Отец с пару минут молчит, явно обдумывая эту версию, затем бросает взгляд на наручные часы, и снова уставился на меня.
Прекрасно, холодно произносит он. Третий час ночи. Моя замужняя дочь является ко мне домой в наряде профессиональной шлюхи. Да еще и ехала она в компании шлюх. Восхитительно. Представляю, что будет, когда это окажется в соцсетях.
Не окажется, тихо возражаю я. Я не снимала маску. Никто ничего не докажет, даже видеонаблюдение не может обеспечить такое разрешение, чтобы опознать меня в девушке в маске.
Ты прекрасно знаешь, никому нахер не нужны никакие твердые доказательства, выдыхает отец, глядя на меня как на законченную идиотку. Это просто будет утром во всех газетах, а я буду считать убытки из-за пятна на имидже всей сети.
Увы Увы, если это все-таки просочитсявред, разумеется, будет. Отец строит имидж сети семейных аутентичных ресторанчиков, стараясь избегать громких скандалов. Для обществаон семьянин, воспитывающий дочь, не торопящийся привести домой вторую жену. В принципемой разлад с Бариновым грозит закончиться громким скандалом, а то, в каком виде я сбежала из отелябыло очень отягчающим обстоятельством.
Ты в курсе, что Сергей уже оборвал мне телефон? Он уже весь отель перерыл в поисках тебя.
Ну, допустим, я догадываюсь. И догадываюсь, что Баринов уже понял, что я убежала, но вполне допускала, что еще не понял как. А может, был уверен, что я спряталась в каком-нибудь чуланчике и рыдаю.
А почему я сбежала, тебе не интересно? тихо уточняю я.
Я знаю, почему ты сбежала, хладнокровно откликаюсь отец. Сергей мне уже в подробностях обрисовал суть вашего семейного конфликта. И то, что я ему впарил некондицию уже мне рассказал.
У меня звенит в ушах. Даже от пощечин Баринова мой мир не наполнялся таким неприятным звоном, и так не пустело в моей груди. Он знает. Он знает, что меня хотел пустить по кругу не кто-нибудь, а вовсю распиаренный мне и со всех сторон одобренный папочкой муженек. И И плевать папочке триста раз. А вот имиджимидж ему важнее, да. Ради имиджа меня можно было положить под троих-четверых-десятерых мужиков и спокойно плюнуть на это. Добро пожаловать в реальный мир, Сонечка.
Некондиция? негромко произношу я, потому что все мое нутро требует немедленно ощетиниться. Скажи мне, папочка, а тебе за мою девственность заплатили сколько, что ты про меня как про товар рассуждаешь?
Я едва успеваю договорить. Сила у отцовской пощечины была такая, что я вполне могла покатиться кубарем по полу. На ногах я удерживаюсь сущим чудом.
Ударил! Отец меня ударил! Никогда в жизни не былои вот на тебе! Господи, да неужели я действительно должна была остаться с ублюдком Бариновым, неужели онто чего я заслуживаю, и ничего больше? Не хочу! Не хочу так даже думать!
Дрянь мелкая, шипит отец, сужая глаза. И ведь поворачивается язык хамить!
У меня! У меня язык поворачивается! Родной отец меня в глаза именует некондицией, а хамила тут я. Чудесность зашкаливает.
Ты хоть понимаешь, насколько меня подвела? негромко поинтересовался отец, поднимая на меня свой тяжелый взгляд. Ничего не хочешь мне объяснить, София?
Например? я медленно выдохнула. Например, почему мой отец называет меня некондицией, будто я какой-то просроченный йогурт?
А что, ты что-то большее, доченька? Презрительный взгляд отца скользит по мне от макушки до босых пяток. Ты? Я думал, что воспитал нормальную, хорошую девочку, а не очередную потаскушку, которых и так как нерезанных кур по улице бегает.
У меня на эту реплику даже цензурные слова заканчиваются. Мало мне гадостей Баринова, мало мне оплеух и пощечин, мало мне угроз.
На самом деле я четко ощущаю, как поступает ко мне со спины кипучая, злая ярость. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя так мерзко. Самое паршивое Ну как ругаться с отцом? Ну последнее же дело! Но Терпеть? Ага, а может мне еще упасть на колени, раскаяться, посыпать голову пеплом и поскакать обратно к Сереженьке? Нет. Никакой мир с отцом не стоит того, чтобы так класть на саму себя.
