Все он понимает, Сергей Васильевич, сказал Рокоссовский. Понимает, что совершил тяжкое воинское преступление. Да, полковник, преступление!
Рокоссовский встал, и сейчас же поднялись генералы:
Где ваша дивизия?
Головной полк гвардии подполковника Афанасьева сейчас должен подходить к перекрестку шоссе, шесть километров отсюда, товарищ маршал!
Посмотрю Посмотрю, как в родную армию возвращаются ваши кочколазы ладожские
40
Передать по колонне Рокоссовский!..
Ребята, Рокоссовский сам!
Ножку, братцы, ножку дай!
Второй взвод, подравняйсь!
Маршал тута, мужики!
Подтяни-и-ись!
Прошелестел говорок по длинной колонне, смолк
Только над грязной, в лужах, лентой шоссе, над изрытыми гусеницами танков и самоходок снежными полями в пролысинах талой земли словно утроился и стал четким шум от сотен подошв солдатских сапог, бьющих по бетону.
По-о-о-олк! Сми-и-ирно!.. Равнение-е на пррраво!
Низенький офицер в зеленой английской шинели, повернув смуглое лицо к стоявшему в пяти шагах от шоссе маршалу, смотрел на него, не мигая.
Подполковник Афанасьев, команда «смирно» на марше не подается! сказал Рокоссовский, засмеялся. Генералы, плотной группой стоявшие за ним, шевельнулись Здорово, ладожцы!
Четыре раза отрывисто бухнули о бетон сотни сапог, и над шоссе, над полями прокатилось:
Здравжелатоваримаршал!
Благодарю за достойную службу Отечеству!
Рокоссовский, часто моргая, все хуже видел лица солдат У него плотно стиснулись губы «Ура» гремело над шоссе, и Рокоссовский знал, что солдаты видят его слезы, и был тоже счастлив, что он плачет сейчас у этой бетонной немецкой дороги
Сергей Васильевич, молодцы-то а? сказал Рокоссовский, повернув к Никишову помолодевшее, возбужденное лицо, но тот не ответил, только на щеке у него подрагивал мускул.
А роты все шли
Приближалась к месту, где стояли маршал и генералы, еще одна рота.
Высокий офицер в туго перетянутой ремнем телогрейке повернул к маршалу обветренное лицо.
Горбатов! Где ваш запевала? крикнул маршал.
Живой, так точно, товарищ маршал! закричал Горбатов.
И генералы засмеялись.
Горбатов на ходу повернулся лицом к роте, глаза его строго сузились, и сейчас же нахмурились лица четырех сержантов первой шеренги
Шароварин запевай!
Давай, Павлуша, шепнул гвардии рядовой Бор-зов шагавшему справа младшему сержанту. Давай твою оторвем
И над шоссе голос:
Посадил солдат в Герма-ании березку-у
Подхватила рота:
На блиндажной крыше посадил.
И погнал на запад ротную повозку
Фронт к Берлину уходил, эх, уходил!
Летело над шоссе:
Маскировкой та березка называлась,
Немудреной хитростью была.
Под метельным всплеском не ломалась,
Жизнь мою березка та спасла, эх, спасла!
Никишов сказал маршалу:
Это запевала сочинил, Паша Шароварин, славный мальчик, я его с Ладоги помню
А песня гремела:
Где солдат шагает я не знаю.
Где гвардейский славный батальон
Я березки запах вспоминаю,
Улетает сердце в русский сон, эх, сон!
Зашумит листва зеленым чудом,
Ей не страшно, что чужа земля
Послужит добром березка людям,
Память о России поберечь веля, эх, веля!
Ушла вторая рота
Рокоссовский оглянулся. Глаза его нашли бледное молодое лицо с лиловатым рубцом на подрагивавшей щеке.
Песне скажи спасибо Евгений Николаевич Так и быть, приму грех на душу. Но в приказе по фронту получишь строгий выговор, не я накажу служба накажет
Рокоссовский отвернулся.
Хороши мужики ладожцы сказал Рокоссовский Никишову:
Данциг мы возьмем, тихо сказал командарм.
41
Рокоссовский подошел к высокому окну, заложив руки за спину и устало улыбаясь, смотрел на стайку воробьев, что прыгала на голых ветвях двух старых берез.
Потом раскрыл форточку, погладил правую щеку длинными пальцами, и Никишов увидел, что висок у маршала совсем седой. Сидел Никишов на белой табуретке рядом со столиком, возле которого уже несколько минут держал черную тяжелую трубку аппарата ВЧ младший лейтенант в новенькой гимнастерке.
