Врач был нужен, и его пригласили. Он стал неотступно наблюдать за Виленой. Это был профессор Сергей Федорович Лебедев из Института мозга.В отличие от родных Вилены, он не впадал в панику, считал, что причин для беспокойства нет.Но Вилена беспокоилась не о себе, а о том, что происходит в ночной ее жизни, которая была и ее и не ее, а давно погибшего под Берлином человека, и была не менее ярка, чем дневная.Вилена видела себя на больничной койке в госпитале. Нога была изуродована, загипсовала и "изуверски" подвешена на блоке. Лежать можно было лишь недвижно на спине, и все время думалось, думалось, думалось...И думы эти были для нее так ясны, что утром она звала отца и говорила:- Я по ночам все думаю, размышляю... Спи я сейчас, я тебе все это рассказала бы на математическом языке... Но сейчас мне легче показать на пальцах, ты уж прости: во сне я математик, а просыпаюсь... не то!- О чем же ты размышляешь по ночам?- О строении вещества.- Вот как? А знаешь ли ты, что в нашей фамильной хронике есть упоминание: этими вопросами занимался дальний твой предок по матери физик Ильин еще в двадцатом веке.Вилена пересказала последний сон:- Над головой у меня висела под потолком люстра. На внешнем ободе было четыре электрических лампочки, на внутреннем - три.- Люстра?- Она представлялась мне моделью микрочастицы.- Какой же? Микрочастиц сейчас известны сотни.- Нет. Я хорошо помню, что их насчитывалось шесть.- Так и есть. Середина двадцатого века.- Но мне все они представлялись различными состояниями одной и той же микрочастицы. Электрические заряды-лампочки вращались в ней с различными скоростями, близкими к скорости света.- Извини, в этом случае твоя микролюстра должна была бы излучать энергию. И скоро "сгорела" бы.- Нет. Внешние лампочки были белые, а внутренние синие. Это как бы разные по знаку электрические заряды. И они взаимно компенсировали излучение каждого "обода" с лампочками.- Но ты сказала, что их разное число. Как они могли компенсироваться?- Внутренние лампочки вращались быстрее. Главное свойство вещества, как я была уверена, - устойчивость и энергетическая уравновешенность.Отец с интересом прислушивался к ее "формулировкам", раньше столь ей неприсущим, и подталкивал ее к развитию мысли:- Если лампочек на внешней орбите на одну больше, чем на внутренней, то этим определяется заряд частички?- Верно! - обрадовалась Вилена. - Если число белых и синих лампочек одинаково, то это нейтрон.- Если белых больше на одну, то протон? - подсказал отец.- А если синих больше, то электрон.- Значит, частичка одна, состояния ее разные? Но раз нет излучения энергии во внешнюю среду, частичка не расходуется? Так? - заключал он. - Во всяком случае, здесь есть о чем подумать.И профессор Ланской отправился в Институт истории физики и откопал в архивах давнюю работу Ильина, в свое время отвергнутую, а потом забытую. Она была основана не только на наглядном представлении о строении микрочастиц, но и на новаторских математических приемах.Начиная с двадцатого века физика развивалась другим путем. Математический аппарат, крайне сложный, но доступный математическим машинам, позволял не пользоваться наглядными картинами, находя математические ответы на возникающие у физиков вопросы.Однако в том же двадцатом веке видный физик того времени Нильс Бор, как раскопал Ланской, высказал мысль о кризисах знания в физике. Они возникали из-за переизбытка знаний. Зачастую до конца непознанное явление все же объяснялось и даже предсказывалось.