Нет, я была в курсе, что Олег Петрович Афанасьевмой отец, никогда не отличался легким нравом. В семейном быту он был почти тираном, но даже при том, что он терпеть не мог хоть какие-то споры, но Но смогла же я когда-то выбить у него право учиться не на экономическом факультете, а на юридическом. Были же какие-то границы моего личного, которые он никогда не нарушал. И никогда он не оскорблял меня, а сейчасеще и делал это с вопиющей вульгарностью, от которой меня подташнивало.
Хорошая девочка, папина дочка, та самая, что в рот ему смотрела с самого их развода с матерьюпотаскушка.
Из отцовских уст это звучит куда более хлестко и обидно, чем из уст Баринова. Меня прошибает аж до слез, таких злых, горьких слез, когда уже не было сил сдерживаться, хотелось только яростно ощериться и вцепиться зубами в горло обидчику.
И обидчикмой отец. Мой любимый отец, чьего одобрения я действительно добивалась столько лет. Сколько турниров, конференций, конкурсов было выиграно, лишь бы увидеть папину одобрительную улыбку.
Папа любит конкур? Ездит посмотреть на соревнования? Вот тебе папочка чемпионский кубок по конкуру, и можешь не сомневатьсянаша с тобой фамилия там не по ошибке выгравирована.
Все для него, лишь бы папа гордился, лишь бы папа одобрил. И вот оно что, я в его глазах всего лишь потаскушка. Теперь-то он точно не улыбается. Соня, какая же ты дура!!! Аж зло берет!
С кем из тех голозадых солабонов, что ты приводила в мой дом, ты спала? Бьет меня по лицу еще одна злая, безумно обидная реплика. Кому ты дала, говори?!
Мой дом. Второй раз уже звучит эта фраза. Такая четкая фраза, которая прям очень красиво подчеркивает, что я тут никто и звать меня никак. Вот это, кстати, действительно любимая фразочка моего драгоценного папочки. Её я слышу с завидной регулярностью, к ней успела отрастить иммунитет.
Никому! яростно рычу я, потому что сил держаться больше нет. Никому я не давала, папочка, ни с кем не спала. Просто, видимо, я у тебя в принципе родилась без целки. Некондиция же! От рождения!
Плевать на все. На вульгарность, на корректность. Я сейчас исключительно злана отца, на Баринова, на весь этот проклятый мир, который с какого-то хера швырялся в меня слишком неприятными обвинениями.
Отец замирает, разглядывая меня и досадливо морщась, будто что-то прикидывая в уме.
Знаешь, могла бы соврать и получше, наконец произносит он. В это оправдание для малолетних шлюшек не верю даже я, не поверит и твой муж.
Мне плевать, я скрещиваю руки на груди. Мне плевать, папа. Не хочешь, не верь. Значит, я у тебя потаскушка. Значит, я кому-то дала, если вам так проще думать.
Может, меня кто-то и осудит. Но меня сейчас почти трясет. Он меня слушать не хочет. Даже эти мои слова игнорирует, всем своим видом демонстрируя едва ли не отвращение.
И больно, как же больно, что мнение Баринова ему куда важнее меня.
Значит так, София. Глаза отца от ярости превращаются в узкие щелочки. Сейчас ты сядешь в машину и поедешь к мужу. Как хочешь, так и умоляй его о прощении. И будь любезна приумерить свой гонор и делать все, как скажет тебе Сергей. Может, он и простит такую мелкую потаскушку, как ты.
Вернуться? К Баринову? Все-таки подстелиться под его дружков? Понадеяться, что это он пошутил так? Хотя я-то знала, что чувство юмораэто совсем не то, что является достоинством Сергея Баринова.
Никуда я не поеду, тихо откликаюсь я, глядя в точку над плечом отца. И с Бариновым я мириться не буду. И вообще, я завтра подам на развод.
София, ты, кажется, думаешь, что у меня железное терпение? разъяренным тоном интересуется отец. Мне плевать, что за повод ты нашла для этого идиотского цирка. Ты прекрасно знаешь, я терпеть не могу твоих капризов, а сейчас ты совершенно не в том положении, чтобы показывать свой характер.
Капризов? Охренеть, каприз, сбежать от ушлепка, что вознамерился устроить мне групповое изнасилование. И Нет, это стоило озвучить, на самом деле, просто я никак не могла набрать в себе силы для этого. Хотя Кажется, папе и в самом деле было плевать. Вот говорят, что саможалениеэто отвратительная привычка, но кому вообще сейчас было меня жалко, кроме меня самой? И неужели я не имела на него прав сейчас?