Томоко была озадачена, но почувствовала, что не может сейчас начинать разговор о бриллианте, и поэтому решила принять приглашение. У неё не было никаких дел, и не так часто ей предоставлялась возможность прокатиться на машине на большое расстояние.
Говорят, что Иокогама хорошо отстраивается, рассказывал Тосики. Они построили там «Американскую деревню» и много приятных мест для прогулок. Там должны также быть первоклассные танцевальные залы и кабаре. Почему бы Вам тоже не остановиться там на некоторое время, тётя Саэко.
У меня сегодня не развлекательная поездка, хотя я, возможно, и увижу некоторые распустившиеся пионы. Она повернулась к Томоко, которая сидела слева от неё.
Мой муж удивительный человек. У него нет никакой специальности, и он нигде не работал с тех пор, как окончил школу. Но он выращивает пионы, и это единственное, что он может делать, но делает хорошо.
Томоко всё думала, как ей начать разговор о бриллианте. Упоминание о пионах явилось для неё неожиданным, но когда она представила себе большие пышные цветы, то осознала, насколько они должны были быть похожи на Саэко.
Тосики прервал её мысли.
Мория Она, должно быть, дочь человека, которого я разыскиваю.
Саэко продолжала смотреть вперёд через ветровое стекло и сказала холодно:
О, тебе больше не надо беспокоиться об этом теперь, когда я встретила Томоко.
Обращаясь к Томоко, Тосики продолжал своим обычным невозмутимым тоном:
Господин Мория был всё время в Киото. Адмирал Усиги прислал мне открытку и сообщил название гостиницы, в которой остановился господин Мория в Киото. Господин Усиги пишет красиво, слишком красиво, так что я понял с большим трудом.
Саэко продолжала смотреть в окно, игнорируя Тосики. Внезапно она переменила тему разговора.
Посмотрите, отсюда, с шоссе Токио-Иокогама, теперь можно видеть океан. До самого берега всё сгорело.
Перед их взором простиралась длинная полоса руин, среди которых было построено несколько бараков. На месте сгоревших заводов стояли заржавелые остовы станков и машин, похожие под лучами весеннего солнца на древних чудовищ. Цветов нигде не было видно, только мёртвые, чёрные стволы деревьев. Там и здесь среди руин стояли сохранившиеся бетонные стены.
Тоси! резко сказала Саэко. Как продвигается дело с издательским бизнесом? Я не потерплю, если вы будете относиться к этому спустя рукава.
У нас дело продвигается, тётя Саэко.
Хорошо, если это так. Но, как я уже говорила, нельзя заниматься бизнесом подобного рода, имея в штате только студентов.
Но тётя Саэко, вы так говорите, потому что вы не знаете нынешнюю молодёжь. Мы сильно отличаемся от тех, кто прошёл войну, нас разделяет целое поколение. Мы должны думать о том, как зарабатывать на жизнь, хотим мы этого или нет, и мы серьёзно относимся к работе. Хотя мы ещё учимся, но мы уже познали, как жить в обществе.
Немного слишком быстро, и это меня беспокоит.
Это всё из-за вашего старого мировоззрения.
Но разве это вежливо? Назвать молодую женщину старой. Саэко улыбнулась, обращаясь к Томоко.
Но вы знаете, я не люблю эти искусственные штапельные ткани, какими бы современными они ни выглядели. Грубая хлопчатобумажная ткань ручной работы значительно лучше. Можно, например, взять материал, предназначенный для японских летних халатов, и сшить из него европейское платье, и оно будет выглядеть шикарно, не правда ли, Томоко? Даже из ткани с рисунком Курумэ можно сделать блузку, которая больше подойдёт для японской женщины, чем любая набивная ткань с рисунком. Ни один из современных материалов не имеет такого тёмно-голубого цвета, и французские женщины ухватились бы за возможность носить её. Но японские женщины боятся, что блузка из такого материала может выглядеть как перешитая из прошлогоднего гардероба.
