Хэткок свалился на гравий и с трудом поднялся на ноги. Он не слышал ни стука пулемётов, ни разрывов гранат. Он видел, как в небе над ним вздымается пламя, и ему оставалось только надеяться, что он успеет выбраться из этой огненной ловушки живым.
Он никак не мог понять, почему ему мокро, почему его одежда отяжелела так, словно промокла насквозь.
Хэткок на шатающихся ногах двинулся прочь от пылающего амтрака, расставив руки в стороны. Он понимал, что ранен, но лишь увидев свои руки осознал, что даже не представлял, насколько тяжело.
С его рук свисала кожа, и оборванные чёрные клочья походили на крылья летучей мыши. Казалось, что они облеплены нитями тины от шести до восьми дюймов длиной. Сердце его замерло, он остановился и присел на обочину. «Неужели я не выживу?»спросил он себя.
«В воду! раздались два возбуждённых голоса. Скорее! Тащи его к воде!» Хэткок даже не осознавал, что одежда его до сих пор горит, и что он совершенно забыл и о патронташе с патронами на груди, и о шести гранатах на поясе.
Несколько морпехов неожиданно схватили его и окунули в грязную воду, подходившую к дороге. Через несколько секунд он уже сидел по горло в жиже, мигая саднящими глазами с безволосыми веками.
К Хэткоку подбежал санитар и поднёс к его губам флягу. «Пей до конца», приказал он, и Хэткок всё выпил. Когда фляга опустела, санитар прижал к его губам другую. «И эту тоже до конца». Он выпил. Он выпил уже три фляги, когда увидел над собой высокий чёрный силуэт.
Стоять можешь? услышал Хэткок голос штаб-сержанта Буна.
Попробуем, ответил он, неуверенно вставая на ноги.
Затем он услышал другой голос. Это был какой-то капитан: «Не надо. Давай сюда вертолёт».
На дорогу опустился вертолёт СН-46. За ним горел разбитый амтрак, там водители, санитары и морпехи заносили в вертолёт тяжелораненых.
Сэр, сказал Бун, вертолётчик говорит, что здесь он сесть не сможет. Придётся нести Хэткока туда.
Ходить можешь? спросил капитан.
Попробую, ответил Хэткок.
Всё будет хорошо, Карлос, сказал Бун. Он подошёл к Хэткоку слева, капитансправа. Они обхватили Хэткока за талию, где поясной ремень не позволил огню добраться до кожи, и поддерживали его, пока он, с трудом переставляя ноги, не добрался до дожидавшегося его вертолёта.
Хэткок в той или иной степени обгорел почти весь. Лицо стало красно-коричневым, распухло и болело. Разные участки груди, предплечий, кистей рук лишились кожи, потрескались, кровоточили и запеклись. С ногами было едва ли лучшепод рваными брюками кожа покрылась волдырями.
Когда вертолёт оторвался от земли, оставив позади войну, которая велась с помощью пуль и взрывчатки, Карлос Хэткок попал на другую войну, которую вели иглами, скальпелями, медикаментами и обезболивающими средствами. Ужас этой войны заключался в непрестанной боли, этим врагом, который не даёт ни секунды передышки.
«Я до сих пор горю!»подумал Хэткок. Любой предмет, к которому он прикасался, был словно из раскалённой добела стали. Он остался на ногах, никак не желая садиться.
«Надо одежду снять, подумал он. Так легче будет». Он посмотрел на санитара, который стоял перед ним, делая записи в блокноте. К его карману были прицеплены ножницы, и Карлос чёрным, окровавленным, искривлённым пальцем указал сначала на них, а затем на обгоревшие лохмотья, в которые превратились его брюки. Санитар принялся за дело.
Когда вертолёт совершил посадку, Хэткок стоял совершенно голым и не мог сдвинуться с места. Надо было найти Перри. Он искал его глазами весь перелёт, но так и не нашёл напарника. «Он не мог погибнуть!»думал Хэткок.
И лишь когда толпа врачей, медсестёр, санитаров и обычных морпехов начала выносить из вертолёта раненых, Хэткок наконец-то увидел Перри. Тот выглядел неплохо, он улыбался и махал ему рукой.
Садись, морпех, услышал он чей-то голос.
Хэткок сел.
Ложись, прокатимся.
Хэткок посмотрел на трап в хвосте вертолёта, с которого груда обгорелых тряпок, оставшаяся от его одежды, свалилась на палубу плавучего госпиталя «Репоз». Среди этого рванья Карлос увидел свою зажигалку. «Это моя!»сказал он, показывая на серебристую «Зиппо». Медсестра подняла её, и Карлосу удалось раздвинуть распухшие губы, благодарно ей улыбнувшись.