Москва, товарищ маршал, торопливо проговорил младший лейтенант, поднимаясь с табуретки.
Покурите, сказал Рокоссовский, улыбнувшись, и взял трубку.
Прикрыв плотнее высокую дубовую дверь за младшим лейтенантом, Никишов прислонился плечом к притолоке.
Что-то щелкнуло в трубке, и Никишов услышал знакомый глуховатый голос Сталина
Здравствуйте, товарищ Рокоссовский
Маршал сел на табуретку.
Здравствуйте, товарищ Сталин. Считаю долгом поставить вас в известность о ситуации, сложившейся на фронте.
Хорошо был слышен в маленькой комнате голос Сталина:
Слушаю.
Я впервые за всю войну остался без резервов. В армиях фронта полки только двухбатальонного состава, в ротах по двадцать два сорок пять человек. Плохо с боеприпасами, обеспеченность ноль три, ноль пять боекомплекта. Перед фронтом крупные силы немцев.
Уточните. Без круглых цифр. Мне известны круглые цифры наших генштабистов.
Слушаюсь. Передо мной соединения Второй полевой армии. Две танковые и четырнадцать пехотных дивизий. Четыре пехотные бригады, две боевые группы, четыре отдельных пехотных полка, пятнадцать отдельных пехотных батальонов
Никишов видел, как усмехнулось бледное лицо маршала.
Круглым счетом двести тридцать тысяч солдат и офицеров.
Я вижу, вы шутите, товарищ Рокоссовский, значит, до гибели еще далеко
Здесь со мной Никишов. Улыбается по молодости лет. А я не улыбаюсь, товарищ Сталин.
Обиделись, что перевели вас с Первого Белорусского, товарищ Рокоссовский?
Я солдат, приказы привык выполнять.
Знаю. И вы знаете, что маршала Константина Рокоссовского товарищ Сталин ценит еще с лета сорок первого года, когда он с кучкой толковых офицеров в неделю сколотил из окруженцев армейскую группу. У меня хорошая память, товарищ Рокоссовский.
Я знаю, товарищ Сталин. Спасибо.
Вы понимаете, что, не покончив с Восточной Померанией и не накопив на Одере достаточных сил, мы не можем бросить армии Жукова на Берлин.
Надо обезопасить его правый фланг, товарищ Сталин.
Вот теперь вы сказали то, что хотели сказать
Да, это меня беспокоит, товарищ Сталин. А мой уважаемый сосед Георгий Константинович все еще стоит на месте
Пауза была долгой, Рокоссовский глянул на Никишова
Сейчас старик поставит точку над «i», шепотом сказал Никишов.
И, словно Сталин услышал эти слова, из трубки донеслось:
Жуков хитрит?..
Никишов улыбнулся, дрогнули и губы маршала.
Не думаю, товарищ Сталин
Не думаете?
Нет. Но его фронт стоит. Это опасно. Прошу усилить мой фронт резервами Ставки или обязать Жукова перейти в наступление правым флангом. У меня оголен левый фланг, а там в Ной-Штеттине немец собрал крепкий кулак Ударит будет плохо, товарищ Сталин
Опять пауза.
Ной-Штеттин за разгранлинией, в полосе Жукова, так?
Так точно.
Пауза. Было слышно Сталин раскуривает трубку
А вы не сможете взять этот Ной-Штеттин, товарищ Рокоссовский?
Понимал Никишов не так просто сейчас ответить.
Возьмете в честь вашего фронта дадим салют
Рокоссовский засмеялся.
Хорошо, попытаемся, товарищ Сталин.
Спасибо. А Жукова я потороплю. Всё, товарищ Рокоссовский?
Маршал глянул на Никишова
Разрешите вопрос. Получу я резервы?
Никишов кивнул. Правильно! Это цена за Ной-Штеттин, молодец Константин Константинович, не очень-то клюнула приманка Верховного о салюте
Резервы получите. До свидания.
До свидания, товарищ Сталин.
Рокоссовский подождал, когда положит трубку Сталин, потом клацнули рычаги его аппарата.
Вот так и живем, Сергей Васильевич а?
Все отлично, Константин Константинович!
Еду. Не провожай. Надо браться за этот чертов Ной-Штеттин. Поеду к Осликовскому, пусть зарабатывает со своими кавалеристами салют из двухсот двадцати четырех орудий