Сейчас это казалось нелепым мальчишеством. И уж никак не хотелось называть так достойно русских ублюдков с их погаными минами и засадами.
Фельдвеба, а одну кошечку спалил слепоглазый идиот из соседней дивизии. Тремя снарядами! Потом оправдывался, что принял за Ивана. Им, говорят, не сообщили, что мы тут будем или еще почемуто силуэт принял за русский!
Немыслимый бардак! Мыгерманская армия, где порядок, черт бы драл штабных недомерков! буркнул наводчик.
Техники говорятсаботаж обнаружили. В ремонтируемых машинахв баках болты и гайки, в одной в коробке передач куски жести нашли. Всех хиви перевели от нас, заменили другими. И пехоты для наших кисок не было сегодняподлил масла в огонь Гусь.
Это понятно, мы как прикомандированные к «Великой Германии», а прикомандированныевсегда сироты. Нам все в последнюю очередьрассудительно заметил Поппендик, неприятно пораженный известием о том, что вполне могут обстрелять и свои, он и предположить не мог, что кто-то из немецких танкистов не будет знать о прибытии нового типа танков. Еще и саботаж. Что-то не так, совсем нет порядка.
В пехотном полку штабников сильно побило, убит сам адъютант полковой и два оперативных офицера, артобстрел накрылне без удовольствия показал свою осведомленность Гусь.
Веселохмуро резюмировал наводчик и встрепенулся, прислушиваясь. Пихнул заряжающего и с намеком протянул ему свой котелок.
Это ты чего? вытаращился очкарик.
Не слышишь? Кухня прибыла и транспортеры боеприпасов. Беги, пока горячее, а то не успеешь.
Заряжающий уставился на командира танка и тот кивнул. Сам он не услышал кто приехал, но на наводчика можно было положиться, он обладал отменным слухом, нюхом и видел как орел.
Гремя котелками радист и очкарик поскакали рысью, так как и впрямь кухня ротная прибыла. Опять получилось по три порции, жрать горячее было приятно. Менее приятно было грузить снаряды, но так как для экипажа Поппендика бой был недолог, то и погрузку успели провести быстро.
Ночь прошла спокойно, а утро было горячимчерт их знает откуда приперлись на бреющем «бетонные самолеты», выскочившие с юга, отчего зенитчики по раннему времени не успели открыть огонь, и штурмовики без малейших помех, как на учениях сыпанули сотнями маленьких бомбочек и тут же смылись.
Под эти несерьезные фиговины попало шесть кошек и три грузовика тыловиков. Отстоять их не получилосьвспыхнули сразу и даже автоматические системы пожаротушения двигателей не помогли. Пантеры, полностью заправленные и загруженные боезапасом под завязку горели величественно и мощно. Из зоны поражения чудом выбралось дюжина танкистов, трое из нихраненые. Повезло тем, кто по фронтовой привычке спал под машинами. Остальные горели теперь вместе с танками. Пытавшиеся потушить горящую технику вынуждены были отступить перед яростным жаром, смотрели мрачно.
Прекрасно начался день, ничего не скажешь! Дальше пошло точно так же, весь день бодались с Иванами за какой-то слова доброго не стоящий хутор, брали его дважды и дваждыоставляли, потому как русские танки с пехотой атаковали яростно и умело.
У Поппендика уже вечером заклинило башню и сорвало дульный тормоз, наверное снарядом, потому как прицел у пушки после этого оказался сбит чудовищно и при стрельбе она дергалась так, что пугала не только наводчика и фельдфебель велел прекратить огонь.
Зато за собой экипаж записал два танка, одинсовершенно точно, потому как вырвавшийся вперед Т-34 остался пылать косматым рыжим огнем.
Командир взвода как обычно обругал невезучего командира танка, но новый ротный разрешил отойти и сдать ремонтникам танк, благо те сумели восстановить почти тридцать машин и не на всех были экипажи.
Дрались кошки до ночи и даже Поппендик успел вернуться, только теперь на его машине эмблемаголова пантеры с зло оскаленной пастью была не красного цвета, как положено в его роте, а синего. Киса была из другой роты, но сейчас уже на это не очень обращали внимание, обеспечить техникой целые экипажи было важно.
На то, что положенный порядок теперь стал каким-то хаосом, Поппендик уже рукой махнул. И с арифметикой теперь ничего не вытанцовывалось, потому как когда Гусь вечером притащил на хвосте сведения о том, что в полку всего двадцать машин боеспособно, при том, что тридцать отремонтировали, то об этом фельдфебель и думать не стал. Вяло черпал ложкой вкусный суп, хрустел крепкой луковицей и радовался тому, что живой и целый.
Жрать к вечеру очень хотелось, особенно после того, как прошел бодро день, но аппетит сильно попортило то, что чертовы ремонтники не утрудились убрать в танке после ремонта, да и не все починилизаклинивший командирский люк пришлось самим закрывать и ремонтировать. Самого Поппендика сильно удивил тот факт, что ему отдали танк из чужой роты, но и тут ему утер нос всезнающий Гусьпоказав торжественно странную вмятину на крыше башни рядом с заклинившим люком. Маленькая дырочка в центре вдавленности, сама вмятина размером с глубокую суповую тарелку. Пустяк.
Снисходительный водитель пояснил, что это как раз воронка от попадания в танк маленькой советской авиабомбы кумулятивного действия, которыми Иваны густо посыпают кошек с самого начала операции. И до фельдфебеля дошло, почему стенки в башне забрызганы и измазаны уже высохшей кровью, а под командирским сидением, на котором изорвана обшивка, нашли чье-то оторванное ухо с лоскутом кожи, покрытым короткострижеными темными волосами. При том, что видновсе же уборка в Пантере имела место до передачи. И кровь размазана тряпками и рваная обшивка кресел почищена и на полу кроме завалившегося подальше уха нет всякого мусора.
Выяснять судьбу экипажа не хотелось. И так понятно, что не стало у машины экипажа, иначе бы черта лысого отдали целую коробку в другую роту. Просто бы скомплектовали из своих безлошадных панцерманнов новый. А тутвот так.
И это портило настроение, словно передали с металлической кошкой то самое «злосчастное горе» из бабкиных средневековых сказок. И совершенно нерационально для цивилизованного европейца возникало желание вернуться в свою первую Пантеру, которая так старательно и достойно защитила их, отбивая стальным лбом и боками густо летящую смерть.
Поппендик свысока потешался над суеверным отцом, например, когда тот рассказывал, что в Великую войну солдаты старались не надевать сапоги и ботинки, снятые с мертвецов, меняя их на любые другие и веря россказням, что они сняты с живых, и что когда сам папаша вынужденно походил пару дней в ботинках покойника у него мигом развилась «окопная стопа», как называли отморожение ног, полученное при постоянном нахождении в воде, даже и плюсовой температуры. До того месяц ходил в перевязанных проволокой развалившихся сапогах, и ничего, хотя окопы и залиты были гнилой французской водой по колено, а как надел снятые с убитого американца новехонькие крепкие башмакитут же и конец ногам! Толковал папаша, что это явно мертвяк нагадил проклятием.
Тогда фельдфебель вовсю потешался над отсталым стариком, но сейчас, сидя в новом танке поневоле чувствовал, словно это не боевая машина, а чужой заброшенный склеп, использованный уже гроб. Не защита, а саркофаг на гусеницах. И это морозцем прохватывало спину, которой и так не очень удобно от того, что спинка кресла была драной и неровной. И странное ощущение чужого недоброго взгляда со стороны.
Остальной экипаж тоже чувствовал себя не лучшим образом, кроме хорохорившегося Гуся.
Бросьте хмуриться, парни. Нам досталось отличное наследство!
Чертов дуракбуркнул заряжающий.
Не надо киснуть! Кресты ждут нас! продолжил веселиться Гусь.
Деревянные!
Тебя, кисломордого, возможно. А я настроен на пару железных!
Поппендик только вздохнул, слушая перебранку экипажа. В начале сражения он и сам был совершенно уверен, что скоро украсит свой китель парой крестов. Сейчас эта картина померкла. И взгляд все время притягивала маленькая дырочка в броне крыши. И казалось, что висок и ухо холодит ветерок, невидимой струйкой текущий в эту самую дырочку.
Командир танковой роты старший лейтенант Бочковский, за глаза прозванный своими бойцами «Кривая нога».
Тишину раннего ясного утра нарушал только жаворонок. Мирно и спокойно было все вокруг, словно бы и нет войны. И это категорически не нравилось, особенно потому, что означало неприятный фактвпереди наших уже немцы раздавили. Бой вдали еще был слышен ночью, когда он привел на эту высоту свою ротудесять новехоньких Т-34, усиленных стрелковой ротой и артиллерийской батареей.