Надька! крикнула женщина разувшись, и ей ответила привычная тишина. Опять где-нибудь шатается. Переходный возраст пятнадцать лет, уроки побоку, всё побоку. Надька! крикнула еще раз, навскидку. Только холодильник мерно гудит.
Нина Степановна прошла на кухню, выложила продукты на стол. Торт купила «Наполеон», самый любимый с детства. Вот придет Люба, поболтают, посидят, телик посмотрят. Тут же зазвонили в дверь. Нина Степановна открыла.
Любка, приветики, сказала она и обняла подругу.
Превед, медвед, ответила та. Все-таки работа в школе хорошему тебя не учит.
Тут и без школы научишься. У меня взрослая дочь, океюшки?
Не такая уж взрослая. А отпускаешь шастать до ночи.
Знаешь же, что не я отпускаю. Сама отпускается, когда захочет и куда захочет, ответила Нина Степановна и прошла в кухню, а за ней Люба, шелестя по полу нарядной юбкой.
Сама только пришла, сказала Нина Степановна и поставила чайник на плиту.
Распустишь ее, не унималась подруга. Вон, я свою в ежовых рукавицах до сих пор держу, а ей уже двадцать.
Ты молодец.
Отцовского ремня ей не хватает. Твоей, в смысле.
Нина Степановна села на стул и поглядела на чайник. Он отзеркалил ее лицо, сделав похожим на воздушный шарик. Нина Степановна скорчила гримасу и шарик тоже скорчился в ответ.
Всё развлекаешься, вздохнула подруга Люба.
День рождения у меня, ответила та, ссутулившись на своем стуле.
Ну что ж, тогда с ним тебя! Водочки не найдется?
Нина Степановна не вставая открыла подвесной шкаф и достала початую бутылку. Кухня маленькая, позволяет дотянуться до всего не поднимаясь со стула до шкафа, до плиты, даже до раковины можно достать, но посуду сидя мыть неудобно. Нина Степановна специально пробовала нет, неудобно.
Разлили водку по рюмкам, чокнулись.
С днем рождения, подруга! Что пожелать-то, сказала Люба, весело поглядывая на прозрачную поблескивающую жидкость в своей рюмке. Любви! громко воскликнула она и осушила в один глоток. Чтоб нашла своего единственного. Можно и не единственного. Вон Анька с первого подъезда, сама знаешь А мы что, хуже, что ли? Нам тоже можно.
Мы не хуже. Нам можно, кивнула Нина Степановна, вспомнив свой мятый листок в почтовом ящике номер двенадцать. Ей вдруг стало стыдно за этот листок. Не подумав как-то бросила. Может, вернуться за ним? А как достать? Рука ведь не пролезет в щелку. Она там такая узкая, эта щелка.
Выпьем за это! тем временем завершила какой-то тост Люба, подливая в рюмки.
Нина Степановна схватила рюмку и опрокинула в себя.
«А вдруг на этом листке можно распознать отпечатки пальцев? внезапно подумала она, вспомнив Ментовские войны, и похолодела. Надо сбегать».
Люба, ты посиди тут, я почту забыла забрать. Мне там это письмо должно прийти.
От кого письмо? Кто ж щас письма пишет?
От налоговой. Налоговая пишет, нашлась Нина Степановна. Люба кивнула: налоговая действительно пишет, она тоже получает такие.
И ты так встрепенулась из-за письма из налоговой? Так ждешь? прищурила глаза подруга.
Ну, просто проверю, сказала Нина Степановна и резко замедлилась в движениях. А то действительно: когда идешь узнавать сумму налога, поспешность не к лицу.
Она степенно вышла в подъезд, а там уже припустила по лестнице вниз.
Заглянула в дырочки на ящике номер двенадцать. Или слишком темно, чтобы увидеть, что внутри, или уже забрали. Пусто.
Она медленно поднялась к себе.
Ну как? крикнула Люба. Нина Степановна зашла в кухню, лицо у нее было растерянное. Не пишет тебе налоговая? Да, грустно.
Нина Степановна села на стул. Ну вот, теперь этот листок попадет Коле в руки и он будет гадать, кто это пишет его имя в сердечке. А если догадается, что это она Нина Степановна?.. Хотя, как он догадается? Вряд ли. С этой мыслью к ней пришли одновременно успокоение и разочарование. Вот если бы он и впрямь догадался Тогда Нина Степановна почувствовала бы одновременно тревогу и счастливый трепет: он знает. И непонятно, что лучше разочарованное спокойствие или счастливая тревога?
