Интересно знать, Мелани тоже получил подобное предложение?»
Маленького фоторепортера он отыскал в небольшой каморке позади буфета, где Мелани обычно колдовал над своими пленками. Итальянец склонился над столом. Многочисленные бачки и ванночки были отодвинуты в сторону, а на образовавшемся свободном пространстве аккуратными пачками были разложены кларковые банкноты. Итальянец, часто слюнявя палец, тщательно пересчитывал одну из пачек.
— Раскладываешь пасьянс? — осведомился Фред. — Двести пятьдесят?
Мелани удивленно взглянул на него:
— Откуда ты знаешь?
— И отпуск на две недели?
Итальянец молча кивнул.
Честер присел на свободный стул и сказал, глядя фоторепортеру прямо в глаза:
— Вот что, Чезаре. Вся эта история мне не нравится. Тут что-то не так… Ерунда…
— Не знаю… — пробормотал Мелани.
— Не хочу чувствовать себя дураком, — продолжал Честер. — Я должен выяснить, в чем дело. Где твоя пленка?
— Я же сказал тебе: она оказалась засвеченной.
— Засвеченной?! Неостроумно. Придумай что-нибудь попроще.
Мелани молчал.
— Ты сам ее проявлял? — спросил Фред.
— Нет, пленку забрали в центральную лабораторию.
— А когда выяснилось, что она засвечена?
— Вскоре после того, как ты ушел домой.
— Пленка у тебя?
— Нет, мне ее не отдали.
— Так. — Фред встал. — Вот что, Чезаре, поехали.
— Куда?
— Туда… туда, где мы были ночью. Я хочу еще раз побывать там.
— Кто нас пустит? — возразил Мелани.
— Ну, как хочешь. Я поеду один.
Мелани вскочил:
— Послушай, Фред! Послушай меня, не ввязывайся в эту историю. Ну что тебе до этого? В конце концов, свой гонорар мы получили.
— Сдается мне только, — усмехнулся Фред, — что он чересчур велик.
— Что же тут плохого? — не понял Мелани.
— Ну ладно! — Честер хлопнул его по плечу. — Бери мой гонорар и отдай мне твой характер… Пока, старина!
В проходной института его неожиданно пропустили, как только он предъявил свое редакционное удостоверение. Фред миновал холл, быстро поднялся на второй этаж и нашел знакомую дверь.
И здесь, стоя у двери и еще не открыв ее, он вдруг не то чтобы понял — для этого у него не было никаких оснований, скорее интуитивно ощутил, что сейчас произойдет нечто невероятное. Это ощущение было так остро, что Фред почувствовал неприятный холодок в пояснице.
И он даже не удивился, когда, открыв дверь и войдя в кабинет, увидел, что навстречу ему из-за стола поднимается профессор Миллер…
3. «Спи спокойно, друг!»
— Гард, объясни в конце концов, что произошло!
Инспектор взглянул на журналиста, но ничего, кроме растерянности на его лице, не заметил.
— Успокойся, Фредерик. Дело не заслуживает того, чтобы так волноваться.
Фред вспылил:
— Десять минут я как дурак стоял перед Миллером, не зная, что ему сказать. Тем самым Миллером, труп которого видел собственными глазами ночью. А ты говоришь — успокойся? Что это все значит?
Гард усмехнулся:
— Ровным счетом ничего! Не всегда верь глазам своим: не было никакого убийства. Тебе приснился сон.
Фред резко встал и, наклонившись к невозмутимому лицу Гарда, сказал медленно, отчеканивая каждое слово:
— Не считай меня идиотом. Час назад я видел два отверстия от пуль в кабинете Миллера. Убийство было.
Инспектор недовольно поморщился.
— Не кричи, — сказал он. — У тебя больное воображение. Тебе нужно отдохнуть. Ты слишком много работаешь.
Честер, не спрашивая, взял сигарету на столе, затянулся и подошел к окну. Он долго смотрел на мигающую рекламу пива. Из ярко-красной бутылки лился радужный фейерверк огней. Они плясали на лице Фреда, и Гард, внимательно наблюдавший за репортером, заметил, как заглаживаются морщины на его лице.
— Ты говоришь то же самое, что Хейсс, — успокоившись, проговорил Честер. — Мы с тобой друзья, знаем друг друга почти десяток лет. Но ты мне сказал то же самое, что Хейсс.