«Где она вообще!? Я совсем престал ее видеть.
Я вспомнил, как в самом начале уехал на выходные домой, и то, как спешил обратно, в этот город, чтобы быть хоть сколько-то рядом, ибо я имел решимость. Но ведь я не был влюблен еще! А даже если и былсовсем не важно. Но только где она!? Куда могла так пропасть в мое такое краткое отсутствие, тягостное от зревшего решения!? Неужели не смогла почувствовать, что я все это время думал о ней и спешил вернуться, что я на грани того, чтобы решиться!? И если не знает о моих в одиночестве метаниях перед тем, как подойду к ней и скажу все, прямо, одним, может, дыханием, пусть не знает, но где же ее душевное чувство?! Я не влюблен, а словно как болен, а любовьчувство в котором должны быть виновны оба, оба должны делать робкие шаги к друг другу. Такое понимание, несомненно, заложено в каждом, этим знанием нельзя пренебрегать из гордости! Да ведь нельзя же! Ты же заметила, что я неловкий иду к тебе, разве можно, чтобы решила не шагнуть мне навстречу!? тем словно грубо прогнав меня с глаз, чтобы я опустошился и озлился где-нибудь. Ты должна если не понимать, то без сомнения чувственно ощущать своим нежным живым сердцем: я еще не люблю тебя, может; но именно болен этим начинанием.
Но где ты?»
Мне захотелось записать это в дневник сразу по приходе. В этих мыслях что-то для меня было трогательное, хранящее что-то особое, печальное и, может даже еще мною переживаемое. В качестве памяти. Каким-то образом, я это ощущал, все в этих словах запечатлившееся могло потом непременно пригодиться.
У вас не будет сигареты? спросила она, окончательно превратившись в молодую женщину. Еще за десяток метров я видел, как она остановилась, по всему поджидая меня. От этого я, ощущая мгновенную неловкость, даже прекратил на миг свой шаг, чтобы легче прикурить и даже стянул перчатки, чтобы снова их тут же одеть. Как собственно она появилась у меня на путия пропустил. И все же ее голос оказался для меня неожиданным и подействовал как внезапный громкий звук на спящего, и я словно очнулся от ее внезапного одушевления.
Ей было лет двадцать пять. Несмотря на холод, который все более меня одолевал, ее темный длинный плащ был распахнут, открывая под собой такое же длинное черное платье, стянувшее пышную избыточность. Каблуки добавляли ей роста, а послушные, со светлым полосатым ободком прямые волосыеще гораздо чернее самого платьядоставали ей сзади ровным краем ниже плеч, совершенно открыв лицо и шею, тем только подчеркнув их. Однако черты немного широкого лица были как-то особенно просты, неизящны и кто-то другой вполне отнес бы их к одному из проявлений некрасоты, но только не яотчего-то самый пристрастный, тщательный и скрупулезный, полный наипристального внимания взгляд, бесконечно в этом смысле великодушный и снисходительный. Было много косметики, и я не мог все понять, глядя на пунцовые губы, хорошо это или дурно, и если дурно, то отчего
Тонкими лямками за правое плечо цеплялась окоченевшая сумочка, подавшаяся немного назад от того, что девушка держала руку в кармане плаща.
Я лишь кивнул на ее слова, снова доставая пачку. Затем поднес сбивающийся набок огонь, глядя на ее ресницы, и отчетливо услыхал, как маленькое пламя несколько раз, прежде чем погаснуть, коротко забилось и затрепетало от ветра. Пр-рр-рр-р Но девушка успела прикурить.
Спасибо! сдержанно поблагодарила она, через мгновение выдохнув облако.
И еще через миг я понял, что она невероятно пьяна. И невольно сделал горлом глоток.
Дома пора уже быть! заметил я, улыбнувшись, не переставая смотреть на ее лицо, на серьги с подвесками.
Вверх по проспекту пронеслась пара машин, и опять все стихло.
Да, она несколько раз согласно покачала головой и вдруг глянула на меня, так что я смог рассмотреть глаза, полные тумана.
Я в магазин вышла
Так все закрыто. Нет? В два ночи
Да.
Ну тогда покурим!?
Она посмотрела на меня с крохотной паузой и беззвучно кивнула.
Холодно?
Да вообще! возмутилась она и поежилась.
Я немного помолчал. Несколько раз вдохнул полной грудью.
Ой! неожиданно сказала она, качнулась и крепко оперлась мне на руку, потеряв равновесие, и даже легко ударилась виском о мое плечо.
