О чем писать теперь? Я вижу вокруг себя только нищету и бедствия.
Она считала, что будни безобразны.
Находились и другие люди, которым были непонятны взгляды Бетти Барбы на красоту. Например, милиционер Ганеев. Он принес старой художнице целый мешок белой пшеничной муки, чтоб она нарисовала его портрет.
Ты некрасивый, отказалась художница. У меня нет желания тебя рисовать.
Рассказ об этом рассмешил Татьяну.
И Барба смеялась.
Ты знаешь эти стихи Саши Черного? спросила она.
Портрет готов. Карандаши бросая,
прошу за грубость мне не делать сцен.
Когда свинью рисуешь у сарая,
на полотне не выйдет belle Hélène.
Жизнь как дорога, и попадается на ней всякое Иной раз из-за такого ничтожного камешка, вроде нашего Ганеева, может опрокинуться в канаву целая телега
Бетти нарисовала большую часть жителей Такмака. Художница написала портрет Латыша Клауса. Все привыкли видеть улыбку на его лице, но на портрете у Клауса были необычные, печальные глаза. В Нелли, дочке школьной учительницы, были черты пожившего человека и боль внутренних переживаний. Сначала Мария яростно спорила, но потом согласилась.
Однообразие убивает, рассуждала она. Большую часть дня мы думаем о еде. Война идет. А мы? Какую пользу мы приносим? Где наши подвиги? Разве ваши рисунки выиграют войну?
Невежа! Я учу людей красоте.
Это не имеет сейчас никакого значения! воскликнула Мария горячо и убежденно.
Чего же ты губы-то красишь, если это не имеет значения? спросила непоколебимая Бетти Барба грохочущим басом.
Вся деревня была полна Бетти Барбой, и никто не смеялся, когда она стремительным шагом шла мимо в своем клетчатом полупальто, надвинув шляпу на глаза. И никого не удивляло, что она по делу и без дела появлялась в правлении колхоза, сидя со стариками перед тлеющей печью, потягивала козью ножку. Она собирала для Красной Армии шерстяные вещи, ходила на зерносушилку, навещала в больнице раненых и организовала борьбу с волками.
Больше всего ее ждали в детском саду. Из каждого кусочка бумаги что-нибудь получалось кораблик или утенок, из кусочков ваты и перьев птица, из чечевицы орнамент, из соломы корзиночки. Она рисовала спящих детей и ругалась с воспитательницей:
Почему ты не научила детей правильно держать вилку? Смотри, как они варварски едят!
Тоже мне наука! вспыхнула рассерженная воспитательница. Разве не все равно, как ее держать?
Вилкой нельзя размахивать, как вилами. Вот вырастут большими и начнут обвинять никто не научил!
А мы не жеманные мещане! вспылила воспитательница.
Поэтому и нужно научить.
Через полчаса Бетти Барба вернулась в детский сад, чтобы сказать еще:
Зачем пластика? Зачем балет? Для чего требуют от детей в школе хорошего почерка? С едой то же самое.
Смешно об этом говорить, когда на столе только хлеб и картошка, усмехнулась воспитательница.
Хлеб с картошкой хорошие вещи. Очень важно. Без этого нам не выиграть войну! не сдавалась Барба. И она приходила каждый день к обеду, следить, чтобы дети держали вилки как полагается.
7
Метель. Такая же, как в тот день, когда Лутсар пришел проститься с Еэвой. Тогда тоже был банный день, Еэва заворачивала ленивые розовые тела в простыни, на руках носила их в спальню, она испытывала к детям огромную нежность и не могла удержаться, чтобы не поцеловать кого-нибудь, не шлепнуть, не подбросить вверх.
Дети спали. Еэва накрыла стол в своей маленькой каморке с белой печью так же, как в тот раз. Она стояла у окна и ждала. Сквозь падающий снег сонно мигали огоньки деревни, и расчищенные утром дорожки были заметены снегом.
Напрасно Еэва боялась, что расстояния разлучают. Она отряхнула снег с шапки Лутсара и неловко дотронулась рукой до замерзшего лица мужчины.
А ты и не рада? спросил Лутсар. Еэва положила его руку себе на сердце. Это был ответ.
О-о! На столе ломтики холодного мяса, огурцы, соленые грибы и пирог с капустой.
У тебя хорошо, признался Свен Лутсар, посмотрел многозначительно и налил в рюмки водку.
