Польские правящие круги слишком долго не могли решить, нужны Польше чехословацкие солдаты или нет. Они ни в коем случае не желали возрождения Чехословакии в домюнхенских границах, потому что в таком случае им пришлось бы вернуть территорию Тешинской области, которую они захватили в период Мюнхена. Некоторые чехословацкие беженцы попали в польские тюрьмы, некоторых польские пограничные патрули вернули назад, и лучшим исходом для них в таком случае было не попасть в лапы гестапо. Но потом польские официальные органы немного образумились. Чехословацким беженцам разрешили временное проживание. Эмигранты сосредоточивались в Катовице и Кракове, где до сих пор работало чехословацкое консульство. Здесь 30 апреля 1939 года была образована воинская группа. Она расширялась день ото дня, хотя и не было достаточно денег на ее расквартирование, обмундирование и питание. До сих пор еще никто не проявил интереса к чехословацким воинам.
Армия с самого возникновения государства является важнейшим инструментом власти. Но что представляет собой теперь их власть? Кучку политиков, группирующихся вокруг бывшего президента Бенеша? Или группу приверженцев чехословацкого посла в Париже Штефана Осуски? А может быть, их власть это амбициозный генерал армии Лев Прхала, который приехал в Польшу в машине польского консула в Братиславе и хочет стать здесь главой Сопротивления?
Чехословацкие зарубежные политики, в круг которых усиленно рвется горстка честолюбивых профессиональных военных, будь то в Лондоне, Париже или в Варшаве, соперничают друг с другом в борьбе за главенствующее положение, в поте лица добиваются того, чтобы государства, на которые они опираются, признали их в качестве представителей Чехословакии и этим самым признали Чехословакию. Это было не просто, так как подобные действия вызывали гнев государств, подписавших Мюнхенское соглашение. А этого ни господину Чемберлену, ни господину Даладье не хотелось.
Довольно долго премьер-министры и дипломаты Англии и Франции просто-напросто приказывали не впускать чехословацких политиков, просивших у них аудиенции. Никому не были нужны и чехословацкие солдаты, пока они настаивали на освобождении своей родины. Капиталистическая Европа хотела обеспечить для себя мир. Ради этого она заплатила Гитлеру в Мюнхене звонкой монетой частью территории Чехословакии. Полная ликвидация чехословацкого государства была, конечно, тоже полностью на ее совести. А беженцы, стучащие сегодня робко в двери кабинетов министров, вводили ее в неприятные размышления.
Что с ними делать?
Что делать с политиками и солдатами, которые в надежде на возрождение Чехословакии надеются на большую европейскую войну? Как будто судьба Чехословакии достаточный повод для такой войны в Европе, до сих пор верящей в иллюзию своей независимости.
Как же быть с военными эмигрантами, которые заполнили гостиницу для туристов в Кракове?
Чехословацкие землячества в Польше собирают деньги. Кое-какие средства поступили из дипломатических фондов, но они весьма ограничены. Франция сделала чехословакам конкретное предложение вступить в иностранный легион пристанище авантюристов и отчаявшихся людей. Каждому, кто входит в расположение легиона в Марселе, бросается в глаза надпись:
«Вы, солдаты, рождены для того, чтобы погибнуть. И я поведу вас туда, где погибают. Генерал Негриер».
Эти люди, однако, не искали возможность погибнуть просто так, ни за что ни про что. Они не раздумывая отдали бы жизни в борьбе за родную Чехословакию. Но такого предложения им пока никто не делает.
Что оставалось делать сотням чехословацких военнослужащих в Кракове, кроме как подписать обязательство служить в иностранном легионе?
Иллюзии улетучивались, энтузиазм затихал. Выматывающее ожидание, нищенское существование, завшивленная казарма в Марселе. Офицеры были зачислены в подразделения в званиях рангом ниже, нежели они имели в чехословацкой армии. Причем поручики получали погоны подпоручиков только при условии девятимесячный службы в звании четаржа. Офицеры запаса, ротмистры и четаржи становились вообще рядовыми солдатами.