Это зависит от того, кто носит её, тётя Саэко.
Я имела в виду вас, Томоко. Цвет индиго будет великолепно контрастировать с вашей белой кожей. Вы не принадлежите к числу тех женщин, которые, обернув вокруг себя кусок блестящей материи, достаточно тонкой, чтобы развеваться на ветру, считают, что они одеты по последней европейской моде.
Томоко залилась румянцем и у неё вырвалось:
Это вы говорите о себе, госпожа Такано.
Саэко удерживала нить беседы в своих руках до самой Иокогамы так, что у Томоко не было возможности упомянуть о бриллианте.
Где мне вас высадить? Саэко улыбнулась, как будто она планировала что-то забавное. Бедная я! Хотя пионы и цветут, но мне предстоит провести в скуке несколько часов. Но вы двое Я высажу вас на вершине того красивого холма, откуда открывается хороший вид на порт.
Она так и сделала. Входящие в порт огромные суда причаливали к расположенным вдоль пирса зданиям. Море спокойно простиралось под лучами весеннего солнца и казалось погруженным в дремоту.
До свидание, Томоко. До встречи.
И автомобиль стал спускаться с вершины холма. Томоко оказалась одна в неожиданном месте с человеком, с которым она только что познакомилась. Некоторое время она молчаливо смотрела вслед уходящей машины, а затем повернулась к морю.
Тётя Саэко в своём репертуаре. Она поступает всегда так, как ей это заблагорассудится, сказал Тосики. Она дама, но я хотел бы знать, какаячервовая дама, пиковая дама или бриллиантовая дама?
Шутка вызвала только слабую улыбку на лице Томоко. Она была намерена вернуть бриллиант при следующем удобном случае, и она знала, кем была Саэкодамой бриллиантов.
Может, пойдём? Виды меня не интересуют, какими красивыми они бы ни были. Я получаю больше удовольствия от встреч с людьми, чем от созерцания природы.
Мы недалеко от станции?
Вы чувствуете, что заблудились? Тётя Саэко любит поступать так с людьми, но мы не должны потерпеть поражение. Давайте будем развлекаться и таким образом отомстим ей. Неплохая мысль, верно?
Война побывала и здесь. Там и здесь на холме виднелись пустыри, благодаря которым открывался вид на город внизу. Несколько довоенных домов западного типа остались нетронутыми, и несколько новых было построено. Они были окружены железной оградой, увитой розовыми кустами, или низкими окрашенными деревянными заборами. На табличках у ворот были написаны иностранные имена. На тротуарах гуляли только иностранцы. Последние модели автомобилей почти бесшумно скользили по дороге.
Пойдём потанцуем, предложил Тосики в то время, когда она думала, как ей лучше получить у него адрес своего отца в Киото.
Она с удивлением подняла голову и отрицательно покачала ей.
Я предпочитаю пройтись по улице.
Тосики мягко улыбнулся.
Тогда пойдём, взявшись за руки, как вон те американцы.
Томоко была потрясена.
Не хочу, резко сказала она, невольно тряхнув головой, и её густые волосы разметались в разные стороны.
Вам что, неудобно? Как старомодно. Тосики рассмеялся как ребёнок. Разве это не является привилегией молодых? Все делают это.
Томоко молча продолжала идти. Она всё ещё хотела спросить о своём отце, однако непонятная боль сдавила её грудь.
Посмотрите, фиалки расцвели.
Тосики смотрел на покрытый травой участок рядом с дорогой. До войны на этом месте была частная усадьба. Дом уже исчез, трава на бывшей лужайке буйно разрослась, и в ней ещё можно было увидеть гигантскую тропическую агаву и водоём, похожий на большой цветочный горшок. Из сада открывался красивый вид на порт и на море. Тосики вошёл в сад в поисках фиалок.
