О чем вы говорите? с расстановкой спросил он, и в голосе его звучало такое неподдельное удивление, что майор опешил. Он взглянул на Брандта, и взгляд его, обычно такой приветливый, утратил все свое добродушие. Подчеркивая каждое слово, майор с угрозой в голосе спросил:
Рейхслейтер Борман уже говорил с вами?
Нет, господин майор.
Оба офицера обменялись быстрыми взглядами. Молчание становилось тягостным, и Брандт нервно вертел в руке рюмку. Чего, собственно говоря, хотят они от него? Если они не имеют права говорить о своих делах, то пусть, черт возьми, оставят его в покое. У него свои заботы. Вдруг капитан резко обратился к нему:
А почему вы вообще здесь, в убежище?
Я и сам не знаю.
Брандт разозлился. Черт побери, пусть он работал с ними, давал им время от времени информацию, но такое обращениеэто уж слишком. Такого тона он не допустит. В конце концов он подчиняется Аксману, а не им, и, если они хотят что-либо знать, пусть обращаются к рейхсюгендфюреру. В свою очередь Брандт так же резко спросил:
Это чтодопрос, господин капитан?
Но майор тотчас же успокоил его:
Извините, штандартенюнкер, это всего-навсего вопрос
Я только полчаса назад приехал сюда с Аксманом, ответил Брандт по-прежнему раздраженно.
Но капитан уже снова улыбался.
Это недоразумение, Брандт. Все в порядке. Вы еще сами не знаете, как вам повезло. Но не пугайтесь. Ваше здоровье!
Брандт подумал: «Нечего им секретничать. Больше того, что я подозреваю, и они не знают».
Капитан неторопливо поставил пустую рюмку на стол и сказал:
Хочу вас подготовить, Брандт, вы откомандированы в Плён и, возможно, сегодня ночью покинете Берлин. Все это вам подтвердит сам Борман.
Вот как? у Брандта перехватило горло.
Новость ошеломила его, и, хотя он ожидал чего-нибудь в этом роде, ему было трудно скрыть охватившую его радость. Плёнзначит, прощай, Берлин, Плёнзначит, прощай русские. Оттуда уж наверняка представится возможность сбежать на юг, в Мюнхен, где он договорился встретиться с отцом. Но в тот же миг сомнения опять охватили его. Можно ли вообще доверять офицерам из штаба главного командования? Может быть, это провокация, блеф? Но ради чего они стали бы морочить ему голову?
Почему именно в Плён? спросил он, удивленно подняв брови.
Потому что вам поручено руководство группой «вервольф» на севере, ответил капитан и наполнил рюмки. У Бормана есть планы насчет вас, а нам, он пододвинул к нему рюмку, нам нужен там свой человек.
Свой человек! Брандт поморщился. Как это понимать? До сих пор все звучало правдоподобно, но как армейские офицеры могли назвать его «своим человеком»? Значит, на севере ему придется представлять штаб Гелена?
Откуда, господин капитан, спросил Брандт, вам известно, что именно мне поручена эта роль?
Теперь ему ответил майор, с показным равнодушием прислушивавшийся к беседе.
Да потому, что мы вас знаем, Брандт, вас и вашего отца.
Вашего отца! Ага, так, значит, вот каким путем старик пытается выцарапать его отсюда. И как ловко он все это опять подстроил! Но пусть они не воображают, что он, Губертус, такой простак. И он осторожно спросил:
А какое отношение имеет ко всему этому мой отец?
Он уже не первый год сотрудничает с нами, ответил капитан Юргенс и поднял рюмку.
Брандт поблагодарил, но пить не стал. Его отец сотрудничает со штабом главного командования? Это верно! Он опять вспомнил слова гаулейтера, которые подслушал: «Лучше, если мы объединим свои усилия с вермахтом». Да, оба офицера говорят правду. И вдруг Брандт звонко рассмеялся. «Превосходно все получилось. подумал он, на это способен только мой отец. Борман ему доверяет, а старик тем временем интригует против него и обделывает свои делишки».
Но майор Вильнер неверно истолковал его смех:
Вы, Брандт, можете, конечно, отказаться. В этом случае, надеюсь, мы будем считать, что разговор наш не состоялся.
Для нас война еще далеко не кончена, бросил капитан, и не закончится даже тогда, когда русские войдут в Берлин.
Знаю, знаю, Брандт улыбнулся, господа могут вполне на меня рассчитывать.