«Трудности растут, потому что нет белья, туалетных принадлежностей и что хуже всего нет сигарет. К тому же установилась плохая погода. Холод и урчание в животе от голода Стало быть, придется надевать мундир иностранного легиона, воевать в африканских песках под палящим солнцем Марокко или Алжира и внушать себе призыв: «Legio patria nostra!». Все же наша патриа это Чехословакия и за нее мы хотим драться. С трудом можно представить, что где-то там, в горах Атласа или Индокитая мы станем сражаться за свою родину».
Обо всем этом Отакар Ярош не знает. Он тоже собирается бежать в Польшу.
Мирек Гавлин, одноклассник Отакара по школе, в начале лета совершенно случайно встретился с ним на Вацлавской площади около Музея. Они радостно пожали друг другу руки. У них было много общего по совместной учебе в школе, а потом по службе в армии.
Чем ты теперь занимаешься, Ота, дружище? Как твои дела? Где теперь обитаешь?
Отакар Ярош стоит перед ним в светлом костюме, как всегда элегантен, густые волнистые волосы разделены аккуратным пробором, на мужественном лице легкая улыбка.
Работаю в Находе на почте, но придется драпать. Думаю, что скоро за мной придут.
Кто?
Гестапо, кто же еще. Он огляделся по сторонам, взял друга за локоть. Так они идут некоторое время в потоке пешеходов. По площади проезжают автомобили, с грохотом катят трамваи. Ота делится с другом своими секретами. О том, что в Находе он познакомился с девушкой, впрочем, скорее она познакомилась с ним. Прекрасная девушка. Но недавно, проходя по улице, он увидел ее сидящей в кафе с одним парнем, о котором он точно знал, что тот работает в гестапо. Так что оставаться тут ему никак нельзя.
Если ты хочешь бежать в Польшу, то я могу предложить тебе верный способ. Недалеко от Яблункова есть холм, который там зовут Стожек. Так вот, в районе этого холма можно легко перейти границу. Я дам тебе адрес одного мясника, который тебе поможет
Хорошо. Подожди, я его сейчас запишу. Ярош вытащил из кармана записную книжку и маленькую ручку. Давай, говори.
Ну так слушай. Пойдешь по шоссе в сторону Тешина, это на самом краю Перо ручки скользит по бумаге. Мирек протягивает руку.
Давай я тебе лучше начерчу план.
Потом они расстались. И больше уже никогда не виделись.
5
Немного погодя, он поездом приехал из Мельника в Прагу. Там, на вокзале, незадолго до отъезда остравского скорого поезда он в последний раз увидел своего младшего брата Владю. Он знал, что люди, подобные брату, переходят в Северной Моравии границу по подземным лабиринтам угольных шахт. И железнодорожники помогают патриотам перебираться на польскую территорию.
В то время путешествие в Остраву уже было связано с некоторыми трудностями. Немецкая полиция проявляла бдительность.
Куда вы едете?
Ярош притворился спящим. Один из полицейских потряс его за плечи. Тот поднял голову, открыл глаза и снова втянул голову в плечи.
Куда вы едете? повторил вопрос начальник патруля. Его лицо с выступавшими скулами обезображивал длинный шрам.
Не понимаю, ответил Ярош и зевнул.
Куда едете? не отставал полицейский.
В Остраву. И Ярош спокойно рассказал свою легенду, приготовленную заранее специально для такого случая. Перевели меня туда. А вот, господа полицейские, мои документы. Он медленно полез в карман, напряженно размышляя, поверят они его истории или нет.
Хорошо, все в порядке, махнул рукой полицейский со шрамом.
Когда полицейский патруль вышел из купе, Ярош с облегчением вздохнул. Остаток пути до Остравы прошел без осложнений. Пока что счастье было на его стороне.
Но счастье изменчиво, и он убедился в этом при попытке перейти границу. Как при первой, так и при второй.
Кто знает, как бы все кончилось, если бы железнодорожники вовремя не узнали, что немцы получили приказ окружить поезд, отправляющийся в Польшу, чтобы из него и мышь не выскочила, тщательно проверить вагоны и всех подозрительных арестовать.
Он снова попытался добиться своего. Какая это уж была по счету попытка? Третья? Четвертая? Сегодня-то уже никто не знает. Переезд был подготовлен хорошо только кто может исключить непредвиденные обстоятельства?