Шеренги засмеялись.
Ну, на худой конец командарм подбросит наград, улыбнулся Горбатов. Вот так, гвардейцы. Коммунистам и комсомольцам особых слов говорить не буду, народ понятливый. Они свое дело знают шагай впереди, а у партии большевиков память на добрые дела крепкая Всё. Офицеры ко мне, остальные р-разойдись!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
00.46. 19 апреля 1945
КОМАНДАРМ
( Товарищ третий. Докладывает Караушин. На ноль тридцать уровень воды прироста не дал. Ветер два балла.
Дошли до господа наши молитвы, а? Хорошо, Николай Семенович. На душе полегче Устали? Выдалось вам оперативное дежурство веселенькое
После войны будет что вспомнить, товарищ третий.
Да, войне конец Мир Слово-то какое, Николай Семенович, а?
Хорошее слово, товарищ третий
Шагнем через Одер и мир Ну, хорошо, Николай Семенович. Если Одер поутих не звоните. Надо вам отдохнуть немного.
Спасибо, товарищ третий. Не устал.)
ГВАРДИИ РЯДОВОЙ
Все бока отлежал Борзов, а глянул при свете коптилки на ручные квадратные часы всего-то пятнадцать минут четвертого
Разбаловался солдат, победу чует, вот и отлежал бока Усмехнулся Борзов, шинель откинул, на нарах сел. Соседи (справа новый старшина Борька Мануйлов, слева связист Пашка Шароварин) сладкие, видать, сны на душу впустили, носами песни поют
Да. Пятнадцать, нет, уж семнадцать четвертого Ладно, покуда молодежь невест по лужку за ручку водит (ну, сладко дрыхнут, стервецы), надо честь по чести к общему построению батальона приготовиться
В девять ноль-ноль приказано, сам командир полка гвардии подполковник Афанасьев явится
Да. Третий орден Славы Ничего. Третий, а?.. Везучий ты, Колька Борзов, человек С двадцать четвертого июня, с самого начала, воюешь, верст перемерил господи, не сосчитать, а яма для тебя еще не вырыта
Рассердился на себя Борзов так, не очень, потому что в праздник душу грызть это уж самое распоследнее дело, уж праздновать так праздновать, плакать так в голос.
Достал Борзов из вещмешка баночку асидола, фанерную дощечку с прорезью для пуговиц, гимнастерку, что берег в вещмешке вот уж пятый месяц, расправил подходящая гимнастерка, хоть на строевой смотр сейчас.
Подворотничок подшивать занятие приятное Два миллиметра белой каемочки из трофейного шелка над краем воротника гимнастерки линейкой меряй, точно Так, подходяще Теперь надо все регалии подраить тряпочкой. Заслужил, заслужил ты, Коляша, за те версты, что отшагал с двадцать четвертого-то июня
По базарной площади, во вторник, торговый спокон веков у шуян денек, не совестно и прогуляться будет, а?..
Медаль «За отвагу» Дорогая медалька-то, в августе сорок первого годка за такую награду попотеть надо было солдату Да Еще две «За отвагу» Эта вот за того длинного фрица, всю левую руку изгрыз тогда гаденыш, покуда я ему кляп не вогнал в зубастый рот. Как тогда с сержантом Егоровым Митькой живы остались ума не приложу, по всем статьям загнуться нам был жребий в ту ночку, это точно Да Красную Звезду мне уж Венер Кузьмич вручал, лейтенантом еще только явился с курсов А красивый орденочек «Слава», видный из себя орденочек
Бог троицу любит, третий орденок аккурат для солидности будет.
Николаич, ты чего шебуршишь тут?.. Пашка голос подал, зевнул и опять мертвехонек
Прибрал все в вещмешок Борзов, лег, шинелью укрылся с головой, минут, поди, через пять шагал уж по базарной площади в Шуе, день был дождливый, серый, никого на базар в такую мокрядь не тянуло, и шагал Борзов один под дождем, совсем один, босиком почему-то был, ногам в лужах было зябко, и видел Борзов издалека еще стоял у ворот племяш его, Колька, во фрицевском новеньком мундире, на все пуговицы застегнутом, только ремня на мундире не было. Стоял Колька, смотрел на Борзова, только глаз у Кольки не было, темные щелки под светлыми бровями. Сказал Борзову голосом непривычным, как мальчишка сказал Колька: «Я босой никогда не буду ходить, дядя Коля Убили меня, письмо ты не получил еще, а меня убили Убили меня, дядя Коля» Борзов к Кольке совсем рядом подошел, за правое ухо его взял, хотел оттаскать, чтоб такие слова дяде родному не смел говорить, а ухо-то у Кольки ледяное
Заплакал Борзов, хочет слово сказать Кольке, какое-то слово заветное, а вспомнить то слово не может
Коля Николаич! Чего ты дышишь-то как? Пашка заелозил, на локте приподнялся.
