И вдруг, когда уже вышел на дорожку, ведущую к радиостанции, я услышал приближающийся топот сапог; кто-то, тяжело ступая, бежал к домам.
Я ускорил шаг и через несколько секунд по силуэту узнал бегущего навстречу.
Кудря?! Ты куда?!
За вами, товарищ командир! выкрикнул из темноты Кудря, круто останавливаясь.
Что случилось?!
Немецкий самолет просит посадки. Летчик передает сигнал об аварии
Я невольно прислушался, в темном небе завывали моторы «юнкерса». Пригляделсяи мне показалось, что один из моторов выбрасывает пламя.
Командиру полка сообщили?
Полковник Данилов приказал вам лично держать связь с самолетом и руководить его посадкой на запасный аэродром в Кольцовке.
Через считанные секунды я уже сижу за пультом радиостанции, заменив дежурного радиста. Кудрястаршина и мой заместительдержит телефонную трубку прижатой к уху и все время дает объяснения непрерывно звонящим начальникам из штаба дивизии и корпуса.
Рация уже настроена на волну самолета, и я слышу тревожные позывные немецкого радиста. Тут же передаю сигнал: «Внимание!..» Затем свои позывные и координаты запасного аэродрома
В распахнутое окно мне видно, как в той стороне, где Кольцовка, вспыхнули прожектора. До запасного аэродрома всего пятнадцать километровэто просто ровное, давно не паханное поле, на которое удобно сажать самолеты без особенного риска сломать шасси. Туда завезено горючее в бочках, и вблизи установлены прожектора. Только несколько дней тому назад мы соединили прожекторную команду со штабом телефонным проводом. Теперь это очень пригодилось.
Оперативный дежурный капитан Стриженюк, один из самых расторопных командиров звеньев, накрепко взял дело в свои руки. До прихода командира полка он приказал дать немецким летчикам сигнал ракетами, в каком направлении им нужно вести самолет, а прожектористамлучом осветить полосу посадки. Я дублировал его указания, и радист самолета кодовыми сигналами отвечал, что все понял.
Через несколько минут я услышал за своей спиной взволнованный бас Данилова. Он стремительно вошел в помещение радиостанции и, так как я не мог оторваться от работы, начал допрашивать Кудрю, как идут дела. Услышав, что самолет идет на посадку, он тут же связался со Стриженюком и приказал ему немедленно вызвать к штабу машину, он сам поедет на запасный аэродром. Едва положил трубку, как позвонил начальник особого отдела майор Евлахов и заявил, что хочет присоединиться к Данилову. Потом Данилов вызвал начальника санитарной части и дал указание на всякий случай выслать к месту вынужденной посадки санитарную машину. В общем, дело закрутилось. Самолет еще гудел в облаках, а на земле все распоряжения к его приему были отданы.
Данилов ушел в штаб, Кудря продолжал переговоры по телефону, дежурный радист, сидя рядом со мной, слушал во вторые наушники мои команды и принимал ответы немецкого радиста, тут же тщательно записывая в специальную тетрадь и то, что говорил я, и то, что отвечал самолет. В случае катастрофы можно будет документально проверить, есть ли вина тех, кто руководил посадкой.
Мимо окна прошумели машины, и снова все стихло.
Замолк и немецкий радист. Вероятно, летчик уже вывел самолет на посадочную прямую.
Посмотри-ка в окно, сказал я Кудре, что видно?
Луч пока висит над землей, товарищ командир! ответил Кудря.
Вызови прожектористов!
Но в этот момент позвонил с коммутатора дежурный телефонист.
Все в порядке! доложил Кудря. Самолет сел!
Я выключил рацию и быстро пошел в штаб, к Стриженюку. Сейчас у оперативного дежурного можно узнать все новости.
Когда я вошел в небольшую, ярко освещенную комнату, в ней уже набилось довольно много народа. Тут был и начальник штаба подполковник Семеницкий, лысоватый, не в меру крикливый и уже начинающий полнеть. Он сидел перед столом Стриженюка нахохлившийся и немного растерянный.
Ну вот, не имела баба забот, говорил он, немцев нам еще не хватало!
За его спиной, прислонившись к стене, рядом с тяжелым несгораемым ящиком, в котором хранились карты и секретные пакеты на случай боевой тревоги, стоял Курбатов и что-то тихо пытался доказать Емельянову, который неодобрительно покачивал головой.
Как только я вошел, меня засыпали вопросами. Всех интересовало главноев чем причина посадки? Как раз на этот вопрос я и не мог ответить.
Так о чем же вы с немецким радистом разговаривали? раздраженно закричал Семеницкий.
Передавал координаты! пробовал объяснить я.
Но никакие координаты никого уже не интересовали.
Странно! сказал Емельянов, поворачиваясь от Курбатова и движением руки приказывая ему помолчать. Что они не могли дотянуть до своего аэродрома?!
Как будто у них загорелся правый мотор, сказал я. Было видно свечение
Ничего у них не загорелось! резко сказал Курбатов. Это просто разведчики!
В комнате наступило молчание. Семеницкий побарабанил пальцами по краю стола.
Может, разведчики, а может быть, и просто летчики, проговорил он. Ничего сказать нельзя.
Во всяком случае, сказал Емельянов, строго оглядев присутствующих, никаких бесед на служебные темы!.. Помните о бдительности!
Если помнить о бдительности, вдруг подал голос Курбатов, то им не нужно было разрешать посадку!.. А сейчас у них нужно отобрать самолет за самовольный перелет границы!
Верно! вдруг согласился Семеницкий. По всем законам это правильно! Пускай не лезут, куда не следует!
Емельянов поднял руку.
Товарищи, успокойтесь! веско сказал он. На это будет распоряжение командования. Я уже звонил в округ!.. Там люди умнее нас!..
А мы тоже не дураки, товарищ полковой комиссар, сказал я. Зайдите ко мне на рацию, послушайте, что делается в эфире! За рекой, наверно, больше ста штабов собралось!
Емельянов вздохнул.
А кто говорит, что обстановка вполне ясная, проговорил он, сбавив тон, конечно, мы не должны забывать о капиталистическом окружении.
А лучше всего, если мы уберем отсюда свои истребители! сказал Курбатов. Немцы нас уже тысячу раз сфотографировали.
Мы уже поставили об этом вопрос, быстро сказал Семеницкий. Принципиальное согласие дано.
Емельянов взглянул на часы.
Ну, позвони-ка прожектористам! приказал он Стриженюку. Как там дела?.. Данилов уже, наверное, прибыл.
Пока Стриженюк усиленно крутил ручкой телефона, все, притихнув, смотрели ему в лицо.
Это кто там? Кто?.. натужливо закричал в трубку Стриженюк, и его круглое, плотное лицо страдальчески поморщилось. Говори громче! Кто это? Коробицын?.. Как там с немцами? С немцами, спрашиваю?! Все в порядке?.. А где Данилов?.. У самолета? А с самолетом что?.. Правый мотор забарахлил?!. Ах, вот как!.. Наших техников не допускают!..
Вот сволочи! воскликнул Семеницкий. Наглецы! Дать им под зад коленкой!.. Пусть убираются ко всем чертям!..
А может, наши техники не знают конструкции? сказал Емельянов и почесал за ухом. Там Евлахов, добавил он, улыбнувшись, он разберется, какая у них там конструкция!.. И вдруг выругался:Фашисты все-таки большие стервецы Больше ста раций, говоришь, насчитал?..
Не меньше, ответил я. На всех диапазонах работают.
А о чем говорят, непонятно?
Нет, действуют на строгом шифре.
Д-да!.. вздохнул Емельянов. Завтра же утром мы с Даниловым поднажмем на округ. Надо менять аэродром
Загудел телефон, и он, по праву старшего, первым взял трубку. Звонил Данилов, и то, что он говорил, видно, совсем не нравилось Емельянову.
На кой ляд нам этим заниматься! крикнул он. Пусть сидят себе до рассвета!.. Ну, конечно, высокие материи. А как Евлахов?!. Санкционирует? А потом еще пришьет общение с иностранцами!.. Ну, ладно! Подготовимся!.. положил трубку и досадливо взмахнул рукой. Сюда немцев везет! Пока двое из их экипажа будут исправлять мотор, другие хотят поужинать Ну, Степан Гаврилыч, распорядись! кивнул он начальнику штаба.
А где их кормить? спросил Семеницкий. В клубе или в столовой?..
В столовой, сказал Емельянов, только вот о белой скатерке позаботься да о коньячке