Вначале ты тоже верил фашистам? спросил я Карла.
Скажу честно, верил, смущённо произнёс Карл.
И когда перестал верить?
Это произошло в концлагере. Я не смог воспринять, как должное, издевательства над военнопленными. Ужасно видеть все эти жестокости. Я не смог, и однажды вслух высказал возмущение своему напарнику Отто. Он оказался единомышленником, и мы решили действовать.
А какие были издевательства над пленными? вновь задал я вопрос.
Лучше не спрашивай. Ответил Карл. Мне хочется забыть тот ужас, который пришлось видеть.
Ну не бойся, расскажи, не унимался я.
Например, провинившихся узников, зимой, выгоняли на мороз, обливали водой, и люди умирали от холода в мучениях.
Последние слова Карл говорил со слезами на глазах, и я не стал больше любопытничать. Кроме того, время для разговоров истекло, так как наша разведгруппа вышла к очередному хутору. Подбирались к нему осторожно, пытаясь выяснить, есть ли там солдаты. Из-за кустов Винокуров смотрел в бинокль, а я в оптический прицел своей винтовки. Все взяли в разведку трофейные автоматы, а мне велели взять мою снайперскую винтовку. Ведь немцы тоже, при необходимости, пользовались трофейным оружием. Вполне нормально, что у меня, у немецкого солдата, была советская винтовка.
Винокуров, глядя в бинокль, высказал сомнение:
Наверное, здесь военных нет. Ни кого не видно, и лошадь гуляет без привязи, какая-то приблудная, ест сено из стога. А ты ни кого не заметил? спросил он меня.
Нет, не заметил, ответил я, и предложил. Давай подожгу стог зажигательной пулей. Если в доме кто-то есть, то выбегут на пожар.
Это не подходящая идея, возразил Сергей, надо кому-то из нас сходить туда, ведь мы в немецкой форме.
Сходить вызвался Отто. Он предположил, что там, может, найдёт что-нибудь поесть, сало, или ветчину. Все мы уже проголодались, так как взяли с собой хлеба совсем мало. Винокуров разрешил ему сходить. Мы видели, как он спокойно вошёл в дом, но долго не выходил. Тогда Сергей велел мне и Монаху сидеть в засаде, а сам вместе с Карлом, пошёл на хутор.
Если мы тоже задержимся, и ты почувствуешь опасность, то поджигай сено в стогу, уходя, дал он мне указание.
Начались томительные минуты ожидания. У Монаха были часы, и он смотрел на них, когда пройдёт полчаса. Пока ждали, то неоднократно слышали далёкую канонаду. Вблизи было тихо, а там шли бои. Несколько раз в небе пролетали самолёты, и наши и фашистские, ведь погода была лётной.
Нет их, давай стреляй по стогу, озабоченно вздохнул Монах, глядя на часы. Я зарядил в винтовку патрон с зажигательной пулей и выстрелил в стог, но сено не загоралось.
Почему не зажигается? удивился Монах. Может, у тебя патрон отсырел?
Такое не бывает, возразил я, и зарядил второй патрон, последний, из зажигательных. «Если опять сено не загорится, то придётся нам идти на выручку», мелькнула в голове мысль. От второй пули сено быстро вспыхнуло. Огромное пламя почти без дыма, наклонилось в сторону кирпичного дома, в котором находились наши товарищи. Слух улавливал треск горящего сена и ржание испуганной лошади, отбежавшей в сторону. Затем, с криками о пожаре из дома выскочили человек семь солдат. Среди них наших ребят не было. Я застрелил из снайперской винтовки двоих, а остальные убежали. Стог быстро прогорел, и мы с Монахом пошли к дому, выручать своих товарищей.
Осторожно вошли в крыльцо, прислушиваясь, что там внутри. За дверями голос Винокурова уговаривал кого-то по-немецки:
Успокойся, положи карабин, мы тебе ничего не сделаем
Монах, нахлобучив каску, резко открыл дверь, и вошёл в комнату, с автоматом наизготовку. Я последовал за ним. В углу, на чёрном, кожаном диване сидели наши трое разведчиков, со связанными руками, а, напротив, с карабином стоял немецкий солдат, молодой парнишка, бледный от волнения.
Он не успел отреагировать, и Монах выхватил у него карабин. Парнишка задрожал от страха, а Карл успокоил его, сказал, что мы ему ничего не сделаем.
Мы быстро уходим отсюда, сказал Винокуров, когда развязали ему руки.