А?!
Повернись ты на другой бок, орешь со сна, черт
Утих Борзов.
А в девять часов тридцать минут на просеке в сосновом немецком лесочке
Гвардии рядовой Борзов!
Я!
Ко мне!
Двадцать пять шагов Борзову до гвардии подполковника Афанасьева
Гвардии рядовой Борзов для получения правительственной награды прибыл!
Поздравляю, товарищ Борзов Да ты, старый солдат держись
Ничего уж не видел Борзов, а ответил не хуже других:
Служу Советскому Союзу!
А гвардии подполковник сделал шаг к Борзову, обнял росточком-то оба левофланговые
Полному кавалеру ордена Славы ура!..
45
Господин обер-лейтенант, мы уже четвертый день сидим в этом проклятом Данциге и
Мы?.. Это я сижу, а вы, любезный, только состоите у меня на службе, насмешливо сказал Коробов и отвернулся от Эриха, стал смотреть на парадный подъезд данцигского сената.
Да, конечно, господин обер-лейтенант, но если мы пробудем здесь еще день или два, то никогда не выберемся
Идите в машину, Эрих, черт бы вас побрал!
Эрих побрел к «паккарду», что стоял рядом с самоходкой, заехавшей на тротуар
Четыре дня назад Коробов узнал у соседа за столиком в ресторане «Густав», капитана-сапера, что пропуск на выезд из Данцига можно получить только в канцелярии начальника гарнизона, командира двадцать четвертого корпуса генерала артиллерии Фельцмана. «Но это трудно, сказал капитан. Едва ли вам удастся получить этот пропуск в рай, мой друг. Вот если вы найдете общий язык с адъютантом Фельцмана лейтенантом Нойманном Но я знаю этого мордастого сволочь, себе на уме Впрочем, попробуйте. Если у вас найдется кое-что в кошельке А на ваше командировочное предписание из Берлина надежд мало, в Данциге сейчас полно офицеров, которым отменены командировки, генералу Фельдману приказано собрать в Данциге всех, кто способен стрелять в иванов»
Стрелять в иванов я не собираюсь, господин капитан Я сам иван Очень рад с вами познакомиться, господин капитан. Будете в Берлине милости прошу, меня можно найти в министерстве пропаганды.
О, вы из ближних к солнцу? усмехнулся капитан.
Офицер для поручений граф Владимир Толмачев ваш покорный слуга.
Капитан молча смотрел в лицо Коробову, густые брови прихмурились.
Ваши единокровные повесят вас раньше, чем меня, граф. Не завидую.
Вот поэтому мне и нужна ваша помощь, господин капитан
Пауль Шлиппенбах.
Я рад вас встретить, господин Шлиппенбах.
О какой помощи вы говорите, граф?
Вы знаете, где найти этого как вы сказали?.. Нойманна? Господин капитан, поверьте, я постараюсь отблагодарить вас
Я просто помогу вам унести ноги из этой мышеловки Вы же совсем мальчик, граф Сколько вам?
Двадцать.
А мне уже мне сорок три. Я остался один в семье Шлиппенбахов. Господу было угодно угробить двоих моих младших братьев А неделю назад погиб и третий брат Я постараюсь найти этого прощелыгу Нойманна Три дня меня, к сожалению, не будет в Данциге, но я вас буду ждать у сената, как только вернусь. В пять часов дня, граф.
Господин Шлиппенбах!
Пустяки. Бегите из этой мышеловки. Пауль Шлиппенбах сделает доброе дело накануне встречи с братьями, да Русские не выпустят никого из этой мышеловки, это истина До свидания, граф.
Коробов вздрогнул кто-то окликнул его:
Граф!
Капитан Шлиппенбах улыбнулся, и Коробов почувствовал запах спиртного.
Господин капитан! А я, признаться
Густые темные брови капитана вразлет.
Шлиппенбахи всегда держат свое слово, граф.