Очень помог нам в дни подготовки к решающему наступлению командующий артиллерией корпуса полковник Михаил Дмитриевич Румянцев. Он, будучи назначенным на эту должность одновременно со мной, тоже осваивал новые для него масштабы работы. И тем не менее всегда находил время для того, чтобы позвонить нам, а при малейшей возможности и заехать в дивизию. Войдет в землянку и, склонившись над какой-нибудь таблицей, начинает сам все проверять. Причем делал он это так, что у нас ни разу не появилось мысли о недоверии по отношению к нам.
Начало наступления было назначено на утро 5 октября. Но активные боевые действия начались раньше. Командарм решил провести разведку боем, которая преследовала, как обычно, следующие цели: захват отдельных опорных пунктов противника, уточнение конфигурации его переднего края, системы огня, взятие пленных для получения дополнительных, самых свежих разведывательных данных.
Для проведения разведки боем от полков вторых эшелонов каждой дивизии выделялось по одному стрелковому батальону, который усиливался минометами, двумя-тремя танками и взводом самоходных артиллерийских установок. Кроме того, в соответствии с планом каждый разведывательный батальон поддерживался огнем артиллерийского полка.
Подразделения, которым предстояло принять участие в разведке боем, примерно за сутки до начала общего наступления были скрытно выдвинуты на передний край. Окопы для них были вырыты в 200300 метрах от врага только для стрельбы лежа, то есть на глубину 2530 сантиметров. В полную готовность заблаговременно привели и все остальные подразделения, но в первую очередь те батальоны, которые должны были развить успех, если он будет достигнут в первые часы. Во время разведки боем предполагались активные действия штурмовой и бомбардировочной авиации.
Рассвет 5 октября был дождливым, густой туман окутал окрестности. Получил приказ повременить с открытием огня. Только часам к 11 на небе появились просветы. И вот наконец команда: «Огонь!» После двадцатиминутной, но весьма интенсивной артиллерийской подготовки я ударов авиации стрелковый батальон нашей дивизии, выделенный для разведки боем, уверенно пошел вперед. В течение часа они продвинулись на 24 километра. Тут же было принято решение о введении в бой двух батальонов, предназначенных для развития успеха. А через некоторое время ударили по врагу и главные силы дивизии. Уничтожая или обходя опорные пункты гитлеровцев, отражая контратаки вражеской пехоты и танков, частя продвигались в глубину обороны противника.
Первая полоса вражеской обороны проходила по западному берегу реки Венты и состояла из прерывистых траншей, отдельных стрелковых окопов и дзотов, расположенных преимущественно в лесных районах. Траншеи располагались на высотах, тянувшихся вдоль берега на расстоянии 200400 метров от реки. Они прикрывались проволочными заграждениями, густыми минными нолями. Но, несмотря на это, гитлеровцы так и не сумели удержать занимаемые позиции. Наша артиллерийская и авиационная подготовка была столь эффективной, что оборона врага оказалась подавленной на всю глубину. К исходу дня войска 6-й гвардейской армии, в том числе и наша дивизия, наступавшая в первом эшелоне, продвинулись до 16 километров, расширив прорыв до 22 километров.
Было совершенно очевидно, что противник, потеряв первый оборонительный рубеж, постарается закрепиться и оказать сопротивление на втором. Он пролегал за рекой Вирвичиай и по своему оборудованию, насыщенности инженерными сооружениями был подобен первому. Логика подсказывала, что ни в коем случае нельзя снижать темп наступления. Иначе враг мог успеть закрепиться, подтянуть резервы. А они у него были: части 5-й и 7-й танковых дивизий, моторизованной дивизии СС «Великая Германия». И командующий армией приказал без промедления форсировать реку Вирвичиай, с тем чтобы вынудить противника к отходу и со второго оборонительного рубежа.
Гвардейцы с честью выполнили приказ командарма. Это позволило ввести в бой подвижную группу19-й танковый корпус. В течение второго дня наступления части нашей дивизии продвинулись вперед еще на 1517 километров. Затем командир корпуса генерал-майор А. И. Баксов двинул вперед свой второй эшелон. Таким образом, сила ударов не ослабевала, а, напротив, нарастала. К вечеру 7 октября мы продвинулись до 40 километров и вышли на заданный рубеж. В этих боях нашим артиллеристам пришлось нелегко. Лесисто-болотистая местность была еще сложнее, чем в Белоруссии.
Как стало известно в штабе дивизии, справа от нас перешла в наступление 4-я ударная армия. Однако за два дня боев соседям удалось продвинуться лишь на 1113 километров. Перебросив резервы из-под Риги, гитлеровцы остановили ее части. Это не могло не отразиться и на темпах наступления соединений нашей 6-й гвардейской армии. Они также замедлились. Кроме того, мы вынуждены были произвести некоторую перегруппировку и чуть больше развернуться фронтом на северо-запад. Наша дивизия наступала теперь на Калварию. Задача стояла перед нами прежняя: воспрепятствовать отходу противника из района Риги к Восточной Пруссии.
Коридор между Прибалтикой и Восточной Пруссией постепенно сужался. Причем чем тоньше становилась эта связующая «лента», тем ожесточенней сопротивлялись гитлеровцы. Теперь же предстояло окончательно разорвать ее.
Вскоре мы узнали, что командующий фронтом ввел в бой 5-ю гвардейскую танковую армию. Она устремилась к Мемелю и Паланге. В ответ на это гитлеровцы бросили в сражение три танковые дивизии из числа тех, что находились в резерве. Но они вскоре были отброшены и разбиты. Чуть левей продвигалась к морю 51-я армия. Мы же в эту пору отбивали ожесточенные контратаки врага на рубеже Салдус, Приекуле.
На шестой день после начала операции мне позвонил полковник Румянцев и сообщил, что 5-я гвардейская танковая армия и 51-я армия вырвались наконец к Балтийскому морю, лишив вражескую группу армий «Север» сухопутной связи с Восточной Пруссией. В качестве вещественного доказательства танкисты отправили в штаб фронта бутылку с соленой балтийской водой. Он рассказал, что посланцев, которые везли ее, останавливали чуть не на каждом шагу. И каждый требовал, чтобы ему не только показали заветную бутылку, но и позволила лизнуть горьковато-солоноватую каплю.
Вскоре войска 2-го Прибалтийского фронта освободили Ригу, развивая наступление на запад, достигли рубежа Кемери, Добеле.
В результате на Курляндском полуострове между Тукумсом и Лиепаей было прижато к морю около 33 фашистских дивизий.
Противник предпринимал отчаянные попытки восстановить положение, бросал в бой все новые и новые части. Однако это ни к чему не привело. Во второй половине октября 1944 года фашисты нанесли еще один сильный контрудар в районе Мажейкяй, Пикеляй, стремясь отвлечь наши основные силы от лиепайского направления, прорваться вдоль побережья на Мемель. Но и эта, пожалуй, последняя серьезная попытка не удалась.
Всю вторую половину октября и начало ноября мы вели тяжелые бои, которые приняли затяжной, позиционный характер. Отрезанная на Курляндском полуострове группировка немецко-фашистских войск отчаянно сопротивлялась. Казалось бы, исход войны предрешен. Тем ее менее гитлеровцы дрались за каждый метр, каждую траншею. Чем это объяснялось? Слепым фанатизмом? Страхом перед неминуемой расплатой за совершенные злодеяния? Жестокими репрессиями по отношению к тем, кто высказывал мнение о бесполезности дальнейшего ведения войны? Надеждами на сверхмощное оружие, о котором не раз говорил Гитлер? Затрудняюсь и сейчас ответить на все эти вопросы. Думаю, что каждое из этих слагаемых играло свою роль.
Упорно обороняясь, гитлеровцы в то же время предпринимали попытки эвакуировать часть своих сил морем. Для этого использовались транспортные суда, баржи, катера, рыбачьи лодки. Перед артиллеристами, естественно, ставилась задача не допустить этого. В решении ее довелось принять участие подразделениям и нашей дивизии.
И тут мы, прошедшие фактически всю войну, неожиданно встретились с немалыми трудностями. Открывает батарея огонь по какой-нибудь самоходной барже. Четко видим ее, а снаряды ложатся то с перелетом, то с недолетом. Причем с таким, что первое время никто понять не мог, в чем причина.