Ну-ну-ну, удержал я ее, осторожненько! и теперь сам придерживал ее локоть.
Ты (я с усилием сказал «ты» вместо «вы») где живешь? Поймать тебе такси?
Она покачала головой. И стала что-то искать в сумочке, тут только я услышал слабую трель мобильного телефона.
Да
Нет, Юля уже почти пришластою, курю
Я слушал, как из трубки доносится крохотный звонкий голос. Я снова закурил.
Так данормально. Я не знаю, он мне сам так сказалНо. И Ирка мне говорила, так что я знала
Временами я почти ловил смысл их разговора. Наконец ей надоело.
Ладно давай, а то холодно, я же на улицеНо, все, внимательно посмотрела на желтоватый экран и сунула телефон обратно в сумочку.
Дай мне еще сигарету, попросила она
Может, пива? немного осторожно спросил я.
У тебя деньги есть?
Немного еще есть, то что осталось.
Добавить тебе? Пошли тогда ко мне, а то холодно
Я купил три литра пива, каких-то сушеных рыбок, и мы пошли.
Кто звонил-то?
Подруга.
Ты где живешь?
Тут
Я спросил, как ее зовут, но сразу позабыл имя. У меня ужасная память на имена! Пару раз она оступалась, так что я ловил ее за руку. Проспект оставался за спиной, и мы углублялись в темные дворы. Оказалось, что она живет тут же, в нескольких десятках шагов.
Мы свернули к темневшей двери подъезда, за которой горел свет и было несказанно тепло. И стали подниматься вдоль темно-зеленых стен, выбеленных по верху известью. Я то и дело ощущал как она мощно опиралась на меня, когда теряла равновесие. Я звонко расстегнул молнию куртки и достал платок.
На четвертом этаже она захотела отдохнуть, мы остановились, я опять полез за сигаретами, держа в другой руке пакет. Видимо усталость все сильнее накатывала на нее. Она, сделав ко мне крохотный шажок, вдруг уткнулась лбом в мою грудь и так застыла, чуть не опрокинув меня на стену. И моя рука не без удовольствия наконец коснулась ее волос, удивительно ароматных.
Ты сейчас уснешь, сказал я.
Она подняла на меня глаза, поцеловала отчего-то в подбородок, и мы снова стали подниматься. Помню охватившее меня волнение, когда, звякая ключами, она открывала крепкую деревянную покрытую лаком дверь с тонкими удлиненными цифрами «3» и «9». В потолке зиял черный квадрат, ведущий на чердак; мы вошли.
Тише, прошептала она и зажгла невероятно громким щелчком свет в узкой прихожей.
Громко уронив на пол сапог и от того не сдержавшись от короткого ругательства, опираясь рукой о стену, стянула второй и велела мне раздеваться, а сама, забрав у меня пакет, исчезла на кухне, где через секунду зашипела вода.
Справа темнели стеклянными непрозрачными прямоугольниками двери, на углу одной из створок висел салатового цвета короткий шелковый халат с широкой змейкой пояса в петельках на талии. В комнате наверняка кто-то был, это немного меня смущало. Однако я начал быстро осваиваться и очень захотел пить. Я выключил осторожно свет и вошел на кухню. Такая же небольшая, со шкафчиками на стене и сеткой-сушилкой над раковиной, в которой лежала горка немытых тарелок с вилками. У входа урчал холодильник, я сел.
Есть стаканы? сразу спросил я.
Из одного едва не вылезла пена, но удержалась и начинала потихоньку опадать.
Кто у тебя там? в полголоса спросил я, кивая в сторону комнаты.
Соседка. Я сейчас.
Затем встала и ушла в комнату, видимо заглянув в нее перед тем, как войти. С минуты две я сидел один, рассматривая обстановку. Потом увидел пепельницу и закурил, посмотрел на часыпочти два и ощутил, как самую малость пульсирует в висках. Потом до меня донесся из комнаты голос, и снова все стихло, только урчал холодильник.
Отвел глухую совсем штору, пытаясь посмотреть на улицу. Однако почти ничего нельзя было разглядеть за окном, зато я отражался, как в зеркале, и край шторы с треугольным кусочком кухни. Наконец я услышал, как, издав мягкий звук, невидимо для меня растворилась дверь комнаты. Оторвавшись от окна и от занавески, я подхватил стакан готовый ее увидеть и, наверное, приоткрыл от неожиданности ротпо той причине, что это была совершенно не она, а вовсе другая.