Надо было, надо, надо
Коробов оперся о теплую землю руками, встал. Отряхнул мундир, брюки. Поправил каску с болтавшимся ремешком. Оглянулся Ничего не видел он там, на востоке Пошел, осторожно ступая, но глаза уже улавливали слабый отсвет неба на траве, угадывали густую темноту в ямах, воронках, различили цепочку вмятин от гусениц танка
Он увидел впереди темную неширокую полосу и понял, что это немецкая траншея На ее краю остановился.
Кто-то трудно дышал внизу, под сапогами Коробова.
Оу камраден! негромко сказал Коробов.
И это первое немецкое слово, которое он произнес в августовскую теплую ночь, словно отрезало Коробову дорогу назад Он знал, что уже не пойдет по темной шуршащей траве назад, не пойдет
Коробов присел, вглядывался в тьму на дне траншеи. Что-то белело там, потом эта робкая светлота исчезла И опять забелело это непонятное Голос молодой мужской голос проговорил там, внизу: «Найн найн мутти, найн»
Коробов спрыгнул в траншею.
Человек, лежащий на ее дне, убрал руку с лица.
Варум?.. Варум, мутти? пробормотал человек.
Коробов потрогал его за плечо.
Вас?.. О готт ихь
Немец сел, замотал головой без каски.
Э, камрад, ты так сладко спишь, сказал Коробов.
Услышав его, немец вздохнул, стал тяжело подниматься, пошарил рукой под ногами, взял автомат.
Собачье дело, я совсем пробормотал немец. Он приблизил свое лицо к лицу Коробова. Сказал встревоженно: А ты?.. Кто ты?!
Наместник господа бога. Не хватайся за автомат, славный воин фюрера. Где твой командир? Мне надо офицера, дружище.
О готт Немец нерешительно оглянулся, потом отступил от Коробова на два шага. Иди впереди!
Если ты будешь тыкать мне в спину своим автоматом, дружище, придется мне доложить офицеру, как ты стоишь на посту.
Иди! Сюда!
Коробов по четырем дощатым ступенькам спустился к двери блиндажа, нажал на нее ладонью Слабый огонек от свечки падал сбоку на лицо привставшего с нар человека в белой грязной майке.
Господин фельдфебель! Перебежчик! Задержан мною! Солдат щелкнул каблуками.
Фельдфебель смотрел на Коробова.
Зальцман, ты всегда был идиотом. Проваливай со своим перебежчиком к дьяволу в брюхо. Шлепни его. Марш!
Боюсь, вы сами идиот, господин фельдфебель, негромко сказал Коробов. Это вас не позднее сегодняшнего утра шлепнут, болван вы этакий.
Фельдфебель глянул на солдата.
Встаньте! подшагнул к нему Коробов. Мне нужен офицер! Часовые у вас дрыхнут, как шлюхи в борделях у Силезского вокзала! Встать, сволочь вы этакая!
Фельдфебель поднялся.
Ну? сказал Коробов. Изволили проснуться? Вы что совсем кретин, а?.. С каких это пор русские перебежчики говорят по-немецки, как я? Или вам не нравится, как я говорю, а?.. Надевайте китель, мой красивый друг, и ведите меня к офицеру. Порядочки в вашей замызганной роте Вы что команда дезертиров?
Сняв с гвоздя мундир, фельдфебель торопливо надел его, глянул на солдата (тот прятал ухмылку уж очень здорово распушил этот странный парень фельдфебеля).
Зальцман! Бегом к дежурному по батальону! Доложите, что задержан задержан
Перестаньте болтать! Коробов повернулся к двери. Идемте со мной, черт бы вас побрал!
Отставить, Зальцман Пойдете со мной.
Мне повезло, сказал Коробов. Встретил двух самых выдающихся идиотов во всем вермахте.
Они выбрались из траншеи, шли по траве. У блиндажа крикнул часовой:
На месте!
Это Манфред! сказал из-за спины Коробова фельдфебель. Доложи господину обер-лейтенанту К нему человек
Коробов прижмурился от света фонаря под потолком блиндажа Обер-лейтенант в шинели, подпоясанной ремнем, в каске стоял у маленького столика, застланного серым одеялом. Он был невысок, плотен.
Кто вы? сказал обер-лейтенант.
Я могу назвать себя, но это ничего не решит, господин обер-лейтенант.
Точнее?
Я должен увидеть кого-либо из старших офицеров.