Сообщите обо мне мастер-сержанту Мусу Гундерсону из оперативного отдела 1-й дивизии. Скажите, что я обгорел, но всё нормально! сказал Хэткок медсестре. Она кивнула, и он снова улыбнулся.
Чья-то рука попыталась мягко уложить его на каталку, но как только его окровавленная, растрескавшаяся спина коснулась простыни, он вскочил. Рука раз за разом ложилась ему на лоб, толкая назад, и он снова и снова вскакивал. Так они добрались до отделения неотложной помощи, где его дожидался врач в маске и хирургическом одеянии.
Как самочувствие, морпех?
Поправлюсь, сэр. Перегрелся чуток, ответил Хэткок, пытаясь отвечать так, словно полностью владеет собой.
Чем на войне занимаешься? спросил врач, вводя в вену иглу.
Карлос с трудом сдержал крик и, задыхаясь от боли, ответил: «Я снайпер-разведчик, сэр. Взводом командую».
Придётся тебе пару дней отдохнуть, морпех.
Хэткок почувствовал, что с его спиной и руками что-то происходит. Он не смотрел на рукиему не хотелось увидеть, как они исчезнут навсегда.
Что вы там делаете? спросил Хэткок.
В тебе тут целый самосвал гравия сидит, вытаскиваю, ответили ему сзади. Слушай морпех, как думаешьа если всем санитарам по джипу дать?
Хэткок чуть-чуть подумал и ответил: «Кошмар будет. То есть, для санитаров и раненых было бы здорово. Но обслуживать эти джипыкошмар. Даже не знаю, как»
* * *
Когда водитель джипа, на котором ехал Рон Макаби, остановил машину у палатки оперативного отделения на вертолётной площадке «Болди», какой-то морпех крикнул: «А ведь добрались вьетнамцы до штаб-сержанта Хэткока! Похоже, убили его».
Мэк ворвался в палатку. Комендор-сержант, писавший что-то за столом, сообщил ему: «Хэткок с Перри были на амтраке, который подорвали. Ви-си ящик со взрывчаткой подложили, фунтов на пятьсот. Уделали машину напрочь.
Все морпехи получили ожогистрашное дело. Даже не знаюпогиб он или выжил. Выглядел он совсем плохо, когда его засунули в медэвак и отправили на «Репоз». О Перри я ничего не слыхал, но он тоже там».
«Яв госпиталь, к Хэткоку», сказал Макаби комендор-сержанту, и высокий морпех в два гигантских прыжка подскочил к джипу, который тут же с рёвом рванулся прочь, взметнув из-под колёс гравий и землю. До самого вечера Рон Макаби пытался попасть на плавучий госпиталь, но так и не смог.
Узнав на следующий день от Муса Гундерсона, что Хэткок сильно обгорел, но жив, Мэк написал ему письмо.
В тот же день командир 1-й дивизии морской пехоты генерал-майор Ормонд Р. Симпсон прицепил «Пурпурное сердце» к подушке Хэткока. Адъютант генерала сфотографировал этот момент «Поляроидом».
После ухода генерала медсестра забрала фотографию и медаль, сообщив Карлосу: «Я положу их в ваш вещмешок, когда проснётесьони будут там». Человек в белом ввёл иглу в терзаемое болью тело Карлоса Хэткока, и он погрузился в сон.
Он оставался в забытьи, когда его на вертолёте доставили на авиабазу в Дананге, где его и семь других обожжённых морпехов поместили в самолёт, направлявшийся в Токио. Он оставался без сознания и несколько дней в госпитале на базе ВВС «Якота», пока во всемирно известном ожоговом центре в госпитале сухопутных войск США «Брук» в Сан-Антонио, штат Техас, дожидались их прибытия.
И даже 24 сентября, когда он пришёл в себяболее чем через неделю после того как страшный огонь навсегда изменил его жизнь, Хэткок не понимал, что он уже не во Вьетнаме.
Днём 16 сентября (по американскому времени) в военно-морской филиал Пентагона, что на холме у национального кладбища, на Колумбия-Пайк в Арлингтоне, штат Виргиния, поступило сообщение. Из этого комплекса зданий генерал Леонард Е. Чэпмэн осуществлял руководство корпусом морской пехоты США. В этом сообщении, адресованном отделу учёта потерь в личном составе управления людских ресурсов корпуса морской пехоты, содержались фамилии восьмерых морпехов, их ближайших родственников и домашние адреса. Эти восемь морпехов день назад получили ожоги при взрыве амтрака на той стороне земного шара. В самом верху списка было указано: «штаб-сержант Карлос Н. Хэткок II».