Посмотрите, как много всего здесь растёт. Этот сад определённо принадлежал иностранцу. Здесь должно быть много цветов.
Томоко тоже вошла в сад и укрылась от жарких лучей солнца в тени ветвей низкорослой американской криптомерии.
Я покурю, сказал Тосики и уселся среди густой травы.
На ближайшем холме вытянулись в ряд похожие друг на друга дома западного типа, которые, судя по их красной черепичной крыше и свежеокрашенным заборам, были построены совсем недавно. Их яркая окраска выглядела необычной для Японии. От холма отходило широкое шоссе, открытое для движения, и по нему непрерывно сновали джипы, похожие сверху на насекомых.
Томоко подошла к тому месту, где сидел Тосики, и вновь посмотрела на противоположный холм. В садах некоторых домов висело свежевыстиранное бельё, которое блестело на солнце и развевалось как флаги на ветру. Томоко наконец решилась:
Где в Киото живёт мой отец?
Тосики взглянул на неё.
Что? Вы не знаете?
Я не знаю, где расположена гостиница, так как я не получала от него писем.
Я передам вам адрес в любой момент, когда он вам понадобится.
Томоко подумала, что Тосики может прийти к ней домой или позвонить, чтобы сообщить адрес, и цвет её лица изменился.
Я зайду к вам за ним.
Добро пожаловать. Адрес моего офиса на этой визитной карточке Зачем вы стоите? Садитесь. Прекрасный день. Похоже, это поёт жаворонок.
Кругом было тихо, ярко светило солнце, и только джипы, поднимающиеся по новому шоссе, нарушали спокойствие этого мира.
Томоко, у вас когда-нибудь был любовный роман?
Нет.
А когда-нибудь обнимались?
Томоко покраснела и отрицательно покачала головой. Тосики потянулся и схватил её за руку.
Давай поцелуемся Но не говори об этом тёте Саэко.
Повернувшись, Томоко увидела прямо перед собой бледно-белое лицо Тосики с закрытыми глазами и губами, застывшими в ожидании. Абсолютно бессознательным движением её свободная правая рука ударила открытой ладонью по этому лицу со всей силой, на которую способна женщина.
Удивлённый Тосики отпустил её руку, но он не рассердился, а только рассмеялся.
Какое варварство.
Но он был совершенно спокоен. Мрачно рассмеявшись, он сохранил своё хладнокровие.
Ладно, всё хорошо. Давайте считать, что этого не было. Это была только разминка.
Я ухожу. Томоко встала.
Перестаньте. Не будьте ребёнком. Я не сержусь.
Томоко не знала, что ответить.
В конце концов, что произошло? Мы одни. Это просто тривиально и ничего не значит. Хорошая погода создала у меня весеннее настроение, вот и всё. Теперь, когда это позади, оказывается, ничего и не случилось, вы и я остались такими же, как и прежде. Это ничего не значит, и не воспринимайте это серьёзно. Мы оба молоды.
Извините, но я ухожу.
Пошли вместе. Вы не знаете дорогу, и это район, который занимает оккупационная армия. Здесь совсем другая мораль.
Он был слишком невозмутим, чтобы быть обескураженным поведением Томоко. Судя по всему, его беспокоило только то, как бы не узнана об этом Саэко, и он вновь спросил:
Так вы не расскажете об этом тёте Саэко?
Нет, я не буду ничего рассказывать.
Конечно, это просто бессмысленно. Над этим можно только посмеяться.
Томоко взяла себя в руки и посмотрела на молодого человека, который, казалось, выглядел младше её. И он мог так поступить, даже не чувствуя ни малейшего стыда. Его бессердечность была больше, чем наглой, она скорее выглядела неестественной. И когда она вспомнила выражение его лица с закрытыми глазами, уверенно ожидающего прикосновения её губ, она почувствовала, что её тошнит.