Вы немец?
Не имеет значения. Доложите обо мне старшему командиру.
Обер-лейтенант переглянулся с молча застывшим у двери фельдфебелем.
У вас есть документы?
На вашем месте я предложил бы гостю сесть.
Вы не гость.
Впрочем, вашим гостем я долго быть не собираюсь.
Это мы увидим.
Коробов подошел к широкой скамье у стенки блиндажа, отодвинул лежащую там солдатскую шинель, сел
Господин обер-лейтенант, немецкому офицеру можно понять, надеюсь, простую истину, что я не похож на проворовавшегося русского повара. Русские повара знают только два немецких слова «хенде хох» Дайте мне сигарету.
Усмехнувшись, обер-лейтенант достал из кармана брюк белую пачку сигарет, протянул Коробову
Сулима Дрезден сказал Коробов, разглядывая сигарету. Спасибо. Огонек?
Обер-лейтенант чиркнул зажигалкой, потом бросил ее на стол.
Вы берлинец? неожиданно спросил он.
Не помню. Вы очень любопытны, господин обер-лейтенант.
Вы же говорите на берлинском диалекте, молодой человек. Я шесть лет преподавал немецкий язык в Веддинге
Я русский.
Вы храбрый парень, черт побери
Докладывайте вашему начальству: с русской стороны явился человек, который сейчас курит сигарету «Сулима» и находит, что это порядочная дрянь Доложите еще, что час назад этот человек прирезал в русской траншее какого-то прохвоста, ползшего со стороны немецких позиций. Высокий, блондин, на подбородке ямочка Может, по этому вшивому мундиру определите кто, а?.. Коробов, усмехнувшись, приподнял левый локоть.
Гейнц Вальтер?! вскрикнул фельдфебель.
Не ваш друг, фельдфебель? сказал Коробов.
Обер-лейтенант отшвырнул сигарету к двери.
Немедленно проверить, Манфред! Быстро!
Слушаюсь!
Очень, очень сожалею, что на вашем дежурстве эта сволочь решила удрать к русским, господин обер-лейтенант, сказал Коробов. И вообще, мое появление вам не доставило, боюсь, особого удовольствия. Звоните начальству, мне надоело кормить вшей хозяина мундира
Странного перебежчика командир дивизии генерал-лейтенант Бремер принял в девять часов утра.
Генерал надел пенсне, посмотрел на лист синеватой бумаги, лежавшей перед деревянной чернильницей, это был рапорт командира пехотного полка о дезертирстве ефрейтора Гейнца Вальтера и переходе с русской стороны человека, назвавшегося лейтенантом Владимиром Коробовым
С вами, господин лейтенант, будет беседовать оберфюрер СС, сказал генерал. Придется вам подождать
Как вам угодно, господин генерал, негромко проговорил Коробов. Ваши солдаты угостили меня кофе, даже одолжили бритву и не пожалели нового лезвия А если быть откровенным, я боялся, что меня пристрелит первый же немецкий солдат Простите, господин генерал, вы сказали, что со мной будет беседовать оберфюрер Я не разбираюсь в чинах Это ведь не армейское звание, господин генерал?
Стариковские усталые глаза генерала смотрели на худое мальчишеское лицо перебежчика
Оберфюрер СС соответствует званию полковника, господин лейтенант Сколько вам лет?
Двадцать, господин генерал.
Мда В двадцать лет легко совершаются роковые ошибки Вы курите? Прошу
Коробов привстал в кресле, дотянулся рукой до коробочки сигарет, что лежала рядом с бронзовой пепельницей. Улыбнулся.
Спичек у меня нет, господин генерал
Генерал медленным движением руки достал из кармана кителя никелированную зажигалку, протянул Коробову.
Благодарю, господин генерал.
Мне было двадцать лет, когда я впервые увидел русского офицера В августе четырнадцатого года Он командовал разъездом драгун Он отстреливался от моих солдат, потом Он покончил с собой последней пулей Его револьвер я подарил своему младшему брату, когда лежал в лазарете
Вы осуждаете меня, господин генерал? сказал Коробов, потушил сигарету о пепельницу. Что ж поделать, так вышло Я не мог заставить себя вернуться в окоп, где где встретил вашего ефрейтора
Молодой человек Я просто думаю о тех далеких временах, когда мне было двадцать лет Вам не надо нервничать, молодой человек. Вам будет трудно говорить с оберфюрером Вальдманом