Андрюша, поднимайся, Наталья Петровна твои вещи принесла
Я обратно пойду, сообщила запыхавшаяся от быстрой ходьбы Наталья Петровна, а то как бы чего не вышло.
Хорошо, идите, согласилась Лариса и снова начала уговаривать Портнова:Андрей, вставай, я помогу тебе надеть куртку.
А на хрена?
Не ругайся в присутствии женщины.
Пардон, мадам. Леди и джентльмены! Вы все были свидетелями моего позора! Ха-ха-ха! Ой, блин, какой пассаж! Мне? Портосу? И по морде? Ха-ха-ха! Пардон!
Андрей, мне надоело тебя уговаривать. Придется вызывать твоих родителей.
Кого? Родителей? А вы хоть знаете, глубокоуважи глубоковажа Тьфу ты! Короче, Лариса Петровна
Сергеевна.
А? А-а-а. Лариса Сергеевна? А я как сказал?
Ты что-то про своих родителей начал.
А-а-а. Ну да, родителей. У всех есть родители, ведь так? Какие-никакие. И у меня есть. Мать-одиночка. А папашка-то тю-тю! Слинял. Мне два года было, когда он слинял.
Андрюша, пойдем, я тебя провожу до дома.
Нет, я с Димоном пойду.
Димон танцует на дискотеке.
С ней? С Миледи?
Не надо ее оскорблять. Она не заслужила это.
Он вдруг уронил голову в ладони и зарыдал.
Я Я люблю ее, как вы не понимаете, бормотал он сквозь глухие рыдания.
Первая любовь редко бывает взаимной. Разве ты это не знал?
Да знаю я без вас! отмахнулся он.
Лариса не удержаласьобняла его за плечи и прижала к себе.
Андрюшенька, надо жить дальше, слышишь?
Не хочу!
Глупый, будет у тебя прекрасная девушка. Чистая и добрая. Красивая и умная. А главноеона будет тебя любить. Ты веришь мне?
Он всхлипнул и затих. Так и сидели, пока он не успокоился. И снова прибежала Наталья Петровна.
Лариса Сергеевна, уже десять часовнадо закругляться.
Хорошо. Я сейчас. Идите к Рифкату и скажите, чтобы выключал музыку.
Наталья Петровна убежала, а Лариса поднялась и затормошила Андрея, который не то задремал, не то глубоко задумался.
Андрюша, очнись! Слышишь? Ты подождешь меня, ладно? Я сейчас.
Он молча кивнул, не поднимая головы, а она помчалась в читальный зал.
Ей с трудом удалось уговорить Шейнина, чтобы тот проводил Портнова до дома. Еще полчаса они с Натальей Петровной и горсткой энтузиастов наводили в аудитории порядок. Наконец все было сделано. Сдав ключ на вахту, она вышла на крыльцо. Вдохнув всей грудью морозный воздух, спустилась по ступенькам и огляделась. Справа, на обочине дороги, стоял серебристый джип. Ее ждали. Чувствуя в груди прихлынувшее тепло, она заторопилась к автомобилю.
Лара! услышала она знакомый голос и резко остановилась.
К ней неторопливо приближался тот, кем она бредила еще так недавно. Бредила и во сне, и наяву. Сколько лет она мечтала, чтобы ее вот так внезапно окликал этот бархатный, завораживающий голос! Сколько лет она рисовала в своем воображении этот силуэтс широким разворотом плеч, гордой посадкой головы, длинными ногами, уверенно стоящими на земле!
Но за крошечный отрезок времени в ее судьбе произошло столько событий, она так много узнала и поняла, что иному хватило бы и на две жизни. А главноеона поняла, что ради любви можно преодолеть все, но нельзя отрекаться от самой себя.
Я тороплюсь, спокойно сказала она. Ты что-то хотел сказать?
Лара, зачем ты так? Я не узнаю тебя. Что случилось, ты можешь объяснить?
Случилось то, Антон, что я разлюбила тебя. Вот и все.
Как это? Что ты несешь? Ведь у нас все было Лучше не бывает. Лара, ты это специально? Устроила мне проверку на вшивость, что ли? Среди ночи, ни слова ни полслова, прямо из ванной домой удрала. Это твой метод выяснять отношения? Да хотя бы повод какой-то был, а то Ни черта не понимаю!
Антоша! раздался капризный голос. Сколько можно ждать?
Лариса повернула голову и увидела Бэллу Виноградову.
Подождешь! рявкнул Антон.
Кажется, я знаю, почему ты снова воспылал ко мне, тихо произнесла Лариса. Такое происходило еще в юности. Тебя подогревала моя неприступность. Как только ты чувствовал, что рыбка заглотнула крючок, ты охладевал. Тебя уже не переделать, Антон. По-моему, ты сам себе не рад, но измениться не можешь или не хочешь. Прощай. Да! На прощание советпроверяй полки в ванной после очередной партнерши. Женщины бывают очень рассеянны.
Она побежала к джипу, возле которого стоял Алексей и закуривал сигарету. От характерного покашливания, знакомого и уже родного, сердце Ларисы заныло сладкой, щемящей болью.