Так Надька и на день рождения твой где-то гуляет? спросила во второй уже раз Люба. Нина! Слышишь?
Слышу. Видишь же, гуляет где-то.
Как ты так можешь отпускать? Звони скорее.
Да сбросит, Нина Степановна махнула рукой, но все равно пошла в прихожую за мобильным. Вернулась в кухню, потыкала кнопки, приложила телефон к уху и с минуту слушала гудки.
Загуляла, констатировала Люба.
Может, у подруги, сказала Нина Степановна.
И ты в это веришь?
А что? Вот ты же у подруги, невесело усмехнулась и переложила с места на место ложечку для торта. Чайник закипел и она выключила газ. Ей не нравилось говорить о дочери с Любой. Люба поучала, Нина Степановна согласно кивала, но понимала, что с дочерью не справляется. Родила ее поздно, в тридцать пять лет. Все ждала любви, так и не дождалась. Отец девочки не пробыл с ними и месяца А теперь еще этот пубер пубертатный период, как говорила ей школьная психологиня. По-русски это значит подростковый возраст: гора двоек в дневнике, куча мальчиков в голове и непонимание в семье.
Немного помолчали, поедая торт.
Свечки бы хоть поставила, сказала Люба.
В церкви? опомнилась от своих мыслей про пубертатный период Нина Степановна. Люба рассмеялась:
На торт. Знаешь, такие продают сейчас: там цифры. Не надо ставить пятьдесят свечек, а можно всего две: пятерку и нолик, Люба откусила от своего куска, и на носу у нее осел крем.
Да зачем свечки. Я и так помню.
Могла бы задуть и загадать желание.
Я загадала.
Без свечки не сбудется.
Не нагнетай, Нина Степановна откусила кусок от торта и принялась медленно жевать.
Да сбудется, сбудется, весело проговорила Люба, выцеживая остатки водки себе в рюмку. Вот за это и выпьем.
У меня только чай остался.
Люба чокнулась рюмкой о чашку Нины Степановны и опрокинула содержимое в себя.
И все-таки, любви тебе, подруга! Может, тогда и Надька по струнке ходить станет. Если в доме мужик появится.
Спасибки, Любка.
И тебе чмоки.
Они снова чокнулись, уже пустыми чашками.
В двери закопошились ключом. Слегка осоловевшая Люба не услышала и продолжала:
В твоей жизни начинается новая пора, Нинка! Пятьдесят это не просто так. Пятьдесят это что-то да значит. А знаешь, какая Моника Белуччи была в пятьдесят? как-то совсем не к месту вдруг сказала она и показала большой палец: классная Моника Белуччи была в пятьдесят.
А сейчас ей сколько? рассеянно спросила Нина Степановна, прислушиваясь к звукам в прихожей.
А сейчас пятьдесят два. Но она тоже еще ничего.
Надя! позвала Нина Степановна.
Привет, ма! крикнула дочь из прихожей и прошла в свою комнату.
А поздравить начала Люба громко, но ее голос сорвался на какой-то визг. А поздравить мать с днем рождения? закончила она свою мысль.
Ну Люба, одернула ее подруга.
С днем рождения, ма, крикнула дочь из комнаты. И пока.
Куда ты идешь, уже десять вечера, Нина Степановна вышла в прихожую, за ней подтянулась и Люба.
Я вижу, тебе весело, ответила Надя. Я зашла переодеться. Целую и все такое! она махнула рукой в направлении матери, схватила свою сумку и выпорхнула за дверь.
Хоть бы в день рождения матери не шлялась! Дома бы посидела, как все. За тортом, выкрикнула Люба и икнула.
Нина Степановна высунулась из входной двери:
Когда тебя ждать-то? В одиннадцать чтоб дома была!
Пока, ма! сделала вид, что не услышала, или правда не услышала та. Шаги удалялись, пока совсем не стихли.
Распустила дочь, пьяно проговорила Люба.
Нина Степановна мельком глянула в зеркало на свое осунувшееся круглое лицо, раскрасневшиеся от водки щеки и потерянные глаза.
Давай еще по кусочку, что ли? нарочито весело сказала она и направилась в кухню.
Водка кончилась, да? спросила Люба и пошла следом.