Немецкий «Шторьх» шел над лесом, едва не касаясь колесами верхушек деревьев. В своем классе это был один из наиболее удачных самолетов Германии, вполне сравнимый с русскими У-2 или Р-5, однако боевым самолетом этот трехместный моноплан не был, и снижаться над забитым войсками противника лесом хрупкой машине явно не следовало. Летчик «Шторьха» успел заметить, как из глубины лесной проплешины потянулась к самолету светящаяся трасса русского ДП, но это было последнее, что он видел в своей жизни. Всего три пули ручного пулемета нашли цель: одна, дробя кости снизу вверх, насквозь пронзила тело летчика, по пути разорвав сердце, две другие перебили рулевую тягу и заглушили мотор.
«Шторьх» не упал в лес, как это случилось бы с более тяжелым самолетом. Почти без вмешательства оставшегося в живых и даже не раненого второго пилота он удачно спланировал на лесную опушку. Прокатившись метров двадцать по траве так же удачно подвернувшейся поляны, самолет, попав колесом в рытвину, круто развернулся и остановился. Посадка была весьма жесткой.
Обер-лейтенант Эрвин Буш, второй пилот «Шторьха», с трудом выбрался из кабины. Размазывая по разбитому лицу кровь, он освободился от парашюта, достал пистолет и, оглядываясь на двух бегущих к самолету красноармейцев, кинулся в чащу леса.
Согласно инструкции по работе с секретными документами он должен был немедленно уничтожить секретную почту и лишь потом принимать меры к собственному спасению. Но ему явно не хватало времени ни на первое, ни на второеего догоняли. Не целясь, пытаясь отпугнуть, он дважды выстрелил в сторону преследователей и с удивлением отметил, что один из них упал. Второй в прыжке достал его и выбил из руки вальтер. Захватив сгибом локтя шею немца, он свалил его на землю. Обер-лейтенант, пытаясь ослабить захват, хрипел:
Их верде мих зо ви зо нихт эргебен! [2]Кровь заливала ему глаза, но он продолжал сопротивляться. Шайскерль! Зо айнфах кригст ду мих нихт! [3]
В этот момент, тяжело дыша и прихрамывая, подбежал раненый красноармеец и прикладом автомата с ходу ударил немца по голове. Обер-лейтенант обмяк и без звука сунулся в траву.
Капитан Ракитин, вытряхивая на расстеленную у лесного шалаша плащ-палатку содержимое полевой сумки захваченного обер-лейтенанта, укоризненно покачал головой:
Вы бы полегче, ребята! он повернулся к стоявшим перед ним двум сержантам. Разве можно арийца так по кумполу бить?! Неровен час, отлетит его душа к немецкому богу, а он нам живым нужен. Эх, Резунов, Резунов!
Тот, кого назвали Резуновым, смущенно произнес:
Дак стрелял же, товарищ капитан. Ногу вон, гад, прострелил, сержант осторожно прикоснулся к левой окровавленной штанине.
Между тем капитан, подняв с плащ-палатки толстый, с сургучными печатями, пакет, присвистнул:
Вот это номер!
Лежащий рядом на траве немец зашевелился, приподнялся на локтях, сначала с недоумением посмотрел на русского командира и, увидев пакет в руках капитана, затрясся от неподдельного ужаса.
О, майн готт! [4]мучительно простонал он и рухнул на траву, забившись в истерических конвульсиях.
Резунов, отпрянув от немца, повернулся к стоящему рядом сержанту:
Слышь, Васин, может, связать его?
Зачем? флегматично ответил тот. Пусть подрыгается, Васин усмехнулся. Пусть. Ему еще не так дрыгаться придется.
Капитан Ракитин, не обращая внимания на происходящее, вскрыл пакет и стал торопливо просматривать его содержимое. По мере того, как он, беззвучно шевеля губами, с видимым трудом преодолевал немецкий текст на вынутой из пакета карте и нескольких приложенных к ней документах, движения его становились все суетливее, а в глазах появилось шальное выражение. Просмотрев бумаги, капитан сдвинул фуражку на затылок и восторженно посмотрел на сержантов, едва справляясь с волнением и потрясая перед ними пачкой вынутых из пакета бумаг.
Знаете, что это?! Сделав ударение на слове «что», он закрыл глаза и покрутил головой от одному ему понятного удовольствия.
