Вахты как вахты
В ночь на 11 июля мы получили приказание сменить позицию. На рассвете форштевень подводной лодки резал воду уже другого района Балтийского моря. В полдень вахтенный офицер Хрусталев обнаружил вражеский конвой. Командир пристально всматривался в перископ. От атаки отказался: далеко, не перехватить. Приказал штурману тщательно нанести на карту курс конвоя, чтобы проследить, где ходит противник.
До 16.20 все было спокойно. Вахтенным офицером стоял старпом, а вахтенным механикоммой помощник Брянский. Я остался в центральном посту, чтобы на первых порах помочь ему при всплытии под перископ. Мы спокойно беседовали, когда Думбровский так громко вскрикнул, что мы встревожились. Оказалось, он увидел огромный конвой. Насчитал шестнадцать транспортов, два сторожевых корабля, миноносец и несколько катеров.
Прибежал Лисин. Конвой шел далеко в стороне, но Лисин решил атаковать. Четырехузловым подводным ходом сделали большой бросок и легли на боевой курс. До торпедного залпа оставались считанные минуты, когда мы услышали в боевой рубке сдавленный голос командира:
Миноносец! Мчится прямо на нас!
Неужели все пропало? Шум винтов вражеского корабля уже отчетливо улавливается на слух и стремительно приближается, нарастает. А командир медлит. Поднимет перископ и опустит. Снова поднимет Хрусталев впился глазами в картушку компаса. Еще два градуса до намеченного угла упреждения
Ну и выдержка все же у нашего командира!..
Пли!
Лодка вздрагивает от вышедших торпед.
Ныряй! кричит командир, спрыгивая из рубки в центральный пост.
Четкости и быстроты, с какими действовали в этот момент моряки, не достигли бы и автоматы. Ни единой заминки, ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова. Стрелка глубиномера четко отмеряет метры. Громко, чтобы все слышали, командир предупреждает:
Сейчас нас будут бомбить.
Достаю из кармана блокнот и карандаш. Грохот винтов миноносца и взрывы бомб сливаются воедино. Подводную лодку швыряет из стороны в сторону. Так треплет бульдог тряпку. Устоять на ногах невозможно. Летаем почти от борта к борту. С каждым новым взрывом все темнее становится в центральном посту: со звоном сыплются на палубу осколки стеклянных колпаков и ламп освещения. Массивная литая крышка коробки распределения сигнализации с треском раскрылась и ударила по голове старшину трюмных. Нахимчук, не выпуская маховика клапана, свободной рукой сердито отталкивает крышку и трет ушибленное место.
После четвертого или пятого взрыва я вспомнил о блокноте и стал делать отметки. Насчитал двадцать три бомбы. Девять из них взорвались совсем близко от подводной лодки.
Когда миноносец удалился, снова подвсплыли под перископ. Лисин пригласил и меня в боевую рубку, дал взглянуть на результаты атаки. В грохоте бомбежки мы не слышали взрывов торпед. Но они были. В перископ ясно видны обломки потонувшего судна. Среди них стоит второй транспорт. Спущенные с него шлюпки подбирают уцелевших людей. Этой работой занимается и миноносец, подошедший к месту происшествия. Остальные корабли, дымя трубами, уже скрываются за горизонтом.
Жмем командиру руку, поздравляем с победой. После отбоя тревоги я обхожу отсеки, рассказываю людям о новом успехе. Проверяю повреждения. Они мелкие: разбитые лампочки (спасибо товарищам с Лавенсари, что пополнили наш запас!), сдвинутые с места приборы. Работы пустяковые. Успокоенный, возвращаюсь в центральный пост и тут узнаю тревожную новость. Бомбежка все же не осталась без последствий. Пострадал «Марс-1»наша гидроакустическая станция. Подводная лодка оглохла Старшина 2-й статьи Лямин копается в открытом нутре шумопеленгатора, но никак не найдет, что там случилось.
Двое суток командир терпеливо ждал, а потом терпение у него кончилось. Вызвал Думбровского, Хрусталева и старшину радистов Антифеева:
Даю вам еще двое суток. Жду окончательного ответабудет у нас работать шумопеленгатор или не будет?
Утром 14 июля, находясь на вахте, Хрусталев увидел в перископ транспорт. Был бы пеленгатор, мы обнаружили бы противника значительно раньше. А теперь как ни старались, запоздали с маневром. Командир расстроился и наговорил штурману немало неприятного.
