Быстро сработали! Почему именно на тебя напали и что хотели, тоже выяснили?
И правда, оперативно! Но там же камеры были, поэтому опознать их не составило труда. С их слов, хотели ограбить. Веселый и непринужденный до этого голос Реми стал серьезным. Прокатимся?
Мы как раз проходили мимо колеса обозрения. Раньше мы с мамой и бабушкой часто на нем катались. В детстве мне всегда нравилось подниматься высоко-высоко над деревьями, домами и представлять себя птицей.
Давай. Мы купили билеты и сели в кабинку, а я решила продолжить начатый разговор. Ты считаешь, что цель нападения была иной? Мне тоже показалось странным, что ни телефон, ни деньги они не взяли. Какой смысл был тогда нападать?
Какой смысл, я не знаю. Но помнишь, о чем, вернее, о ком мы говорили с тобой в тот вечер?
Помню. Еще бы, Тимур в моей жизни появился именно тогда!
Так вот, последнее, что я помню в тот вечер, это его лицо. Он был там. Я уверен, это нападение его рук дело.
Ты сказал следователю? Его тоже задержали вместе с остальными?
Сказал, конечно. Но его не задержали. Понимаешь, таких, как Черниговский, не задерживают. У них свои законы. Точнее, для таких людей законов нет.
Зачем ему на тебя нападать? Ты же сам сказал, что вы даже не знакомы.
Я тоже ломал голову над этим. Нам делить нечего. Дорогу я ему не переходил. Реми замолчал, о чем-то думая про себя.
Дорогу ему перешла я. Я виновата, что на тебя напали. После вчерашнего разговора у меня в этом не осталось никаких сомнений.
Ты? Не выдумывай! Уж в том, что Черниговский псих, ты точно не виновата! Реми искренне улыбнулся мне. Он действительно не видел в происшествии моей вины, а у меня постепенно сложились все карты.
Реми, а кто вызвал «скорую»? Тот человек мог что-то видеть или слышать?
Знаешь, «скорую» вызвал Черниговскийс моего телефона, заметь. Боялся, что я сдохну, и тогда ему не отмазаться.
С твоего телефона? Вот откуда он знал про «Ксю-Ксю»: он рылся в телефоне Реми. А разве у тебя нет блокировки?
Не было. Что мне прятать и от кого? Сейчас поставил.
А я же теперь тоже без телефона. Потеряла. Так что я пока без связи. Я решила предупредить Реми, чтобы он мне не писал, пока мой телефон в руках Черниговского.
Остаток нашего полета на колесе мы провели молча. Каждому из нас было о чем подумать. И лишь тогда, когда спустились на землю, мы вновь начали болтать. Реми говорил о больнице, о десертах, о Франции, куда парень планировал отправиться через месяц на кулинарные курсы. Об этом я знала уже давно, но сейчас мне стало грустно от предстоящей разлуки с единственным другом.
Спустя пару часов, уставшая, но счастливая, с огромным букетом в руках я подошла к своему дому. Черную «Ауди», припаркованную в двух шагах от подъезда, заметила не сразу, а потому свернуть и избежать встречи с моим личным дьяволом мне не удалось. Тимур стоял, прислонившись спиной к пассажирской дверце, и что-то листал в телефоне. Поза его выражала уверенность и спокойствие. Как и всегда, он был одет во всё черное. Кожаную куртку он расстегнул, и она открывала вид на татуировку на его шее. Невольно посмотрела на нее, пытаясь разгадать, что же там нарисовано.
Не можешь оторваться? не отводя глаз от экрана своего смартфона, проговорил Тимур.
И тебе привет! После рассказа Реми у меня не возникло желания беседовать с Черниговским. Но мне нужны были ответы на очень многие вопросы, и я должна была постараться их получить.
Скажи своему парню, что вкус у него отстойный, процедил сквозь зубы Тимур, оценивая взглядом букет в моих руках.
У меня нет парня, есть только один баран на черной «Ауди», который никак не может забыть о моем существовании.
Тимур наконец-то отвлекся от своего телефона.
Смелая, наивная, глупая овечка. Держи. Он достает из кармана куртки мой телефон и протянул мне.
