Когда сердце Хэткока снова забилось в нормальном ритме, утихла дрожь от выброса адреналина, от которого кровь бешено запульсировала в висках, к нему вернулось мучительное чувство голода, и вдруг очень захотелось пить. «Есть давай! воскликнул он про себя. Пить давай!»
Он нащупал рукой крышку и начал осторожно откручивать её, снимая с фляжки. Полчаса спустя он с облегчением почувствовал, как нагретая жидкость впитывается в его распухший язык, словно вода в сухую губку.
Хэткок двинулся вперёд, кривясь от боли с каждый преодолённым дюймом. Третьи сутки подряд он отталкивался от земли то бедром, то коленом, то предплечьем, и они покрылись волдырями. Боль, словно осколки, впивалась в бок. Ему оставалось проползти менее двухсот ярдов, и так и тянуло оставить всё, чтобы больше не мучиться.
«Можно прямо отсюда», прикидывал он. На всех соревнованиях по стрельбе он показывал наилучшие результаты на дистанции в тысячу ярдов. «С этой дистанции я всегда попадал или в десятку, или в самое яблочко»убеждал себя Карлос. Но ещё ни разу в жизни ему не предстояло сделать настолько важный выстрел.
И тут же раздавался другой голос: «Действуй по плану. Ничего не меняй. От этого зависит твоя жизнь. Ты должен уйти отсюда живым». К этому голосу Карлос прислушивался всегда. Благодаря ему он до сих пор был жив. «Когда ты обдумывал план, всё было нормально. А сейчас ты устал. Действуй по планутак надо».
Он дополз до ямки, уходившей в траву. Всё вышло практически по его расчётамдо цели было почти ровно восемьсот ярдов.
Стемнело, и, по мере того как Хэткок приближался к запланированной позиции для стрельбы, его нетерпение нарастало. Он учитывал все окружающие факторы, которые могли повлиять на полёт его пули. Он постоянно держал в уме влажность, скорость и направление ветра. До него донёсся чей-то смех. Он представил себе, как северо-вьетнамский генерал со своими офицерами сидит за обеденным столом, как они пьют, поднимая тосты друг за друга. «Пускай веселится, пока может, немного ему осталось», подумал Хэткок.
Снайпер морской пехоты увидел, как очередная группа выходит в ночной патруль. «Они даже не думают о возможности наземной атаки, размышлял он. Их больше волнуют воздушные налёты. Вон сколько блиндажей и щелей понастроили. По укрытиям попрятались».
Ко времени последней смены караула за эту ночь Карлос Хэткок добрался до мелкой промоины, которую он заметил на снимках аэрофотосъёмки, и к которой полз последние три дня. Она была мелкой, менее шести дюймов глубиной, но ширины её хватало, чтобы в ней залечь. Промоина эта, которая тянулась все полторы тысячи ярдов до видневшегося вдали леса, начиналась именно здесь, посреди открытого поля, с маленького бугорка, с обратной стороны которого Хэткок уложил винтовку. Он развернул тряпицу размером с носовой платок и положил её на землю под дульный срез, чтобы газы, вырывающиеся из ствола при выстреле, не взметнули пыль и не раскрыли его позиции.
День четвёртый
Когда первые лучи солнца упали на широкое поле, глаза снайпера морской пехоты уже глядели, помаргивая, в 8-кратный прицел на винтовке, высматривая цель.
Он верно определил дистанциюопытным глазом он убедился, что до тропинки было восемьсот ярдов. «Надо стрелять, когда он будет стоять неподвижно, ко мне лицом или спиной, говорил себе Карлос. Так, и только так». Он следил за ветромкак шумят деревья, как дым поднимается от костров у огневых позиций, обложенных мешками с песком, как колышется трава и сорняки между ним и целью. Но главноеон внимательно наблюдал за восходящими потоками воздуха, как они колышутся и кружатся над землёй, наклоняясь ветром.
По ним он рассчитал скорость ветра, разделив угол наклона воздушного потока на четыре. Определив эту величину, он умножил её на дистанцию, выраженную в сотнях ярдов, в данном случае на восемь, а затем снова разделил на четыре, получив количество щелчков маховичка или угловых полуминут для внесения поправки на ветер.
Солнце поднялось уже довольно высоко, и по щекам снайпера заструился пот. Не отрывая глаз от окуляра прицела, он почувствовал, как припекает шеюот солнца земля становилась сухой как порох, а трава увядала от жара.
