Поздно. Они все начеку. У всех оружие. Убьем первого, второго, остальные перебьют нас. Если уж идти в наступление, то всем на всех. Да только комиссар нас не поймет! Для него, как я погляжу, все бойцы так и остались доблестными воинами Красной армии, о сдаче в плен не помышляющими. Давай ночь переждем, а завтра
Что завтра? Ночью давай сонных перебьем!
На ночь они свой караул выставят, внезапно напасть не получится. Подождем до завтра. Пока еда в лагере есть, мы в относительной безопасности.
Перед сном Лоскутов отрезал правый карман у шинели. Теперь он мог, не вынимая рук из карманов, стрелять через распахнутые полы шинели (бандитский метод, известный со времен Гражданской войны).
На следующий день построение и развод на работы прошли как обычно. Но, как только комиссар скомандовал разойтись, из шеренги вперед вышел Рочев.
Погодь немного, Андреевич! фамильярно начал он. От такого вступления у Сергиенко отвисла челюсть. Мы тут с ребятами покумекали и решили, если вам охота на болоте подыхать, то сдыхайте, воля ваша. А нам, молодым и здоровым, еще пожить охота!
С правой руки от Рочева встал Чакиев с винтовкой наперевес. За ним трое земляков с хмурыми решительными лицами. Светлов отошел по левую руку. Все с оружием. Все готовы к схватке.
Я так думаю, народ, нечего нам комиссарское вранье слушать! Нет отсюда иного выхода, как тот, по которому мы сюда пришли. А коли иного пути нет, то надо возвращаться.
Вы собрались атаковать противника? ошарашенно спросил комиссар.
Начальник, ты дурак, что ли? изумился Рочев. Мы сдаваться собрались. Сам слышал, что немцы всем жизнь пообещали. Тебе если надо, то ты и воюй, а мы свое отвоевали. Баста! Как говорил товарищ Ленин: «Штыки в землю!»
Как ты, изменник, смеешь трогать священное имя Ленина! Сергиенко полез за пистолетом, но от волнения не смог открыть кобуру.
Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, Лоскутов нащупал пистолет за ремнем.
«Первая пуля Рочеву, а там как получится!» решил он.
Что, комиссар, ручки дрожат? рассмеялся Рочев. Оставь шпалер в покое. Я тебе пока предлагаю миром разойтись. И вы, офицерики, не вздумайте за пушки хвататься!
Сергиенко бросил возиться с кобурой, выпрямился и замер, сверля глазами вожака взбунтовавшихся солдат. Что делать дальше, он не знал. И никто не знал, что делать дальше. Все были в такой ситуации в первый раз.
Над поляной повисло тягостное ожидание развязки. Сколько бы они так простояли, неизвестно, но со стороны болота вдруг раздался насмешливый голос:
Бог в помощь, православные! Сегодня вроде не ярмарочный день, а вы, никак, кулачные бои устраивать собрались? Чего вы встали, стенка на стенку? Места на поляне мало?
Все обернулись на появившегося неизвестно откуда военного. Явление его было так неожиданно, а внешний вид так странен, что толпа (а войско без дисциплиныэто толпа), безмолвно замерла. Всеобщее чувство глубочайшего изумления выразил Павел Воротилов, простодушный набожный крестьянин с Вологодской области:
И явился архангел твой, Господи, и лик его был черен!
Лицо у «архангела» было действительно черным, но не от гнева, а от грязи. Одет незнакомец был в камуфляж без знаков различия, на грудинемецкий десантный автомат, слева на бедребрезентовая сумка через плечо.
Лоскутов, узнав незнакомца, сделал шаг в сторону, отделился от остальных офицеров.
«Монгол. Точно он! Только одет как немецкий диверсант».
Первым на поляне в себя пришел Рочев.
Ты кто такой? рыкнул он. Чего тебе здесь надо?
Вам телеграмма из райсобеса, совершенно серьезно ответил Монгол и достал из сумки сложенный вдвое листок.
Чего-чего, какая на хрен телеграмма? сбавил тон Рочев. Вид простой бумажки подействовал на него обескураживающе. Умом он понимал, что никто на болото телеграмму не отправит, но, с другой стороны, вот же, пришел человек, и в руках у него какой-то документ.
Есть еще заказное письмо, продолжая идти к толпе, рейдовик сунул бумажку в сумку и вытащил оттуда взведенный пистолет.
Не сбавляя хода, «накатом», Монгол открыл беглый огонь по мятежникам. Первым рухнул Чакиев, следом, так ничего не поняв, завалился на бок Рочев.