Я подошла поближе, чтобы забрать смартфон, а он, как хищник, следил за каждым моим движением. Он стоял неподвижно. Остановилась в полуметре от него. Тимур резко выдохнул, но продолжал стоять. Стоило мне протянуть руку, как Тимур схватил меня за нее. Опять эта хватка зверя: крепкая, отчаянная, оголодавшая. Я не успела опомниться, как Тимур развернул меня и прижал своим телом к прохладному стеклу автомобиля. И в следующую секунду его горячие сухие губы накрыли мои.
30. Доигралась. Тимур
В ту ночь я спал спокойно. Удивительно, но не было ни кошмаров, ни ночных шатаний по квартире.
Город уже проснулся, и я вместе ним. Спальню заливали первые лучи осеннего солнца. Здесь я мог позволить себе расслабиться, насладиться утром. Я решил отложить все дела: моя психика трещала по швам, и я понял, что мне нужен отдых. Откинувшись на подушку, развёл руки в стороны и принялся следить за солнечными бликами на стене.
Что произошло накануне? Вечером я старался не думать об этом. Новые версии, эмоции, переживания били бы уже через край. Накануне я был на гранитак близко и так далеко от правды.
Ксюша Я, наконец, увидел ее настоящей. Не сразу сообразил, чего она зависла у забора. Но потом все встало на свои места: слова мальчишки, рассказ Дани и это ее полное боли «Мама!» Я был прав во всем, но когда увидел в ее глазах слезы, неподдельную тоску и полную апатию ко всему, ощутил себя лишним. Я искал свою правду, а залез в чужую трагедию. У нее своя боль, своя история и причины не доверять никому.
Женщину в коляске я узнал сразу: это была Екатерина Соболева. Ее фотографиями изобилует инет. Красивая, роковая женщина. Это я еще отметил, когда искал фото Ксении с отцом, но не встретил ни одного упоминания о том, что с ней что-то произошло. То, что она сидела в инвалидной коляске, стало для меня потрясением. Что же случилось? Не поэтому ли Ксению старательно скрывали все эти годы и прячут сейчас? И почему-то я был уверен, что не от меня. Взгляд Соболева на меня был холодным и равнодушным. Он не видел во мне опасности для дочери. Значит, угроза исходит от другого человека, но от кого? Кому Ксюша успела перейти дорогу в свои четырнадцать? Для кого разыгран весь этот цирк?
В чем-то мы с ней похожи: два выброшенных за горизонт жизни человека, причём по вине взрослых. От великой любви и заботы или неприкрытой ненависти и презренияне важно!
Со мной все понятно: бастард, ублюдок. Я никогда не видел любви. Кто мой отец? А бог его знает! Сколько мне было, когда мать вышла за Черниговского? Четыре? Пять? Мой дед заключил с ним выгодную сделку. Федор в глазах общества признавал во мне родного сына, а в моей материнежно любимую супругу, взамен же Черниговский получал неплохую долю в делах деда. Для всех я был наследником империи. Мне было запрещено называть Черниговского иначе, чем папа или отец. За любую оплошность я получал сполна. «Отец» выбито из меня ремнем, детскими слезами и страхом. Это позже я научился извлекать выгоду из его «отцовства», но тогда, в детстве называть отцом настоящего монстра мне было страшно!
Наша жизнь изменилась с рождением Киры. Именно тогда он решил завязать с криминалом, стал чаще бывать дома, все свободное время проводил с Кирой, а когда та немного подросла, то и со мной. Да, именно тогда его ненависть спряталась под маской любящего родителя. А я поверил. Думал, что он изменился, что Кира своим рождением сотворила невозможное: у Черниговского в душе появилась любовь и сострадание. Я заблуждался: любил он только себя и Киру. Я был нужен только как верный пес его любимой дочери. Он знал, что обозленный подросток способен на любую глупость, но если я слепо полюблю сестру и перестану ненавидеть отца, я смогу свернуть горы ради нее. И он не просчитался! Правда, играть любящего родителя с каждым днем ему удавалось все хуже и хуже.
После смерти Киры мир Федора Черниговского рухнул. Несколько дней он не выходил из кабинета, не ел, пил только виски. Ни с кем не разговаривал, даже с матерью. Мне казалось, что такая трагедия должна была их объединить, но я в очередной раз ошибся. Именно тогда мать нашла утешение в алкоголе, что и стало началом ее конца. А отец а что отец? Он напрочь потерял человеческий вид. Он озверел. Вот только вместо того, чтобы обратить свою злость против заказчика преступления, он срывался на мне. Именно тогда я ушел из дома. Но наш последний разговор изменил всю мою последующую жизнь.