Всем давали. Я берегла для тебя, сказала Еэва про водку. Ты получил мою последнюю посылку?
Был тронут, поклонился Свен. Его верные глаза увлажнились и заслужили поцелуя Еэвы.
Расскажи, как ты живешь?
Мне нечего рассказывать, Еэва.
Совсем нечего?
Ты все знаешь. Работаю в школе.
Еэва не поднимала глаз от тарелки соленый гриб все соскальзывает с вилки.
А по вечерам? спрашивала она.
По вечерам были военные занятия Иногда у меня лекции.
А иногда?
Лутсар засмеялся, обнажая большие красивые зубы.
Тебе там нравится?
Но я же не сам пошел, меня назначили.
Лутсар поднес стакан к губам, поцеловал его и, вытаращив глаза, плеснул водку прямо в горло. Что-то незнакомое появилось в его разговоре и движениях. Или это только так казалось?
Как они живут?
Кто?
Ситска и другие. Ты их видишь?
Лиили ушла.
Это ты писал. Я была очень расстроена. Может быть, она вернется, когда узнает все трудности одиночества.
Лутсар пожал плечами. Такие женщины его не интересовали. Слишком умные, слишком чувствительные, слишком требовательные. Недотроги!
Йемель удрал с деньгами Абдуллы и колхозной лошадью, сказал Лутсар.
Я слыхала. Кто бы мог подумать, что из этого бездельника настоящий мошенник получится?
Лутсар сосредоточенно ел, энергично двигая челюстью. Еэва сидела глубоко задумавшись. Она теперь часто вспоминала своих земляков. Разве время в Такмаке не было прекрасным праздник у Ситска, история Популуса о шведском маляре, который сделал Иосифу лицо поумней, трижды покрыл матом жену Пентефрия и исправил абсолютно испорченную Магдалину!
Чудесными теперь казались Еэве летние вечера, когда она пекла оладьи, а Тильде молола кофе, дробила бобы бутылкой. Потом приходил Роман Ситска, такой красивый и веселый, и, глядя на него, Еэва всегда чувствовала грустное пощипывание в горле, нежность и тоску по родине. Они пели и разговаривали.
Еэва рассказывала об этом даже поварихе. Однажды после тяжелого дня они ели в кухне.
«Теперь хорошо об этом вспоминать», сказала Еэва.
«Да, согласилась повариха. Когда пройдут годы, это время тоже станет для нас близким и дорогим воспоминанием».
Последние слова поварихи запали Еэве в сердце.
А Популус? Он выздоровел? спросила Еэва.
Я его не знаю.
А Ситска по-прежнему красив?
Лутсар пожал плечами. Разве можно понять, кого женщины считают красивыми. У них в полку был когда-то младший офицер, кривоногий и волосатый, как павиан, а женщины бегали за ним как сумасшедшие
А Кристина?
Лутсар пожал плечами. Для чего ему этот ребенок и связанные с ним беспокойства, неприятности? Иногда, когда искушение становилось слишком сильным, когда Кристина ждала его с такой готовностью, Лутсар уходил к Аньке. К жадной Аньке, которая требовала щедрых подарков за свой обильный стол и любовь. Эта женщина по-своему понимала любовь. В ее глазах семидесятилетний богач Абдулла был гораздо милее цветущего Лутсара.
О нет, Лутсар не был слеп. Он не идеализировал своих дульциней, как Роман Ситска. Он видел Аньку как раз такой, какой она и была. Его раздражали ее грубость, жадность, невежество и достойное первобытного человека восхищение всякими блестящими предметами даже своим детям она пришила на рубашки золотые шинельные пуговицы. Лутсар внутренне возмущался Анькиной вызывающе пышной грудью, безвкусицей в одежде, которую Анька без разбора скупала, но не умела носить, Анькиной привычкой шмыгать носом, ее манерой не смеяться, а просто ржать. Но несмотря на все это, он стремился обладать ею, ревновал и готов был убить Абдуллу, обнаружив его в комнате у Аньки. При этом Анька стояла в коротенькой комбинации и презрительно пожимала плечами. Ей нравилось, когда мужчины схватывались из-за нее, но она прекрасно умела сдерживать их и мирить.
Свен, тихо спросила Еэва, о чем ты думаешь?
Ни о чем. Я опять с тобой!
Они все еще сидели на расстоянии друг от друга.