Заходи!
Она вошла и робко остановилась у дверей. Я вошел следом за ней.
По поручению политотдела я занимаюсь расследованием твоего заявления. Сколько билетов ты продала? сказал я, отчетливо выговаривая каждое слово.
Пятьсот! проговорила она тихо, словно боясь, что Коркин, от которого нас отделяла лишь стена, может подслушать.
Фальшивые были?
Не знаю!
Как не знаешь?!. Ты же обвиняешь человека!.. Ты должна знать!
На ее глазах показались слезы, и маленькое, тонкое лицо сразу стало жалким; передо мной стояла беспомощная девчонка, не знающая, что делать, как доказать свою правоту.
Сколько у тебя должно быть денег? спросил я, невольно смягчаясь. Да перестань плакать! Ты сама эту кашу заварила!..
Две тысячи сто пятьдесят семь рублей! сказала она и протянула мне ящичек.
Давай пересчитаем!
Я выложил деньги на стол и уселся считать. На это ушло минут двадцать, так как я все время сбивался со счета.
Считай быстрее, волновалась Тоня, а то Коркин пойдет выяснять, куда я пропала!..
И действительно, мне показалось, что у меня за спиной скрипнула дверь.
Наконец деньги сосчитаны. Все правильно! Я вынул из полевой сумки листок бумаги, быстро составил документ о количестве проданных билетов и вырученных денег, подписал его и заставил подписать Тоню.
Теперь, когда сдашь ему деньги, возьми у него расписку! сказал я.
Какую расписку? испугалась она. Он никогда не дает никаких расписок.
Ну тогда войдем вместе, и ты при мне передашь ему деньги!..
Хорошо, прошептала Тоня, а он ничего не заподозрит?..
Ничего!.. Я совсем по другому делу! Иди вперед!.. Заходи первой!..
Тоня тихо всхлипнула, вытерла платком глаза и, выйдя из комнаты, быстро направилась к кабинету Коркина. У его двери она оглянулась на меня, я знаком показалвходи, и тотчас же устремился следом за ней.
Я вошел к Коркину в тот момент, когда она вручала ему ящичек с деньгами. Он бегло взглянул на меня, и, не пересчитай деньги, спрятал ящичек в сейф, прикрыл дверцу и только тогда грубовато спросил:
Ну что, Березин! Опять ругаться пришел?
Да нет, Борис Ефимович, сказал я, просто об успехах ребят поговорить хочется!
Выбрал время! Иди лучше на концерт! Вот, возьми бесплатную контрамарку! Он быстро проставил на бланке пропуска номер места, подписал и протянул. А ты, Тоня, на сцену!.. Да займись артистамидвое сукиных сынов эквилибристов опаздывают!..
Тоня убежала, мы даже не успели перекинуться с ней взглядами. Но как только за ней захлопнулась дверь, Коркин тяжело опустился на стул.
Нам нужно поговорить! сказал он, усмехнулся и, откинув левой рукой дверцу сейфа, вынул ящик с деньгами и небрежным движением водрузил на стол. Так сколько здесь денег?.. Приятно, что у нас в клубе появился свой счетовод!.. Общественник!.. добавил он, иронически помолчав.
Неужели Тоня успела ему сказать?! Нет, нет! Тогда как же он узнал? Он внимательно следил за выражением моего лица.
Да, сосчитал! ответил я, решив, что теперь самое правильноенаступать!
Спасибо!.. Спасибо!.. сказал он. С этого дня я всегда буду вас приглашать! Вы избавите меня от необходимости самому заниматься нудным делом!..
В том, что он перешел на «вы», в самом тоне, спокойном, даже чрезмерно спокойном, таилась угроза.
Может быть, позволите спросить, продолжал он, сверля меня взглядом, чем именно я обязан такому вашему исключительному вниманию?
Ах вот как? Значит, ты все-таки боишься!
Не могу отказать себе в удовольствии лишний раз прикоснуться к делам клуба. Некоторые его работники все время обвиняют меня в том, что я им мешаю!
И вы решили таким оригинальным образом снять с себя обвинения?..
Чем же ему ответить? И вдруг я говорю то, о чем мгновением раньше и не думал:
А я, Борис Ефимович, не только сосчитал деньги Я также собрал у зрителей довольно много проданных билетов!
Как только я это произнес, его взгляд испуганно метнулся к сейфу, потом опять на меня, но уже потускневший; он сам как-то сразу растерял наглость.
Березин, сколько тебе лет? тихо, но уже совсем иначе спросил он.
