Котик, поехали ко мне? Марина, как кошка, потёрлась об меня, прижимаясь ко мне всё крепче. Зараза, как не вовремя! Я чувствовал, что надо ее послать: хватит, наигрался. Но в этот момент Ксюша заметила меня. Холодная война голубых и черных. Она долго, неотрывно смотрела на меня усталым, потухшим, разочарованным взглядом. А я был в бешенстве. Заметил, что она размешивает свой коктейль и быстрыми, жадными глотками начинает опустошать бокал. Глупая, алкоголь еще никому не помог!
Марина, с этого момента я больше не твой котик. Ключевое слово«не твой». Надеюсь, ты поняла? не отрывая глаз от Ксюши, холодно ответил Марине.
Ну, ты и гад, Черниговский! А меня ведь предупреждали! А я не послушала! Дура! Марина резко отстранилась от меня и начала закудахтала: Погоди! Ты ведь сейчас пошутил, да? Это просто шутка, а я не поняла. Так?
Это не шутка. Я от тебя устал. На этом точка.
Нет-нет, погоди. Давай попробуем еще раз. Тебе же нравилось. Руки Марины снова оказались на моей груди. Просто скажи, что не так, и я изменюсь. Буду такой, как тебе надо. Не бросай меня!
Черт меня дёрнул сойтись с этой тупой овцой! Ну, неужели так сложно было просто оставить меня в покое?! Тем более, в тот момент, когда я начал замечать неладное.
Я понял, что с Ксюшей что-то происходит. Она придерживала голову руками, немного наклонившись вниз. Ее волосы упали на лицо, не давая рассмотреть его, но было видно, что девчонке явно плохо. Подруга принялась ее трясти, бармен налил воды. Но ей стало только хуже. Ноги уже не держали её, я видел, что еще немного, и она упадет. Подруга уже с трудом справлялась.
Что с ней? Бросив Марину с ее завываниями, я подлетел к Ксюше. Она почти потеряла сознание. Не смотрела на меня, не узнавала.
Непереносимость алкоголя, видимо, испуганно ответила ее подруга.
Тогда какого хера она пила?! Копившаяся в душе ярость рвалась наружу. Я обнял Ксюшу и дал ей возможность опереться на меня.
Ей было больно Короче, я не знаю Захотела и пила! Какая разница?! Ее надо на свежий воздух вывести! Поможешь?
Помогу. Я взял Ксюшу на руки и стал протискиваться сквозь толпу к выходу. Лёгкая, невесомая, моя
Ты выходи с ней, а я одежду возьму.
Я вынес Ксюшу на улицу. Воздух стал прохладным, а на ней было одно лишь тонюсенькое платьице, и я боялся, что она простынет.
Ненавижу тебяТоненький безжизненный голосок прорезал тишину. Я взглянул на нее. Она постепенно приходила в себя. Открыла глаза, посмотрела на меня и опять закрыла. «Черт, по уму ей бы в больницу! подумал я.
Вот, ее плащ. Давай укрою. Ты подержи еще немного, сейчас такси вызову, суетилась её подруга.
Себе вызови, я отвезу ее домой. Я понес девчонку к машине. Подруга бежала за нами, то и дело поправляя плащ, чтобы Ксюшу не продуло. Как тебя зовут?
Катя.
Мы дошли до машины, и я положил Ксюшу на пассажирское сиденье.
Скажи мне, Катя, кто это сделал? указывая на Ксюшины запястья, спросил девчонку.
Урод один!
Имя?
Козулин. Стас Козулин. Ну, ничего, я ему завтра мозги прочищу! Это я с виду такая робкая
Пристегнув Ксюшу, закрыл дверцу и пошёл к водительскому месту. Завтра чистить там будет уже нечего: в ближайшие пару месяцев парень вряд ли сможет появиться на учебе.
Погоди! Ты знаешь ее адрес? А если обидишь? Смотри у меня, я прямо сейчас наберу Ксюшиного отца и сообщу ему номер машины. И если Я не дал Кате договорить.
У тебя отвратительное гнездо на голове, Катя, но подруга ты хорошая. Я отвезу ее домой, не переживай.
Я сел за руль, завёл двигатель, и мы умчались из этого проклятого клуба.
К ее дому мы подъехали минут через десять. Ксюша все так же находилась в отключке. Создавалось ощущение, что просто беспокойно спит. На секунду приходила в себя и опять проваливалась. Я понимал, что надо отнести ее домой и сдать Мироновым, но не мог. Сидел и, как идиот, смотел на нее.
Тишину нарушил звонок моего мобильного. Даня. На часах было начало первого. Я понял, что если он звонит в такое время, значит, хочет сообщить мне что-то важное. Слушаю, произнёс я как можно тише, чтобы не потревожить Ксюшу.