Откуда-то из-за блиндажей донёсся шум от автомобильного мотора. Белый седан вырулил между блиндажами и остановился рядом с тропинкой, на которую Карлос навёл перекрестье прицела. Водитель ждал, не выключая двигателя.
«Поехали, сказал себе Хэткок. Крепче хват, следи за прицелом». Генерал вышел из дома, и Хэткок навёл на него прицел, дожидаясь, пока он повернётся лицом. Но когда тот наконец повернулся и направился прямо на снайпера, его обогнал адъютант и пошёл впереди. «Дурак! Ты что, не знаешь, что адъютантам положено ходить слева от генерала? Прочь с дороги!»
C тех пор как взошло солнце, Хэткок ежесекундно, с компьютерной точностью и скоростью, отмечал изменения в состоянии окружающей среды, оценивая освещённость, влажность, лёгкий ветерок, который время от времени задувал поперёк линии огня. Он учитывал и то, что становится жарче, и при более высокой температуре пуля пойдёт выше, потому что порох будет сгорать быстрее. Плотность и влажность воздуха влияют на скорость полёта пули, а от освещения зависит, как выглядит цель.
На основании произведённых расчётов он навёл перекрестье прицела на левую сторону груди генералана тот случай, если ветер, дующий справа, снесёт пулю на восемь дюймов. Солнце ярко сияло, и снайпер решил прицелиться чуть повыше, но не очень, потому что из-за жары пуля могла уйти вверх на несколько дюймов.
Группа офицеров, которая вышла вместе с генералом, направилась к дому, заходя к нему сбоку. Генерал остался наедине с юным адъютантом. Карлос ждал. Молодой офицер занял своё место слева от начальника. «А теперьстой!»приказал Хэткок. Оба остановились. Перекрестье прицела легло точно на сердце генерала.
Хэткок лихорадочно повторял в уме основные положения меткой стрельбы: «Крепкий хват, вниманиена перекрестье, на спусковой крючок нажимай плавно, жди отдачи. Дыхания надолго не задерживай, вдохни и расслабься, дождись естественной паузы, вниманиена перекрестье, нажимай пла-а-вно»
От сильной отдачи он мигнул. Открыв глаза, Хэткок увидел, что генерал лежит на спине, из груди его хлещет кровь, а безжизненные глаза уставлены на раскалённое добела солнце.
Адъютант генерала упал на землю и пополз к огневой точке, обложенной мешками с песком. Остальные офицеры, всего несколько секунд назад отошедшие от своего командира, бросились в укрытие.
Снайпер морской пехоты скользнул в мелкую промоину и, плотно прижавшись к земле, начал крадучись пробираться вперёд, двигая обеими руками. По сравнению с тем, как он добирался до места, отходил он просто со скоростью света. Двигаясь по-прежнему ровно и плавно, теперь он преодолевал далеко не один фут в минуту. Путь, примерно равный тому, который он прополз за трое суток, он преодолел за четыре-пять часов. За время отхода ни один патруль к нему не приблизился, и он понял, что дульной вспышки никто не заметил. Это его не удивило с учётом того, что стрелял он в дневное время с дистанции восемьсот ярдов. Само собой, патрули были высланы, но им пришлось прочёсывать не одну сотню акров. В какой-то момент ему показалось, что он засёк по слуху один из них, далеко слева.
До границы джунглей он добрался уже почти ночью. Ужом скользнув в подлесок, Хэткок впервые за трое суток оторвал колени от земли. Мучительная боль заглушила переполнявшую его радость. Он бросился в густой лес. Не забывая о минах, но двигаясь по возможности смело и быстро, он за несколько часов преодолел три километра до заранее определённой точки, где его должны были подобрать.
Там он засел в зарослях и стал дожидаться своих, памятуя о том, что в джунглях могут рыскать патрули, пытаясь напасть на его след. Сердце билось с частотой сердцебиения в состоянии покоя. Вместо тяжёлого дыхания, гремевшего в ушах, он слышал теперь песни птиц и других обитателей джунглей. Прежнее напряжение сменилось спокойствием, и он погрузился в мысли об Арканзасе и о том, насколько этот момент походил на многие из его школьных дней, когда он любил посидеть в кустах за бабушкиным домом, положив на колени старую винтовку «Маузер» и уложив рядом шумно дышащую шотландскую овчарку. Впервые за четверо суток он закрыл глаза.