберутся.
В этом роде у нас работа почище, шепотом, тоже доверительно сказал ему Савушкин. В госпитале добра своим не делаешь, но и зла им тоже не творишь.
Какие они мне свои? вдруг вскипел Ферапонтов. Я через этих своих два раза небо через решетку разглядывал. Что мне, за это добром им платить, что ли? выкрикнул он и сразу сник, запустил руку куда-то под лавку и, как фокусник, вытащил оттуда бутылку водки. Не хочешь?
Как не хотеть улыбнулся Савушкин, разглядывая бутылку. Смотри, московская! С начала войны не видел.
Ее не глядеть надо, сказал Ферапонтов, наливая водку в захватанный руками граненый стакан. Пей, я уже опохмелился.
Савушкин выпил, закусил огрызком сала и подумал, что он первый раз в жизни выдул сразу почти целый стакан водки. По телу разливалось тепло, в голове зашумело.
Нелегко с отвычки, сказал он, виновато улыбаясь, и взял со стола еще кусок сала и ломоть хлеба.
Вообще с этих мест лучше подаваться туда, к вам, от фронта подальше, говорил Ферапонтов. Значит, у вас там, говоришь, спокойно?
Вполне.
Вот погляжу, как дальше будет, и, если увижу, что фрицы порядок сделать не могут, подамся до ваших мест. Поможешь с работой?
А чего ж не помочь по-земляцки?
Где там искать тебя?
Спросишь госпиталь номер три, и все. А там меня всякий знает. Спроси Егора, и сразу укажут. Ну, спасибо за приют и угощение. Пойду дальше искать. Савушкин встал.
Иди, коли хочешь, а только зазря ноги натружаешь. Разве ж можно сообразить, куда твоих забросило в этом коловороте? Ферапонтов поднялся и протянул Савушкину свою ручищу. Но раз надумалиди
Пройду за Борисов немного и ворочусь, сказал Савушкин. До свидания, коли не шутил про переезд.
Тут, брат, не до шуток запустив руку в кудлатые волосы, мрачно сказал Ферапонтов. Фрицы хитрюги, дорогу они берегут, а мыберегись как хочешь. А нас-то, полицаев, трое на весь поселок. Вот и соображай, какие тут могут случиться штуки
Савушкин вышел из поселка и зашагал обратно к железной дороге. «Можно было без шума прикончить гада», подумал он. Но приказ Маркова безоговорочно запрещал подобные действия.
Перейдя через полотно, Савушкин вскоре сошел с дороги и углубился в кусты, где его ждали бойцы сопровождения. Ночью они вернулись на базу
Марков внимательно слушал рассказ Савушкина об этой первой разведке. Все казалось важным. И то, что в деревне нет немцев, и то, что полицай Ферапонтов уже трусит. И то, что поблизости начал действовать какой-то партизанский отряд, а явно патриотически настроенный железнодорожник почему-то сидит в деревне. Все это может пригодиться