Так если ты полчаса как заступил, значит на полчаса больше!
А может, и больше, проговорил часовой, подходя, на посту-то время, как резина, тянется!..
Ему, очевидно, хотелось поговорить, но Тоня торопилась. Она быстро сбежала с крыльца и увязла по щиколотку в чавкающей грязипошла к калитке. Что может за какие-нибудь два часа наделать дождь! Только что было сухо, а теперь ноги приклеиваются к земле.
И Тоня подумала, что это ведь первый весенний дождь. В Москве он пройдет, может быть, в конце апреля, а возможно и в середине мая, а здесь весна ранняя
Впрочем, она торопилась. Она уже минут на сорок опаздывала к Савицкому. Что она скажет ему? Как будто ничего ценного нет. А история с лампой?..
Тоня!
Она перепрыгнула через лужу и остановилась. Егоров выдвинулся из-за дерева, мимо которого она только что пробежала.
Ты что тут делаешь? спросила она, хотя сразу поняла, что вопрос этот могла и не задавать.
На плечи Егорова была надета плащ-палатка, он тут же скинул ее с себя и набросил на плечи Топи. Она затылком ощутила грубую влажную ткань.
Ну, поговорила? хмуро спросил он. С этим
Поговорила!
Он шел рядом, широкими шагами переступая через те лужи, которые она перепрыгивала.
Ну и что? Он словно не слышал ноток вызова в ее ответе.
Вот иду к Савицкому! И все ему доложу!..
Он ни о чем ее больше не спросил, просто шел рядом и молчал. Она вдруг взяла его ладонь в свою:
Замерз совсем, дурень!..
Егоров только шумно перевел дыхание. Они уже подходили к хатке разведотдела, Тоня выпустила его руку.
Иди домой! Как освобожусь, загляну! и быстро свернула на дорожку.
Однако Савицкого не было. Ординарец, худощавый, шустрый паренек, сказал ей, что полковник у командующего, а ей приказано, как явится, обождать.
Тоня присела на скамейку перед печкой. Яркий электрический свет от стучавшего за стеной движка заливал хату, на стенках которой еще сохранились выцветшие фотографии хозяев; их было до десятка в каждой из двух рамок, висевших рядом с окном, очевидно, все родня: от деда, участника русско-японской войны, и до того солдата, который мерзнет где-нибудь на севере в карельских лесах вот он совсем мальчишкой снят местным фотографом с гармошкой в руках. Руки держат гармонь скованно, а светлые глаза таращатся в объектив. Очень старался парень помочь фотографу, чтобы у того лучше получилось.
Впрочем, кроме печи, темных стен и вот этих фотографий, чудом уцелевших, в хате ничто не напоминает о прошлой жизни.
Посреди комнаты стоит походный стол на тонких ножках, на нем грудой лежат документы, а на самом краю телефоны в желтых кожухах; в углу, покрытый зеленой краской, примостился немецкий несгораемый ящик. Ну и кряхтят солдаты, когда грузят его на машину при переездах!
Только сейчас, глядя в синеватые огоньки пламени, Тоня почувствовала облегчение. Она словно вернулась из мира тоски и безнадежности в мир света и больших дел, где она очень нужна.
Она быстро скинула плащ-палатку, на мгновение задержав ее в руках. Пожалела, что не вернула ее Лене, он так и пошел под дождем. Потом стала кочергой шуровать в печке, разбивая пылающие головни, от которых при каждом ударе летели снопы искр. И не заметила, как за ее спиной появился Савицкий.
Люблю тепло, сказал он, скинув шинель, присел на скамейку рядом с Тоней. Сиди!.. Сиди!.. удержал он ее, так как она тут же вскочила. Погрейся Ну, как там?.. Какие разведданные?.. Он улыбнулся.
Тоня смотрела на его длинные пальцы, которые тянулись к огню, они были очень красивы, и вдруг спросила:
А вы играете на рояле?..
Савицкий удивленно посмотрел на нее и засмеялся:
Это все меня спрашивают. Нет, с музыкой у меня нелады! Бездарен!.. А вот рисовать умею!.. Правда, для себя И карикатуры для стенгазеты! Когда в институте учился, меня из-за этого всегда в редколлегию выбирали.
Он неторопливо закурил, а Тоня стала подробно рассказывать о разговоре с пленным, стараясь не упустить ни одной детали.
Так, значит, переспросил Савицкий, как только Круглов закричал «занавесь окна», он тут же схватился за лампу?!
Да, сказала Тоня. Когда я обернулась, он уже опускал фитиль Но потом он, правда, переспросил, что кричал часовой
Савицкий подкинул в печь дров и, морща лоб, просидел с минуту, не задавая больше вопросов. Ординарец принес чайник и долго прилаживал его к огню так, чтобы поменьше закоптить. Савицкий заметил и усмехнулся:
У каждого свои заботы!.. Ну что ж, проговорил он, если это так, то возникает любопытная ситуация Ситуэйшен!.. Он провел растопыренными пальцами по воздуху. Из нее мы можем выжать для себя довольно много полезного Вот что, Тоня, ты к нему сегодня больше не ходи А завтра мы кое-что в твоем задании уточним Одну минуточку! Савицкий повернул к ней лицо, на котором лежал багряный отсвет пламени. Зайди по дороге в караульное помещение и передай мое распоряжение начальнику караула не давать ужин Петреску и завтра попридержать ему завтрак Так часиков до двенадцати Пусть немного проголодается
Глава шестая
На другое утро ровно в девять Тоня получила у Савицкого совершенно точные инструкции.
Теперь, когда она знала Леона Петреску и первая встреча с ним несомненно заложила основы для доверия, она не металась больше от чувства собственной беспомощности. За ночь она многое продумала, и Савицкий невольно отметил ее большое внутреннее спокойствие.
Ну как? с улыбкой спросил он, когда она вошла к нему с санитарной сумкой на плече. Я вижу, что работа по медицинской части тебе понравилась
Топя улыбнулась. Стоявший у окна Корнев тоже улыбнулся.
Я же говорил, товарищ полковник, что Тоня у нас девушка способная!.. Глаз у нее острый! Как всегда, ему не терпелось взять инициативу разговора в свои руки.
Однако на этот раз Савицкий не дал ему этой возможности.
Подожди, Корнев! прервал он его. Тоня, присядь! И слушай внимательно!
Тоня опустилась на табуретку, положив у ног сумку, и вновь, как послушная ученица, сложила руки на коленях.
Так вот, сказал Савицкий, мы решили устроить Петреску еще одну проверку. Незаметную для него, но совершенно точную по возможной реакции. Ты что-нибудь о рефлексах Павлова знаешь? Об условных и безусловных?..
Товарищ полковник, вдруг не выдержал Корнев, у нас остались считанные часы, а вы лекции ей читаете
Савицкий бросил в сторону Корнева ледяной взгляд.
Слушайте, Корнев! Вы мне мешаете! Помолчав, сгреб своими длинными пальцами пачку бумаг и в сердцах перебросил их с одной стороны стола на другую. Так вот, Тоня!.. Мы не случайно задержали Петреску завтрак! Он сейчас голоден. Ты пойдешь к нему. И сядешь так, чтобы хорошо видеть его лицо. Начни разговор. Потом в хату войдет Витя и спросит тебя по-русски, кормили ли пленного. Ты скажешьнет, и попросишь принести еду, да повкуснее А сама наблюдай!.. Если Петреску при этих словах сделает глотательное движениезначит, он понял.
Тоня кивнула. Ее не устраивало только, что войдет Виктор, лучше, если бы вошел Леня.
Теперь можно, товарищ полковник? сказал Корнев, обидчиво поджимая тонкие губы.
Говори, разрешил Савицкий; он не хотел усугублять конфликт, особенно при Тоне, и обращением на «ты» давал понять Корневу, что считает спор исчерпанным.
Так вот, сказал Корнев, передай Егорову, чтобы он и близко не подходил к хате, где сидит Петреску. Румын не должен его видеть! Понятно?
Понятно! Тоня потупила взгляд. Ей было неприятно, что об ее отношениях с Егоровым Корнев говорит так обнаженно, но в то же время его слова прозвучали, как официальное их признание.
Савицкий пришел ей на помощь. Он поднял руку.
Ну, Корнев!.. Это уж мы сами ему скажем!
Корнев пошевелил своими светлыми, рыжими бровями:
Да я ему вчера говорил! Предупреждал! Так все равно вечером он кружил вокруг хаты, как ястреб
Савицкий невольно улыбнулся. Ох, уж этот Корнев, дотошен и придирчив, влезает в каждую мелочь! Кто знает, может быть, таким и надо быть разведчику, судьба которого часто зависит от десятков, подчас, казалось бы, мелких обстоятельств, но каждое из них, если его не учитывать, может привести к провалу и гибели.