Оказывается, в пульте управления полетел транзистор (Нажимает несколько кнопок). Вот… теперь она на несколько минут впадет в депрессию. (Снова нажимает кнопки.) А теперь она будет еще более жизнерадостной, чем прежде. Будет петь, как пташка.
Литтл с трудом пытается скрыть ужас. Камера переключается на комнату пациентки, полную цветов, коробок со сладостями и книг. От Сильвии Лавджой, вдовы миллиардера, ничего не осталось, кроме головы, к которой подсоединены трубки и провода, тянущиеся по полу; но это не сразу становится видно. Глория, очаровательная парикмахерша, стоит позади нее. Сильвия — глубокая старуха, хорошо, однако, сохранившаяся, со следами былой красоты. Она плачет.
Сильвия. Глория…
Глория. Да, мадам?
Сильвия. Вытри слезы, пока кто-нибудь не вошел.
Глория (сама чуть не плача). Да, мадам. (Вытирает слезы салфеткой.) Сильвия. Не знаю, что со мной. Вдруг стало так грустно, что я не смогла сдержаться.
Глория. Иногда каждому из нас надо поплакать.
Сильвия. Теперь прошло. Что-нибудь заметно?
Глория. Нет, нет.
Она больше не в силах сдерживать слезы. Идет к окну, чтобы Сильвия не увидела ее плачущей. Камера возвращается, чтобы показать по-больничному аккуратное, но все равно отталкивающее зрелище головы на треножнике, с проводами и трубками. Там, где должна быть грудная клетка, подвешена черная коробка с мерцающими лампочками. Вместо рук — манипуляторы. Перед головой столик, поставленный так, чтобы механические руки смогли до него достать. На столике ручка, бумага, недорешенный кроссворд и корзинка для вязания. Над головой Сильвии висит микрофон на длинной штанге.
Сильвия. Какой же я тебе кажусь выжившей из ума старухой! Глория, ты еще здесь?
Глория. Да.
Сильвия. Что-нибудь случилось?
Глория. Нет.
Сильвия. С тобой так хорошо, Глория. Я говорю это от чистого сердца.
Глория. Я тоже вас люблю.
Сильвия. Если у тебя будут затруднения, в которых я могу помочь, ты, надеюсь, обратишься ко мне.
Глория. Да, да.
Больничный почтальон Говард Дерби, веселый придурковатый старик, вбегает, приплясывая, с охапкой писем.
Дерби. Почта! Почта!
Сильвия (сияя от удовольствия). Почта! Боже, благослови почту!
Дерби. Как себя чувствует наша пациентка сегодня?
Сильвия. Мне было тоскливо. Но теперь, когда я вижу вас, мне хочется петь.
Дерби. Сегодня пятьдесят три письма. Одно даже из Ленинграда.
Сильвия. В Ленинграде живет слепая женщина. Бедняжка, как мне ее жалко.
Дерби (раскладывает конверты веером и читает надписи на штемпелях). Западная Вирджиния, Гонолулу, Брисбен, который в Австралии…
Сильвия выбирает конверт наугад.
Сильвия. Уилинг, штат Западная Вирджиния. Кто же у меня есть в Уилинге? (Ловко вскрывает конверт механическими руками и читает.) «Дорогая миссис Лавджой! Вы не знаете меня, но я только что прочитала о вас в „Ридерс дайджест“, и вот я сижу, и слезы ручьем текут у меня по щекам». «Ридерс дайджест»? Бог ты мой, эта статья была напечатана четырнадцать лет тому назад! И она только что ее прочитала?
Дерби. Старые номера жутко интересно читать. У меня дома лежит один, ему, наверно, лет десять. Я его частенько читаю для поднятия настроения.
Сильвия (продолжает читать). «Я думала, что несчастнее меня никого быть не может, когда полгода назад мой муж застрелил свою любовницу, а затем и себе пустил пулю в лоб. Он оставил меня с семью детьми и с кучей неоплаченных счетов за купленный в рассрочку „бьюик“, у которого три шины спущены и сломана коробка передач. После того как я прочитала о вас, я возблагодарила бога. Не правда ли, прелестное письмо?
Дерби. В самом деле.
Сильвия. Здесь есть постскриптум: «Пусть у вас все будет хорошо, слышите?» (Кладет письмо на стол.) Нет ли письма из Вермонта?
Дерби. Вроде бы нет.
Сильвия.