Один из кавказцев машинально вскинул винтовку, но его опередил Лоскутов. Откинув полу шинели, он, согнув руку в локте, трижды выстрелил в бунтовщика. Светлов, как только загрохотали выстрелы, бросился бежать к гати, но был сражен Гореловым, выпустившим ему в спину половину обоймы из табельного ТТ.
Итог скоротечной перестрелки на поляне: трое убитых, один смертельно раненный.
Товарищ, вы кто такой? пришел в себя Сергиенко. Товарищ, вы же наш, советский? Вы военнослужащий? Товарищ, у вас есть при себе документы?
Конечно же есть! всплеснул руками рейдовик. Как же, по немецким тылам да по болотам без документов ходить? У меня при себе есть паспорт, профсоюзный билет, свидетельство о разводе и пропуск на склад вторсырья. Что желаете почитать?
Товарищ, вы не хамите! Я батальонный комиссар!
Вижу, что не балерина.
Монгол, брат мой! Лоскутов с распростертыми объятиями пошел навстречу рейдовику. С Могилева, с 1941 года не виделись! Вот так встреча!
Монгол, широко улыбаясь, обнял Лоскутова и на ухо ему прошептал:
Как отвратительно получилось в этом Могилеве! Я даже имени твоего не узнал.
Николай меня зовут. Монгол, ты давно здесь?
С час, наверное. Промок весь, пока в кустах сидел. Мошка в глаз укусила, но это мелочи! Сколько еще в вашем балагане осталось желающих сдаться в плен?
Они отошли в сторонку, Лоскутов разъяснил рейдовику расклад сил.
Монгол, ты выведешь нас отсюда?
Выведу, но далеко не всех. Я, Коля, могу вывести вас к партизанам, но там свои порядки. Там за малейшее малодушие карают пулей без суда и следствия. Сам понимаешь, в немецком тылу трус да предатель страшнее и опаснее любого врага. Ссыкунов я к партизанам не поведу. Так что всех, кто подумывал о сдаче, оставим здесь. Бунтовщиков нейтрализуем.
Со стороны гати заговорила немецкая звуковещательная установка. Репертуар был прежний.
Николай, собери всех, кому доверяешь, за кого можешь лично поручиться. Объясни, что к чему. Комиссара в расчет не бери, я с ним сам потолкую. Вот еще что. Прикажи второму офицеру разоружить всех солдат. Любого, кто откажется сдать оружие, ликвидировать на месте.
Оставшийся не у дел Сергиенко сидел в одиночестве. Рейдовик отыскал его, встал рядом.
Для командира любого подразделения, на мой взгляд, нет более тяжкого проступка, чем потеря управления войсками в боевой обстановке. Если вы помните, то именно за потерю управления войсками в начале войны судили и расстреляли все руководство Западного фронта во главе с генералом Павловым. Но у генерала Павлова в подчинении были тысячи и тысячи солдат, и он не мог проконтролировать каждого. У вас же, батальонный комиссар, личного составараз-два и обчелся. Каждый человек на виду. Что мешало вам ликвидировать назревающий мятеж? Что вам препятствовало установить жесткую воинскую дисциплину? Вам не хватило силы воли или решили плюнуть на все?
Что я, по-вашему, должен был делать, собственных солдат расстреливать? не поднимаясь с земли, спросил Сергиенко.
Мы на войне, и этим все сказано.
Монгол опустился рядом, неспешно набил табаком трубку, закурил.
После весеннего разгрома армии генерала Власова в немецких тылах оказалось много наших бойцов. Кто-то из них поспешил сдаться в плен, кто-то пошел в партизаны, а кто-то, у кого подленькая душонка, дезертировал и объединился в банды. Ближайшая из них, под видом партизанского отряда, действует неподалеку отсюда, в лесах у села Красноречье. Бандиты эти, все бывшие красноармейцы, грабят население, насилуют, убивают. А знаете, кто повинен в образовании этой банды? Точно такие же «командиры», как вы!
Рейдовик в гневе ткнул в сторону Сергиенко пальцем.
Если бы подобные вам слюнтяи не поленились расстрелять негодяев, то сейчас у руководства партизанским движением не болела бы голова, как ликвидировать банду. Как объяснить населению, что последний кусок хлеба отнимают у них не советские партизаны, а мародеры и дезертиры? Комиссар, я не поведу вас через болото. Сами вы выйти не сможете, а если сдадитесь в плен, то немцы вас расстреляют. Я советую вам поступить как офицеру, который еще не утратил понятия слова «честь».