Спустя некоторое время и Новиков доложил, что видит транспорт. И снова пришлось отказаться от атаки: слишком поздно увидели.
В 15.40, во время вахты Думбровского, обнаружили большой конвой. Смелым маневром Лисин прорвался внутрь охранения, но атака не получилась: враг заметил наш перископ, и миноносец загнал нас на глубину. И опять всему причиной «глухота» подводной лодки.
Расстроенный, командир ушел к себе в каюту. На вахту заступил Хрусталев. Воспользовавшись передышкой, стал переносить на карту записи из чернового вахтенного журнала, которые вел во время атаки штурманский электрик Игнатов. Под руками штурмана вырисовывался сложный узор маневрирования лодки. Я залюбовался работой друга. Пытался заговорить с ним. Какое там! В эти минуты Хрусталев ничего не видит и не слышит, знает только свою карту. Но аккуратно через каждую четверть часа он поднимается в боевую рубку и приказывает всплыть под перископ. Осмотрит горизонт и доложит коротко:
Горизонт чист. Море разыгрывается.
И снова за работу.
То, что море разыгрывается, мы видим по стрелке глубиномера: она все время подрагивает, отклоняясь на целое деление. Это значит, что волнение моря уже свыше четырех баллов.
Я заглянул во второй отсек. Здесь работа кипит вовсю. На столе расстелены схемы. Прямо на палубе на больших кусках белой ветоши разложены приборы, детали, инструменты. Чтобы было светлее, сюда принесли переносные лампы из соседних отсеков. Главный распорядитель, старшина радистов Антифеев, беспрерывно бегает от схемы на столе к рубке гидроакустики.
Старпом Думбровский тоже тут. Сидит и смотрит. Аппаратуру «Марса» он знает отлично, но еще лучше знает, что лишнее вмешательство не принесет пользы. Иногда он все же подает голос:
Не дергай за проводник, вынимай плавно, без перегибов! Разве можно так бросать прибор? Надо аккуратно положить. Вот так!..
Вижу, мне тут негде примоститься со своими записями, возвращаюсь в центральный пост. Штурман закончил свое художество. Он уже перенес схему маневрирования на кальку и сейчас, довольно потирая руки, ждет, когда засохнет тушь в тепле наклоненной настольной лампы.
Готова? удивляюсь я.
Готова. Не люблю накапливать работу. У меня закон: никогда не откладывай дело на завтра, сделай сейчас все и забудь!
Он осторожно снимает кальку с карты.
Ну-ка, Миша, давай посмотрим, какие тут глубины.
Мы оба склоняемся над его столиком.
Ничего, жить можно. Дальше несколько хуже. Видишь? Немного помолчав, он говорит: Море разыгрывается. Сейчас лодку может волной выбросить на поверхность. Подстрахуй, пожалуйста, пока я осматриваю горизонт.
Плавно подвсплываем на перископную глубину. Удержать лодку трудно. Рулевому на горизонтальных рулях приходится все время держать корабль с дифферентом на нос.
Горизонтальщик! кричит из боевой рубки штурман. Подвсплыви на полметра, а то заливает перископ.
Подвсплыли еще, но все равно нет-нет да и захлестнет объектив волной.
Ну как горизонт? тороплю я штурмана, желая поскорее уйти на глубину, потому что вижу, с каким трудом справляется горизонтальщик с непослушной лодкой: она то неудержимо рвется на поверхность, то зарывается в глубь. Балансируя, горизонтальщик иногда гоняет рули почти на полный угол перекладки.
Во дает! восхищается Хрусталев. Баллов около шести, пожалуй.
Просматривая горизонт второй раз, штурман издает неопределенный возглас и тут же командует:
Право на борт! И добавляет: В центральном, доложите командиру, что обнаружены транспорты противника. Время запишите
Поднимаясь по трапу в боевую рубку, Лисин бросает на ходу:
Боцмана на горизонтальные рули. Быстро!
Это уж правило: в ответственные моменты к манипуляторам горизонтальных рулей становится боцман Пятибратов, наш самый опытный горизонтальщик.
Комиссар стоит в центральном посту рядом со мной. Смотрит на глубиномер, на быстрые руки боцмана. Потом подходит к тубусу нижнего рубочного люка, заглядывает в него, тихо говорит Лисину: