Её портрет висел у нас в комнате на самом видном месте, и я часто смотрела на него, стараясь запомнить и понять, какая была она.
Мы с папой часто говорили о ней, и, конечно же, я помнила её добрые руки, которые стирали мои платья, убирали мои игрушки, поправляли по ночам одеяло. Я помнила и её глаза. После её смерти, когда мне начинало казаться, что я забываю её образ, я залезала на стол, снимала фотографию и долго изучала её, целуя и гладя.
Она была учительницей начальных классов, её любили в школе и во дворе, и после её смерти вся их любовь перешла ко мне, я стала как будто бы продолжением её самой. У меня были такие же серые глаза, такой же маленький вздернутый носик, и копна огненно-рыжих волос тоже досталась мне от неё.
Интересно, какая я сейчас? Я начинаю трогать свои волосы, лоб, лицо, нащупываю редкие мелкие шрамы. Врачи обещают, что они пройдут, но скоро ли?
Лида, а у меня лицо сильно изуродовано?
Нет, что ты?! У тебя всё хорошо, ты очень красивая, успокаивает Лида. Я думаю, пройдет год-два, и даже шрамов не будет заметно
Лида, а я когда-нибудь буду видеть? задаю я свой главный вопрос.
Врач рассказал тебе всю твою историю? спрашивает она.
Рассказал, грустно говорю я. Если бы меня сразу прооперировали, возможно, зрение удалось бы сохранить, а теперь поможет только пересадка, а это дорого.
Для меня эта сумма, конечно, неподъёмная, честно признаётся Лида, но мы будем искать другие пути. Я обзвоню детские фонды, попробуем попасть на какую-нибудь передачу. Люди отзовутся, и Бог нам поможет, я уверена!
Через час мы приезжаем на моё новое место жительства. В Лидину квартиру. Если бы я была обычной девочкой, я бы начала бегать и рассматривать всё вокруг, но теперь, сделав только три шага по стеночке, я бьюсь головой обо что-то и возвращаюсь на место.
А сколько у тебя комнат? кричу я в темноту.
Две! отзывается Лида. У неё там что-то скворчит на шковородке, и она не может сразу подойти.
Две комнаты! Именно такую квартиру мы хотели с папой. Мы мечтали, чтобы она была светлая, с большими окнами и просторным балконом. Хотели, чтобы у папы был свой кабинет, а у меня своя комната, и, может быть, даже собака Папа накопил половину суммы. Он хотел в будущем взять кредит и купить для нас такую квартиру
Лида, а у нас сейчас какой месяц? громко спрашиваю я.
Апрель! кричит мне с кухни Лида.
Это надо же! Апрель опять апрель как быстро летит время!
А он придет и приведет за собой весну,
И рассеет серых туч войска.
А когда мы все посмотрим в глаза его,
На нас из глаз его посмотрит тоска.
(Виктор Цой «Апрель»)
***
Время шло. Ситуация на западе ухудшалась, и это сказывалась на всех. Телевизор стали смотреть всё чаще, смеяться всё реже, посты на страницах в соцсетях становились все серьезнее. Больше следили за новостями, больше экономили деньги. Какая-то странная тревога повисла в воздухе, все ждали приближения грозы, но надеялись что обойдет она нас стороной, что не разгорится это ужасное пламя
В тот день с уроков нас отпустили пораньше. Обычно мы возвращались домой часа полторавместе с Алиской медленно шли от школы до киоска, покупали что-нибудь вкусное, заходили во двор и подолгу сидели на лавочке. Но в этот день всё было не так. Я быстро забежала в раздевалку за курткой и, не подождав Алису, бросилась домой. Я пулей пронеслась мимо киоска, не поздоровалась со львами на входе, не присела на лавку, и, споткнувшись о ступеньку, влетела в подъезд. Обычно из школы я «приползала», но сегодня всё было по-другому. Сегодня я летела, перепрыгивая через одну и даже через две ступеньки.
Папа, ВОЙНА НАЧАЛАСЬ! прямо с порога закричала я, и мой школьный портфель с учебниками глухо упал на пол.
У отца был выходной. Он сидел за письменным столом и готовился к урокам, но, услышав мой крик, тут же оставил все свои дела и кинулся ко мне.
В школе сказали, что война началась, папа! Они там подписали что-то, или не подписали! Мне было страшно, мне хотелось прижаться к нему, почувствовать себя защищённой. Он, как мог, успокаивал меня: говорил, что всё образуется, что война долго не продлится, и до нас она не дойдет. А я вспоминала страшные картинки из фильмов про войну. Про то, как стреляли, как убивали, про своих героев, про чужой «хайль-гитлер» Там НАШИХ убивали ЧУЖИЕ фашисты. А здесь, оказывается, война со СВОИМИ Ужас.
Гражданская войнасамая страшная, как будто услышал мои мысли папа, хуже ничего и быть не может, когда свои своих
Папа, я боюсь умереть, боюсь войны, боюсьвцеплялась я в отца ещё сильнее, а он гладил меня по голове, прижимал к себе.
Пообедать вместе мы не успели. Отцу позвонили из школытам собирали какое-то экстренное собрание, и он должен был присутствовать. Собирался папа странно. Он ходил по комнате, ерошил волосы, тревожно смотрел в окно.
Лесь, а ты мою рубашку не видела?
Так вот же она, около тебя на кресле, я подала ему рубашку, он надел её и опять замер около окна. Рубашка была мятая, но он не обратил на это внимания. Сегодня мой всегда аккуратный и собранный отец был встревоженным и странным.
Ухожу, наконец сообщил он мне, подходя к двери, а ты куда?
На улицу. Не могу дома сидеть.
Из двора ни на шаг, велел он, уходя. А потом вернулся и опять крепко меня обнял:
Ты бы поменьше сейчас по улице моталась. Чтоб я тебя не искал.
С каким-то страхом выходила я во двор; мне казалось, что здесь должна быть атмосфера надвигающейся беды, но на лавочках, как обычно, сидели бабушки, мама Макара развешивала бельё, а сам Макар вместе с Денчиком мчались по двору на велосипедах.
На лавку приходи в шесть! крикнул Денчик, резко тормознув около меня, и скажи всем кого увидишьсобрание будем делать!
***
Ну и куда приперлись всей гурьбой? встретила младших сыновей вопросом Дашка. Опять с уроков сбежали? Вот мы вас тут не видали с вашим озорством!
Да что ты, мамка, мы озоровать совсем не будем! Война же началась! закричали наперебой мальчишки. Мам, купи нам, пожалуйста, пистолеты, а то нас на войну не возьмут! Папка, а мы к Захарке на войну поедем?
Того раза хватило! До сих пор хребет болит! отозвался лежащий на матрасе отец.
Старший сын Бессоновых давно переехал в другой город. Там он устраивал митинги, жёг какие-то покрышки, и уговорил-таки отца приехать на «сытное» местечко. Первое время на «митингах» им и вправду было хорошо. Они сразу почувствовали себя здесь как дома. Разбили палатку, застолбили своё место у общего котла. Дети тоже быстро нашли чем занятьсябегали по площади, выкрикивали какие-то революционные лозунги, махали флажками. Так было первую неделю, а потом ситуация резко изменилась. Ночью появились бойцы спецназа, и жестко разогнали всех митингующих.
Получив дубинкой по хребту, отец Бессоновых призадумался, понял, что революционные идеи не для него, собрал всю свою семью и рванул на восток поискать своё счастье среди шахтёров и заводчан.
А вообще мой Захарка молодец! вспыхнула вдруг в сердце отца гордость за сына. Онидейник! Он ррреволюционер! За пррравду воюет! И если бы ты, Ванька, хоть немножко на него похожим стал, я бы тебя тоже уважать начал! А Захар поднимется, вот увидишь! О нём напишут! О нём заговорят! Да нашей фамилией ещё улицу назовут
И памятник поставятпробурчал Ванька, схватил наушники и пулей вылетел за дверь. Отец как всегда превозносил Захара. А ведь Ванька из кожи вон лез, чтобы стать похожим на брата! Он так же дрался напропалую, спуску никому не давал, но отец как будто этого не замечал, и Захар оставался героем, а Ванькагорем семьи
«На войну, что ли, удрать! Может, хоть так удастся доказать отцу, что я тоже чего-то стою! Ванька строил всё новые и новые планы. А что? Это идея! Убежать туда, в самую горячую точку, совершить какой-нибудь подвиг! Вот было бы классноведь потом его покажут по всем телеканалам и напечатают в газете вот такими буквами. «Ваня БессоновГЕРОЙ СТРАНЫ». А ещё там будет его фото в красивой военной форме, и он швырнёт эту газету отцу на стол, и потом отец будет бежать за ним и просить о прощении, а он уйдёт такой красивый и гордый дальше воевать