Я.
Добрых суток, сын, услышал тёплое даже без тени претензии. Герман звонил каждый день, но я лишь сбрасывал звонки и не перезванивал на пропущенныея горел в агонии и не мог впустить в неё кого-то ещё. А когда она исчерпалась и сменилась глухой тоской, неожиданно был рад услышать его. Особенно сейчас, когда больше всего нужен был якорь в этой реальности. Как ты?
Жив.
Живи на всю катушку, сын, ты отлично поработал! Я вник в дела и, надо сказать, восхищён! На западном побережье через месяц открытие первой клиники. Мэг и Аиша дорабатывают маршрут поезда здоровья.
Этот вопрос мы обсуждали с командой на последнем совете в Майами.
Таймлайн?
Семь месяцев.
Я уже вернусь. Пришли мне ссылки на резюме. В Штатах недостаток врачей нужной квалификации.
Рассматриваем кандидатов из Канады, Мексики, Европы и России.
России?
Почему удивляешься?
Просто я вижу эту страну прямо сейчас и очень сомневаюсь
У тебя есть шанс лично встретиться с кандидатами.
Логично. К тому же я не против прокатиться по Европе.
Слышал, Москва плывёт, а на днях резкое похолодание. Одевайся теплее, сынок.
Ты интересуешься прогнозом погоды?
Всем, что связано с тобой.
Мне стало неловко сейчас снова отвергать заботу отца, поэтому я решил сменить тему:
Расскажи, как продвигается «следствие»
***
США, Нью-Йорк
Год, два месяца и одиннадцать дней. Ровно столько отмерил депрессии дневник Рассела. Врач оставил мне потрёпанную толстую тетрадь, когда уходил вчера после нашей долгой беседы о Никите. О том, как мой любимый мужчина парил друга в русской бане на Аляске, о его неудачных проектахменя интересовали именно они, о его последних разработках, на которые он снова возлагал надеждыцвето-, звуко- и аромапунктуру для стабилизации эмоционального и физического состояния.
Никита усложнял себе задачи, искал, чем заинтересовать свой мозг.
Теперь я понимала всё: его срывы и дикое чувство вины; его потребность держать меня рядом и трахать, едва возбуждение становилось слишком навязчивым; его «побежишь на аборт как миленькая», «мне всегда будет мало, и однажды я убью тебя», «что ты знаешь о спокойствии?!»каждое слово Никиты, жест, поступок, взгляд Ту ярость в глазах, что сменялась щемящей теплотойпотому что он ненавидел зависимость от меня, которая рождалась вместе с любовью ко мне. Потому гнал, расстелил мне красную ковровую дорожку и снабдил всем, чтобы я добилась успеха. Потому взял с собой в деловую поездкупоказать, что знает все мои мысли, и преподать урок на будущее, ведь не зря он охотно и подробно отвечал на мои вопросы о работе с командой, о том, как ладить с людьми и достигать нужного результата, о том как не лидеру стать им. Каждый день с Никитой, каждое событие, каждое слововсё было уроком.
Я ничего не делаю просто так, Несси
И даже тот вечер, когда он заставил меня изнывать от возбуждения в компании нескольких мужчин, центром внимания которых стала яэто была попытка дать мне почувствовать хоть мизерную долю того, с чем он жил. Я ведь поняла это тогда, но не могла знать, насколько чужая боль не болит, пока не становится твоей болью
И его вопрос
Скажи, что мне делать, Несси
сейчас обрел несколько оттенков.
Джейкоб был прав. Яэгоистка, которая решила, что знает лучше самого Никиты, что ему нужно. Что ему доступно «в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас» Я слышала и не слышала, когда он говорил «оставь мне мою кашу»
Он остался в этой своей каше, вытолкнул меня из своей жизни, сжёг все мосты.
Но перед этим сделал всё, чтобы я смогла добиться успеха. И я уже простила ему ту встречу с Сэмом. Никита научил меня любить себя, а Джейкобсмотреть в лицо своим страхам. И та поездка в Хартфорд она была только ради этого. Никита не забыл, что я ему сказала о Сэме в наш первый день. Лишь пара фраз, короткий эпизод жизнино он не забыл, не простил, помог
Слёзы лились из глаз на страницу открытого дневника с ужаснувшими меня строчками: «Ник по-прежнему не хочет разговаривать, ничем не интересуется и повторяет одно и то же:
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется»
Меня колотило как в ознобе, и все те ощущения чего-то потустороннего, которые обрушил на меня мой мозг в сурдокамере в космическом центре NASA имени Джона Кеннеди, ожили сейчас. Непослушное тело колотило, руки вцепились в старые страницы, я снова слышала тихий зов
Несси
Только Никита знает, как страшно в пустоте и как
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется
Никто, кроме него, не мог вытащить меня из нигде. Он снова держал меня крепко. Я шла на его зов, возвращалась к жизни. Мне дали стимул для неесказали, что Никита жив А вот сейчас положили в его медбокс и вручили в руки толстый дневник совершенно непонятных записей о его состоянии: цифры, назначения, показатели приборов и результаты обследований И только одна понятная до спазма в сердце короткая заметка:
«Ник по-прежнему не хочет разговаривать, ничем не интересуется и повторяет одно и то же:
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется»
Зачем? спросила вошедшего в бокс Рассела. Раннее утро после бессонной ночи не радовало, я не понимала: Что мне делать теперь? спросила шёпотом.
А что собиралась? спросил врач, понимая, что я не об этой минуте.
Теперь уже неважно
всё то, что я собиралась делать. Что я собиралась ждать Никиту, жить в квартале Гринвич-Виллидж в доме, который он мне подарил, чтобы меня легко было найти
Теперь всё это стало неважно. Потому что ничего этого не будет. И не нужно было принимать в дар этот дом и Центурион с привязанным счётом, пополненным на немыслимую суммупять миллионов!
Прав был Сэм: яглупая курица. Вообразила, что смогу этим всем спокойно воспользоваться, что заслужила тем, что понимала Никиту
Я ничего не понимала. И его не понимала. Почему я решила, что любовь к Никите оправдывает мою меркантильность, что всё этодом и деньгимелочи, которые лишь облегчают жизнь, позволяют исполнить мечту?
А что изменилось, Несси? помолчав, спросил Рассел.
Всё изменилосьответила. Разве не для того ты положил меня в его бокс, дал свой дневник? Не просто же так?
Врач кивнул чуть заметно и быстро погасил мелькнувшее в его взгляде непонятное мне удовлетворение:
Не просто. Ты должна понимать Ника, чтобы вырастить его ребёнка достойным приемником его бизнес-империи. Нельзя, чтобы дело всей жизни Ника закатилось, его проекты нужны людямМужчина осёкся, встретив мой гневный взгляд.
Я что, инкубатор, что ли? прошипела, ошарашенная откровениями друга Никиты. Пусть сдаст сперму, и сотня женщин родит ему сотню приемников!
Охотницы за капиталом? хмыкнул Рассел. Сегодня он меня удивлял. Это словно был совсем другой человек, настолько циничный, что его холодными рассуждениями обморозило до корки на душе. Только любящая мужчину женщина способна воспитать своего ребенка достойным продолжить дело жизни его отца!
Расс! Ты себя слышишь?! вскочила я с постели, уронив с колен дневник и запустив пальцы в волосы. У меня просто в голове не укладывалось, мозг вскипел от возмущения! Это же это не этично!
Разве? на губах мужчины мелькнула насмешливая улыбка. Я сделал всё, чтобы ты смогла забеременеть. Ты сама этого хотеларебёнка от Никиты. Это правильно и понятножелать родить от того, кого любишь. А в твоём случае это такое же чудо, как если бы по небу плавали киты. Что же неэтичного в том, что я выполнил то, ради чего давал клятву Гиппократа?
Потому что цели твои
Мои?! повысив голос, перебил Рассел, с усмешкой вздёрнув бровь.
Я замерла А когда ступор от вперившихся в меня глаз мужчины отпустил, ошеломлённо переспросила:
Ты считаешь я хотела ребёнка от Никиты ради чтобы
У меня не было слов. Я бы испепелила этого нахального друга любимого мужчины, если бы прямо сейчас мозг не жгла мысль, что так это и выглядело. И что Никита не просто так запрещал себе иметь наследниковя ведь уже и сама это поняла. Но вот так просто брошенная в лицо правда выглядела настолько неприглядной и такой же циничной, что я сама осела на постель серым пеплом.