Черный, я нашел! Я все нашел! Представляешь, никогда не существовало никакой Соболевой Ксении Максимовны и никакой Мироновой Ксении Геннадьевны! Их просто не было. Ни у Миронова, ни у Соболева вообще никогда не было дочерей!
Тогда кто она? спросил я, глядя на девчонку. В тот момент я не был уверен, что хочу знать правду.
Романовская Ксения Николаевна, не без гордости ответил Даня.
И что это значит? Я и впрямь не понимал его. Фамилия мне совершенно ни о чем не говорила.
Романовскаядевичья фамилия ее матери, нынеСоболевой Екатерины Михайловны. То, что Екатерина Соболева ее мать, я понял и без Дани, и уже давно. Но самое интересное ты пропустил мимо ушей, Черный!
И что же я пропустил?
Ее отчество! Она Николаевна.
И что?
А если не догоняешь, спроси своего батю, кто такая Романовская Екатерина и почему ее дочь Николаевна.
Горский?
Тимур, доказательств у меня нет. Официально у Горского детей никогда не было. Но если только предположить, что Ксения его дочь? Согласись, все сразу встает на свои места.
Я смотрел на Ксюшу. Беззащитная, полностью в моей власти Дочь Коли Горского. Его слабое звено. Но только ли его?
Взвизгнув шинами, машина сорвалась с места, а я подумал, что Горскую Ксению Николаевну ждет новый дом.
39. Наедине
Голова раскалывалась. Было ощущение, что внутри поработали дрелью.
С огромным трудом открыла глаза. Темно. Судя по всему, была еще ночь. Совершенно не помнила, как добралась до дома. Ничего не помнила. Последнеечерные глаза Тимура. А дальше? Пустота.
В комнате было темно, лишь тусклая полоска света падала на пол из коридора.
«Почему я не закрыла дверь?» вертелось в голове. Это было так на меня не похоже.
Попыталась встать и поняла, что я все еще в платье.
«Больше не пью! Больше не пью!» мысленно говорила себе.
Встать не могла, все кружилось перед глазами, поэтому села, упираясь руками в матрас. Кровать показалась слишком жесткой и в то же время нежной. Шелковой. Странно. Наверно, Софья Александровна купила новый комплект белья. Чувствовала, что надо собраться с силами и встать, чтобы переодеться и выпить аспирин.
Спустила ноги с кровати и замерла: кончики пальцев утопали в чем-то невероятно мягком и теплом. Ковер? Но у меня не было ковра! Тогда что это?
Глаза, привыкшие к темноте, стали понемногу различать очертания комнаты. Я точно была не дома. От этой мысли каждая клеточка моего тела начала впадать в оцепенение. Немой крик попытался вырваться наружу: я хотела закричать, но дико боялась привлечь к себе внимание. Где же я была? Попытки хоть что-то вспомнить не увенчались успехом.
Катя! Со мной была Катя. «Если рассуждать логически, я могу быть у нее», успокаивала себя, но помогало мало.
Катя жила с матерью в обычной «двушке», а здесь одна только спальня была метров тридцать. Вряд ли я была у нее. Боже, вот это я влипла! Ну, зачем же я пила?! Главное, из-за чего, точнее, из-за кого?! Черниговский явно не стоил моих переживаний! Сейчас как никогда моя глупая ревность казалась мне пустяком.
Я все еще в платье! В целости и сохранности лежу в уютной кровати. Я одна. Значит самое страшное можно исключить, шепотом рассуждала я, прислушиваясь к своим ощущениям. Со мной все в порядке, если не считать головной боли!
Тихими, мелкими шагами направилась к манящей полоске света и, слегка приоткрыв дверь, выглянула за нее. Моему взору открылся небольшой квадратный коридор, освещенный тусклым светом ночника. Он был выполнен в светлых тонах, и помимо выхода в нём имелись еще две двери. За одной, судя по всему, располагалась ванная комната, что за второй, я не зналанаверно, еще одна комната. Прошмыгнув в коридор, осторожно, почти не дыша, пошла дальше, туда, откуда доносился чей-то тихий, едва уловимый голос.
Несколько шагов привели меня к большой, просторной гостиной с огромными окнами в пол, открывающими потрясающий вид на ночной город. Нереальное, завораживающее зрелище! Потеряв дар речи, замерла от того, что смотрела на город с невероятной высоты. Понятия не имела, какой это этаж, но явно выше двадцатого. При желании можно легко было рассмотреть мой дом, кофейню, универ. С ума сойти! Вот только ощущение полета, невесомости и эйфории неожиданно сменилось диким страхом высоты. Нет, раньше я за собой такого не замечала, но и так высоко еще никогда не поднималась. От нахлынувших чувств я не сразу заметила, что в комнате я была не одна.