Надо поесть, суп остывает, умоляли голодные разведчики.
На столе стояли тарелки с супом, который не успели съесть сбежавшие немцы, суп ещё дымился, а кроме него я увидел нарезанную ветчину и хлеб. Винокуров был тоже голодный, поэтому согласился ненадолго задержаться. А парнишку решили сразу отпустить; ему было шестнадцать лет, и за него очень просили Отто и Карл. Пока ели, ребята рассказали, как всё произошло.
Когда Отто вошёл в этот дом, немцы его сначала приняли за своего, но допросив, поняли, что это либо дезертир, либо русский разведчик. Отто не стал отрицать, надеясь, что его другие разведчики выручат, и попытался склонить этих немцев перейти на сторону Советской Армии. Мол, Гитлер маньяк, и не стоит за него погибать, и, что русские всё равно победят. Среди немцев, находившихся в этом доме, большинство были настроены дружелюбно к агитатору, но не все. Гитлер недавно издал приказ, расстреливать на месте каждого военного, кто захочет сдаться в плен, или перейти на сторону противника. Согласно приказу, даже рядовой солдат мог застрелить генерала. Поэтому, немцы друг друга боялись.
Я обратил внимание, что в доме с восточной стороны окна были узкие, как бойницы, а с других сторон нормальных размеров. Стены были метровой толщины. Наши немцы объяснили, что правительство Восточной Пруссии с семнадцатого века, доплачивало крестьянам в приграничных районах за такие толстые стены. По закону окна в домах и скотных дворах должны быть узкими. Такие меры принимались на случай войны. Восточная Пруссия с древних времён часто воевала со своими соседями.
Быстро перекусив, я прилёг на чёрный диван, чтобы отдохнуть хотя бы пятнадцать минут, пока разведчики доедают ветчину. Спать я хотел сильнее, чем есть, поэтому, как прилёг, так и уснул. Сказалось постоянное недосыпание. Не зря в Армии ходила шутка: «солдат может спать даже в луже».
Тем временем, немцы, сбежавшие от нас, опомнились и открыли огонь из стрелкового оружия по западным окнам дома, в котором мы засели. Разведчики выбежали на улицу, чтобы уйти от нападавших, и успели только крикнуть мне, чтобы я тоже уходил. Но я крепко спал и ничего не слышал, даже стрельбы. Винокуров понял, что я остался в доме, и приказал остальным ребятам принять бой, не давать противнику занять дом.
Одному из нападавших, удалось подобраться к дому со стороны сада, и бросить гранату в окно комнаты, где я спал. Разведчики храбро сражались и отогнали от дома немцев. Стол, за которым мы обедали, был разбит взрывом в щепки. Спинка дивана тоже была вся в дырах от осколков. Ребята вбежали в дом узнать, что со мной случилось. Я лежал как мёртвый, без признаков жизни. Винокуров проверил пульс и сказал, что я жив. Мне сделали искусственное дыхание, и я очнулся. Ребята были очень удивлены, когда я встал с дивана без единой царапины. Мне казалось, что я спал, но они говорили, что я был без сознания.
Моя голова кружилась, я шатался как пьяный, и Монах поддерживал меня, когда мы выходили из дома. Нападавшие на нас немцы, скрылись, стрельба закончилась, и Карл зашёл в сад посмотреть, кого он там подстрелил, может, этот немец ранен, и ему надо помочь. Оказалось, что он убил того парнишку, которого мы отпустили с миром. Он не понял наших добрых намерений и бросил в окно гранату. Карл очень переживал, о случившемся, и говорил:
Не надо было этому парню лезть не в свои дела, затуманили ему голову фашисты
Отто тоже расстроился, и рассуждал:
Мне не понятно, как удаётся одному человеку заставлять миллионы людей убивать друг друга. Наверняка Гитлер связан с дьяволом
Эти немецкие парни были честными людьми, попавшими в мясорубку войны. Они не пошли по течению, как многие другие, а поступали так, как им подсказывала совесть.
В Восточной Пруссии было хорошо развито земледелие: вокруг хуторов поля окаймляли лесные полосы, чтобы удерживать снег зимой, низкие болотистые места осушались с помощью мелиоративных систем.
Из хутора мы сразу же пошли в лесную полосу, где можно укрыться от посторонних глаз. Мы опасались, что фашисты будут нас преследовать. Во время пути у меня из носа пошла кровь, но не долго. Ребята сделали вывод, что у меня лёгкая контузия.