Васин и Резунов, переводя взгляды с капитана на катающегося по траве в истерике немца, с опаской отодвинулись от них еще на пару шагов. Наконец, спохватившись, капитан заставил себя успокоиться. Он сунул бумаги в пакет и положил его в полевую сумку.
Значит так, капитан ткнул пальцем в сторону Резунова, мухой к радистам! Тащи их обоих сюда, и капитан указал на шалаш.
Ты, ткнул он пальцем в грудь подошедшего Васина, галопом к самолету, да захвати с собой старшину Он хороший технарь, в БАО [5] служил. Посмотришь, можно ли самолет запустить. Пусть старшина кого надо с собой возьмет. Только не тяните резину, времени в обрез, Ракитин энергично, словно подгоняя, махнул рукой:Давайте. Живо!
Через несколько минут вокруг лесного шалаша, второй день служившего местом ночлега командира и помещением штаба выходящей из окружения группы капитана Ракитина, обстановка заметно оживилась. Радист колдовал над аппаратурой, а сам капитан и собравшиеся вокруг него командиры взводов склонились над извлеченной из немецкого пакета оперативной картой. Сержант Резунов, пристроив поудобнее раненую ногу, сидел рядом на пеньке с карандашом и толстым блокнотом в коленкоровом переплете.
Записывай, Резунов, оторвался от карты капитан Ракитин. Значит так, он подошел к сержанту и начал медленно диктовать, сверяясь с документами, которые веером держал в руках:Командный пункт танковой группы Гудерианав Борисове. Первая кавалерийская дивизия обеспечивает фланги юго-восточнее Бобруйска. Третья танковая дивизияв районе ЖлобинРогачевНовый Быхов фронтом на север. Четвертая танковая дивизияСтарый Быхов. Десятая мотодивизияСтарый Быхов в пункте предполагаемой переправы.
Ракитин присел рядом с сержантом на корточки и, заглядывая ему в блокнот, продолжал:
Десятая танковаяюжнее Шклова. Дивизия СС «Рейх»у Павлова, несколько частей из состава этой дивизии южнее Могилева обеспечивают правый фланг корпуса. Пехотный полк «Великая Германия»у Белыничи. Восемнадцатая танковая дивизияюжнее Толочина. Семнадцатая танковая дивизияу Замостья. Двадцать девятая мотодивизия сосредоточивается юго-западнее Толочина для наступления на Копысь.
Ракитин вдруг умолк, и в его глазах, только что азартно горевших, появилась озабоченность. Ни к кому персонально не обращаясь, он задумчиво проговорил:
Ну, пошлем мы в штаб армии радиосообщение, а где гарантия, что немцы его не перехватят и не расшифруют, тоже ведь не дураки. Потом перегруппируютсяи вся наша работа коту под хвост. Ракитин плюнул с досады, встал и повернулся к подходившему к шалашу сержанту Васину:Ну что, сержант?
Все в порядке, товарищ капитан, Васин широко улыбнулся, самолеткак часы, можно сказать, к полету готов. Мы и полянку на всякий случай расчистили.
Не надо поляну. Катите самолет к дороге, только аккуратно.
Ракитин оживился. Выслушав Васина, он подошел к радисту и спросил:
Работает твоя шарманка, а, Богачев? Вечно у тебя проблемы. Как только связь нужна, так батареи у тебя садятся или еще что-нибудь приключается.
Обижаете, товарищ командир, сидящий на корточках перед рацией Богачев поднялся навстречу Ракитину, моя, как вы сказали, шарманка при желании свяжется хоть с Генеральным штабом.
Жуков мне, сержант, не нужен, пусть командует своим штабом, ты мне штаб 13 й армии дай!
Радист снова присел у рации. Он понимал, насколько сейчас важна связь.
Связаться со штабом армии так и не удалось. Когда радист скрепя сердце докладывал об этом Ракитину, то готов был провалиться сквозь землю, втайне сетуя на себя за хвастливость. Однако капитан воспринял это достаточно спокойно, он понимал, что надеяться на латанную-перелатанную рацию с полудохлыми батареями по меньшей мере наивно. Вместе с тем уходило время, и это сводило ценнейшую информацию к нулю.
Богачев, капитан, видимо, на что-то решился, бросай свой ящик, пока нет нормальных батарей, и веди сюда пленного. Там он, под деревом, валяется. Капитан согнал с пенька Резунова, сам уселся на его место и пристально посмотрел в глаза немцу, которого буквально за шиворот подтащил к Ракитину радист: