Ты что-нибудь понимаешь, сержант?
Поют, товарищ лейтенант.
Сам слышу, что поют.
Титоренко поднялся на ноги и, напрягая слух, с полминуты стоял неподвижно.
Пошли, наконец сказал он и махнул рукой Васину, пошли к бойцам. Все равно ни черта не разберешь!
Пока лейтенант, стараясь не шуметь, пробирался между придорожных кустов, он с неудовольствием думал, что обстановка осложняется и к штабу армии скорее всего придется пробиваться с боем, а он, кроме сержанта Васина и в какой-то степени пулеметчика Деева, мало что знал о других новичках. Так, мысленно упрекая себя за нерадивость, мрачнея лицом, он подошел к месту остановки группы. Тревога, отразившаяся на лице командира, не осталась незамеченной, Деев и автоматчики потянулись к оружию, составленному у ствола сосны. Лейтенант жестом приказал им двигаться за ним и быстро отвел бойцов глубже в лес. Заметно вечерело, и в чаще леса становилось все сумрачней. Остановившись на крохотной полянке и распорядившись привязать лошадей, лейтенант присел на толстую валежину, жестом пригласив всех садиться рядом.
Значит так, сказал лейтенант, вздохнув, не исключено, что впереди, причем достаточно близко, противник. Как он оказался у нас в тылувопрос чисто риторический, главное, что противник в наличии и с этим приходится считаться. Что из этого вытекает? Титоренко в сердцах стукнул кулаком себя по колену. А вытекает из этого одно: надо уходить в лес и двигаться лесом. У нас приказдойти до штаба армии, значит, ввязываться в бой мы не имеем права.
Лейтенант встал и, оправляя гимнастерку, сказал:
Вопросы есть?
Есть, товарищ лейтенант, Васин встал следом. За ним поднялись остальные. Сержант тоже согнал под ремнем складки гимнастерки за спину и повторилЕсть вопросы, товарищ командир, и, обращаясь не к Титоренко, а ко всем, заговорил:То, что мы должны во что бы то ни стало добраться до места назначенияясно, но впереди ночь. А если идти по лесу, да еще по незнакомому, да еще ночью Васин развел руками и посмотрел на лейтенантаМы не успеем к утру. Никак не успеем, товарищ лейтенант.
И какие у тебя предложения, сержант? Титоренко посмотрел Васину прямо в глазаКак сложно ночью по лесу идти, знаю, но еще лучше мне известно, что бывает за невыполнение приказа.
Товарищ лейтенант, Васин вытянулся по стойке смирно, разрешите сходить в разведку! Я быстро обернусь, тогда и решите, что делать.
Титоренко сам понимал, что необходимо уточнить обстановку, но времени было в обрез, тратить его даже на весьма полезные вещи было нежелательно. Не ответив на предложение сержанта, лейтенант снова присел на валежину и посмотрел на Васина снизу вверх.
Дай-ка своего табачку, сержант, и, обращаясь ко всем, сказал:Можно покурить и оправиться.
Бойцы снова расселись вокруг командира и молча закурили. Лейтенант, окутанный клубами табачного дыма, о чем-то напряженно думал. Наконец, ткнув самокруткой в ближайший ствол дерева, загасил окурок и как человек, пришедший к определенному решению, энергично встал и приказал построиться.
Слушайте боевой приказ, заговорил он сухим командирским тоном. Впереди по шоссе на расстоянии до трехсот-четырехсот метров, ориентирсухое русло ручья, обнаружены признаки наличия противника. Учитывая крайнюю необходимость прибыть к месту дислокации штаба армии не позднее завтрашнего утра и невозможность соблюдения этого срока при движении группы вне шоссе, требуется скрытно приблизиться к противнику. В случае благоприятных обстоятельств, в частности, исходя из численности противника, последнего уничтожить и продолжить движение по шоссе к месту назначения. Порядок движения до соприкосновения с противником следующий лейтенант сделал паузу и достал из планшета карту.
Через несколько минут командир довел до личного состава свой план предстоящей операции с детальным уточнением роли каждого.
Титоренко дополз до придорожных кустов и осторожно выглянул. В этом месте шоссе пересекало обширную поляну, вернее даже, луг, и шло на подъем. Дорога как бы перечеркивала с запада на восток большое зеленое блюдо, по краям обрамленное низкорослым кустарником. Дальше был лес. Лейтенант находился в истоке дороги, вытекающей на свободное от леса пространство, и пространство это, приподнятое в сторону закатного солнца, просматривалось до мельчайших деталей.
Посмотреть было на что. В центре поляны на противоположных сторонах дороги перпендикулярно к проезжей части застыли два немецких Т-III. Танки стояли дальше кромки шоссе, уставившись друг на друга темными зрачками своих 37 миллиметровых пушек, и были похожи на лавки старьевщиков. На их корпусах и даже башнях были во множестве закреплены запасные траки и катки, тросы и лопаты, ломы и кувалды, чемоданы и ящики. На башне левого танка шеренгой выстроились двадцатилитровые канистры. Метрах в десяти от танков на шоссе, повернутый в восточном направлении, замер легкий четырехместный вездеход «кюбельваген». Между танками и вездеходом бесновались десятка полтора немецких танкистов и пехотинцев. Судя по количеству солдат в черной форме, танкистов было больше. Пятеро из них, положив руки друг другу на плечи, образовали круг и, приплясывая, горланили песню. Титоренко прислушался. Слова песни были достаточно разборчивы:
«Руссише мэдхен, геен зи шпацирен, геен зи шпацирен мит дойче оффицирен», пели танкисты [9] . Лейтенант, не отрывая взгляда от веселящихся немцев, на ощупь вынул из чехла бинокль и жестом подозвал затаившегося сзади Васина. Сержант сноровисто подполз к Титоренко и первым делом выглянул в просвет между кустамилицо его вытянулось.
Да что же это такое, а? в глазах Васина отражалась почти детская обида. Товарищ лейтенант, да как же это понимать?
Не ной, Васин. И без тебя тошно, Титоренко протянул сержанту бинокль. Посмотри-ка на плясунов, сдается мне, что там женщина.
Где женщина? спросил сержант с недоумением.
Смотри внимательно. Вон, среди пляшущих танкистов.
Точно, это девчонка, а вокруг эсэсовцы, сказал сержант, не отнимая бинокля от глаз.
Где ты видишь эсэсовцев?
Как «где»? А вон, в черной форме.
Ты что, танкистов немецких не видел?
Как жене видел! Видел, Васин оторвался от бинокля и повернулся к лейтенанту. Глаза его стали колючимиуж я на них насмотрелся! Можно сказать, по горло сыт, сержант провел ребром ладони по горлу и со злостью сплюнул. Только я и эсэсовцев видел.
И где же? с интересом спросил лейтенант.
А в кине. Где-то год назад, еще до войны, нам в части кино про фашистов крутили, потом, правда, кино это больше не показывали, только я хорошо запомнил и их самих, и форму их черную.
Не «в кине», а в кино. А форма у эсэсовцев уже давно не черная, а серая, вернее, бледно-серая. Знать надо противника, сержант, с непонятной злостью сказал лейтенант и забрал у Васина бинокль. Давай сюда остальных, и побыстрее.
Сержант что-то неразборчиво пробормотал и с обиженным лицом быстро отполз назад. Титоренко снова взялся за бинокль и пересчитал немцев. Их было четырнадцать человекдесять танкистов и четыре пехотинца.
Повторно пересчитывая немцев, Титоренко отметил, что только один из танкистов, на которого он первоначально обратил внимание, был в армейском головном уборе. Остальные в черных пилотках. Лейтенант подумал, что напрасно отчитал сержанта. Он досадливо поморщился и вновь приник к окулярам бинокля. На черных многогранных башнях танков рядом с номером боевой машины стояла большая белая буква «G»символ бронетехники 2 й танковой группы генерал-полковника Гудериана.
Танки, стоявшие на поляне, действительно не относились к обычным подразделениям вермахта. Они входили в состав танковой дивизии СС «Рейх» обергруппенфюрера Пауля Хауссера. Это было «классическое» соединение войск СС с тщательно подобранным и обученным личным составом. Дивизия представляла собой самое мощное соединение в составе группы армий «Центр».
13. Июль 1941 года. Бой на поляне
Казалось, что ползут они уже целую вечность. Кювет, по дну которого они передвигались, своими отвесными глинистыми стенками напоминал траншею. Стекающие с возвышенности во время ливней потоки воды прорезали в податливом грунте по бокам дороги земляные щели, достаточные, чтобы скрыть человека по пояс. Перед лицом Васина, ползущего вслед за Титоренко, мелькали сбитые каблуки и стертые почти до дыр подошвы лейтенантских сапог. Огрубевший от постоянной близости смерти, в постоянной нецензурщине и окопной грязи, сержант за короткое время проникся неожиданным и необычным для него теплым чувством к своему командиру. С неведомой ему почти отцовской заботливостью он полз и думал не о предстоящей схватке с противником, а о том, что надо бы раздобыть лейтенанту новые сапоги. Между тем они уже достаточно близко подползли к не на шутку разгулявшимся немцам.