Двадцать три!
А моей дочери уже тридцать пять!.. Я прожил большую и трудную жизнь! Всякое в ней бывало! Он помолчал, бесцельно водя ладонью по краю стола. Пойми меня, Березин!.. Он снял очки, долго протирал их платком, и я видел, как дрожат его руки.
Я молчал, и он по-своему истолковал мое молчание.
Ты молод! Тебе надо получать высшее образование! Не все могут поступить в академию. А я тебе помогу!! Муж моей дочери профессор! Заведует кафедрой в институте.
Его фамилия Анохин?
Анохин, повторил он механически, Николай Иванович! Милейший человек! Он тебе все сделает!..
Я молчал. Коркин протянул руку.
Отдай билеты!..
А с какого года вы в партии, Борис Ефимович? спросил я, мучительно думая о том, как же мне теперь трудно будет встретиться с Лукиным.
Я беспартийный. И никогда в партию не вступал, сказал Коркин, и помолчав, добавил:К сожалению!..
Я поднялся.
Ну, что же ты! воскликнул Коркин. Отдай билеты!..
Он хотел меня удержать, но я обошел его стороной и хлопнул за собой дверью. Я не пошел собирать билеты, да и сразу же забыл о них. Я вообще больше не думал о Коркине. Мне не давали покоя мысли о Лукине и о той рекомендации, которая лежала в моем кармане. Как же с ней поступить?
Только поздно вечером, усталый, я поднялся на свой этаж. Я знал, что Лукин не спит, ждет меня, хотя не видел окон, так как приблизился к дому с другой стороны.
Но я не зашел к Лукину, как это бывало всегда, когда возвращался позднее его.
А он надеялся, что все обошлось, и выжидал. Прошло не менее получаса, я уже, приготовив все необходимое к утренним занятиям, снял гимнастеркуи вдруг услышал тихий стук.
Он никогда не стучал раньше.
Войдите!
И Лукин вошел.
Ты на меня сердишься? спросил он, виновато улыбаясь. Честное слово, у меня вдруг сильно разболелся зуб
Я вынул из кармана рекомендацию и подал ему:
Возьми!
Он протянул руку, но, разглядев, что в ней, тут же в испуге отдернул.
Ты с ума сошел! воскликнул он. Да по какому праву! Из-за какой-то мелкой обиды!
Знаешь что, Лукин? Я не буду вступать в партию по твоей рекомендации!
Объясни почему?
Я думаю, это не требует объяснения!.. Я положил рекомендацию на край стола. Бери и уходи!.. И когда он, забрав рекомендацию, взялся за ручку двери, добавил:Звонил профессор Анохин и просил передать, чтобы ты завтра к нему не приезжал У него грипп
Лукин на мгновение задержался в дверях, обернулся, яростным шепотом крикнул:
Ты мелкий, гнусный кляузник!.. Теперь я тебя полностью раскусил!..
Он еще долго ходил по своей комнате.
А я, потушив свет, встал у окна и смотрел в ночное небо. Вдалеке, над крышами, подсвеченное прожекторами, в невском ветре трепетало знамя Смольного.
В партию меня приняли через месяц. Первую рекомендацию мне дал Попов, вторуюмой старый друг Яков Дементьев, инженер, мы когда-то с ним мальчишками бегали по Троицкому полю. А Лукин на собрание не пришел.
Что касается Коркина, то через неделю он исчез из училища, уволился по собственному желанию, и следы его навсегда растворились в море житейском
А Тоня!.. Приходите в наше училищеона бегает с одного участка на другой, по всем этажам и зданиям до сих пор
Двое из Гамбурга
Курбатов повернул ко мне искаженное от злости лицо. Стянутое ремнями черного шлемофона, оно казалось особенно яростным.
Опять летит!
«У-у!.. у-у!.. уу!..» С надрывным завыванием моторов на небольшой высоте пролетает «юнкерс-88». Неторопливо разворачивается над самыми нашими головамиодин раз, потом другой: очевидно, немецких летчиков что-то заинтересовало на аэродроме, а потом, медленно набирая высоту, уходит еще дальше на восток.
Крылья становятся все меньше и меньше, и только отдаленный гуд продолжает давить на нервы. Наконец, засвеченный солнцем, «юнкерс» растворяется в перистых облаках.
Ну, что ты на это скажешь, говорит Курбатов. Мы и на метр не имеем права нарушить границу! Начальники приходят в ужас и пугают международным скандалом! А немцы нахально лезут к нам, когда хотят!