Пойдём прогуляемся по набережной. Она очень красивая.
Извините, но я пойду одна. Мне надо сделать некоторые покупки.
Я вам помешаю? Хорошо, если вы больше на меня не сердитесь, но безопасно ли женщине одной идти по незнакомой улице?
Томоко шла одна, пока она не услышала, что кто-то зовёт её громким голосом. Она обернулась и увидела седого мужчину в рубашке с короткими рукавами, который, улыбаясь, подавал ей рукой сигналы. В нём она сразу узнала художника Кохей Онодзаки.
Я подумал, что это вы. Он рассмеялся как мальчишка. В необычном месте мы встретились. Я проголодался, и мы зашли сюда покушать ван-тон. Присоединяйтесь к нам.
Они зашли в один из китайских ресторанов, которых было много на этой улице. Онодзаки смотрел в окно, когда он увидел проходившую мимо Томоко и, бросив палочки для еды, выскочил за ней на улицу. Сопровождавший его молодой человек по имени Юкити Окабэ остался за столом, и сейчас он поднялся им навстречу, поздоровавшись с Томоко с дружеской улыбкой.
Вы знакомы? Он сегодня был моим гидом по Иокогаме, пока я делал эскизные наброски.
Томоко знала, что Юкити живёт в Иокогаме.
Хотите ван-тон. Очень вкусный. Его нужно есть только в Иокогаме.
Томоко отказалась и наблюдала, как двое мужчин продолжали есть со здоровым аппетитом.
Господин Онодзаки делает рисунок для цветной страницы журнала, к которому я имею отношение, рассказал ей Юкити. Но он настаивает на поиске уродливых пейзажей, чтобы с них рисовать картину.
Рисовать красивые места нет смысла, заявил Онодзаки. Я не хочу сказать, что я отказываюсь от них, но эти американские кварталы выглядят как пересаженные из Соединённых Штатов, и это не только здесь в Иокогаме. Во всех разрушенных городах Японии та же картина, и во вновь построенных районах всюду отсутствует индивидуальность.
Но давайте поднимемся на самый высокий холм в Иокогаме, и вы увидите, что город выглядит совсем по-другому. Оттуда видны старые районы, которые не были разрушены во время войны.
Местный патриотизм! Но ты знаешь, эти кули, действительно, поразили меня. Как ты правильно сказал, Япония имеет теперь своих собственных кули. Мы обычно думали, что японцы совсем другие, и нечто подобное не может здесь случится. Но этому заблуждению пришёл конец. Все люди одинаковы, когда они доведены до крайности, народы всех стран. И доказательство этого мы видим сейчас своими собственными глазами.
Художник с горечью покачал головой, и на его лице выступила грусть.
Мы не были нацией богов. В одинаковых ситуациях все люди ведут себя одинаково. Однако тот факт, что я переживаю по каждому поводу, говорит о закостенелости моего мышления, ибо понятие, что японцы отличаются от других, глубоко засело у меня в голове. Но это не соответствует действительности. Японцы являются нацией, которая вряд ли может спасти себя, если внешние силы не изменят её жизнь. Послушай, парижские нищие, которых я видел, пользуются бритвами. Они не делают ничего такого, что могло бы заразить вшами других людей. Там нищие имеют свою историю, и они достигли многого. А здесь джентльмены, которые ещё не опустились до уровня нищих, наперегонки загрязняют улицы и поезда.
Японцыэто такая нация, которая ничего не может совершить своими собственными силами, она нуждается в том, чтобы ею руководили, чтобы её поучали. Всё это достойно глубокого сожаления. Вот в чём у нас нет недостатка, так это в самооправдании. Сильно развито стадное чувство. Мы любим надевать на себя чужую одежду и не имеем собственного мнения. Весь народ бросился переодеваться в национальную униформу, когда началась война, и в рубашки алоха, когда она кончилась. Вот такие мы, милая девушка. Погибший народ.