Капитан в третий раз наполнил свою рюмку. Выпив, он сказал:
Итак, Брандт, вы обратитесь к майору Хаазе. Вам надлежит иметь дело только с ним. Он в курсе. И с двусмысленной усмешкой заключилВ Плене нет ни Бормана, ни Гиммлера. Дениц их обоих недолюбливает.
С этими словами офицеры вышли, оставив Брандта одного.
Брандт закурил сигарету и маленькими глотками выпил коньяк. После этого разговора у него камень свалился с сердца. Итак, он отправится в Плён, и то, что станет концом для всех, будет для него только началом. Ему наплевать, пусть Берлин провалится ко всем чертям. Когда в этом убежище откроют газ, его уже и след простынет. Довольный, вышел он в приемную.
Там возбуждение несколько улеглось, никто больше не кричал, но атмосфера все еще была накалена. В группах и группках перешептывались, Йодль, Геббельс и Кейтель продолжали спорить, отметил про себя Брандт, проходя мимо. Увидев Бормана, Брандт решил доложить ему о своем приходе. Но в это время открылась боковая дверь, и шепот мгновенно стих. Раздался стук каблуков, взлетели вытянутые руки. В дверях показался Гитлер в сопровождении штурмбаннфюрера Гюнше, своего личного адъютанта, широкоплечего силача с лицом боксера. Гитлер поднял руку. Жест этот потерял свою обычную театральность, сегодня в нем чувствовалась усталость, а осунувшееся лицо, запавшие и воспаленные глаза свидетельствовали о том, что фюрер вконец измотан. К нему тотчас подскочили Борман и Геббельс, пытаясь в чем-то его убедить. Брандт затаил дыхание. Что произойдет? Не начнется ли у фюрера новый припадок безумия? И на кого он обрушится на сей раз, на Кейтеля, или на этого толстого Кребса, или на генерала Вейдлинга? Гитлер с минуту слушал своих любимцев, затем сделал несколько шагов по комнате и, кивнув остальным, пригласил последовать за ним. Брандт не знал, как ему поступить, и поискал глазами Аксмана, но, увидев, что однорукий подает ему знак, направился вместе со всеми.
В конференц-зале на столах лежали карты, разложенные еще на прошлом совещании. Гитлер опустился в свое кресло, взял красный карандаш и вопросительно взглянул на Йодля. «Ему придется докладывать, подумал Брандт, интересно, как он выкрутится», Йодль был краток и ограничился сообщением о более или менее удачных операциях по воздушной переброске в Берлин боеприпасов и продовольствия. Но не успел он кончить, как Гитлер прервал его:
Сколько дней может еще продержаться Берлин?
Столь прямого вопроса никто не ожидал. Все испуганно уставились на фюрера. Брандт инстинктивно почувствовал, какую опасность таит в себе внезапно наступившее молчание. Он видел, как Гитлер гневно сжал правый кулак, но Йодль ответил:
Мой фюрер, если вы прикажете генералу Венку прорвать кольцо осады Берлина, то столица продержится, пока сражение не будет выиграно. Он подошел к столу, нагнулся над картой и торопливо продолжал:Венк стоит в Магдебурге на восточном берегу Эльбы, он может соединиться с корпусом генерала Реймана у Потсдама.
Йодль пальцем показал на карте маршрут Венка. Гитлер некоторое время молчал, уставившись на карту, потом недоверчиво спросил:
А какими силами располагает Венк?
Йодль перечислил дивизии с блестящими названиями: «Шарнхорст», «Клаузевиц», «Ульрих фон Гуттен». Но Брандт знал, что эти дивизии состоят из одних семнадцатилетних юнцов, членов гитлерюгенда, из слушателей офицерских школ и отбывающих военизированную трудовую повинность.
Только Венк может прорваться в Берлин, мой фюрер! повторил Йодль с нажимом.
В его голосе появилась уверенность, он держался свободнее и непринужденнее. «Точно кельнер в ресторане, подумал Брандт, только вместо вина подает Венка».
Гитлер медленно поднялся.
Венк, пробормотал он, Венк!
Он приказал адъютанту немедленно соединить его с Венком. Гюнше подошел к столику, на котором стояли три телефонных аппарата, а Гитлер снова повернулся к генералам. В его мутных глазах опять словно вспыхнули искорки.
Венк прорвется к Берлину! сказал он. И тут Гитлера понесло, слова лавиной хлынули из его рта:Я изменю ходвойны! У врат Берлина я выиграю решительную битву. Провидение поддерживает меня, о возвращении Девятой армии не может быть и речи. Она останется там, где стоит, на Одере. Венк отбросит русских, а Буссе их просто изрубит изрубит!