Вижу себя, совсем крошечную. Наверное мне лет пять. Мы гуляем с мамой в парке, она подарила мне велосипед и я пытаюсь научиться на нем ездить. Он большой и всего лишь на двух колесах. Падаю, сбиваю коленки. Мама дует на ранки и достает из сумочки пузырек с каким-то лекарством. Я не боюсь лекарств, никогда не боялась. Они пахнут как мама, а мама не может сделать плохо. Терплю лёгкую боль и снова упорно стискиваю руль, отталкиваюсь ногой от асфальта, пытаюсь удержать равновесие. Удается проехать несколько метров и я по-настоящему ликую. А дальше школа. Призовые места в олимпиадах, красный диплом. Медицинский университет, одобрение педагогов. Полгода заграницей, благодаря программе обмена студентами. Восторг от присутствия на удачно завершенной операции, шок от присутствия на вскрытии. Столько сил и упорства. Столько времени и стараний на пути к единственной цели. И ради чего?
Дрожь зарождается где-то глубоко. Намного глубже, чем может вместить в себя телесная оболочка. Постепенно набирает амплитуду, как чёртово землетрясение не оставляет ничего на своем пути.
Меня хотят убить. Меня. Не какого-то человека из криминальной хроники, не какого-то далёкого для меня человека из другой вселенной. Меня. Вот так просто. Только что.
Подношу ладони к лицу, рыдания вырываются из моей груди. Перестаю себя контролировать, в истерике больше не даю отчёт происходящему. Паника застилает все багровой пеленой, окропляет все мои воспоминания алой кровью. Моей или чужой. Не знаю. Тело начинает трясти ещё сильнее. Машина все ещё едет, или уже стоит? Или это я окончательно съезжаю с иллюзий, которыми все это время питалась? Кричу. Надрывно. Вымещаю с криком всю свою агонию до тех пор, пока мой рот не затыкают рукой. Грубо. Безжалостно. Где эта черта? Где грань, которую я переступила? Почему из абсолютно обычного человека, превратилась в пушечное мясо?
Вижу перед собой горящий взгляд. Темные глаза в кромешной тьме, но их яркий огонь горячее адского пламени. Я знаю что это моя погибель, но другого источника света больше нет. Все остальное бездна. Чёрное болото. Крутой обрыв.
Удушу, если не заткнешься.
Усиливает нажим. Демонстрирует, что шутить не намерен.
Цепляюсь ногтями за его руку, тянусь дальше, не могу бороться с желанием спрятаться от ожившего кошмара. Все равно где, как, с кем. Только бы не утопать в одиночку в этом мире, который внезапно стал жестоким.
Вначале носом утыкаюсь в плечо. После обхватываю руками мощную шею. Ледяные пальцы вбирают тепло, дрожь поглощает крупное тело. Ровный стук его сердца порабощает, подчиняет. Работает как маятник. Льну сильнее и крепче, ещё не понимаю как сильно буду себя за это ненавидеть.
Чувствую макушкой, как напрягается его челюсть. Он не обнимает меня в ответ, не спешит утешить. Сидит смирно, как солдат. Терпит. Позволяет вольности, но не скрывает раздражения. Действует как нашатырный спирт. Резко приводит в чувства и заставляет отпрянуть. Снова заводит машину и продолжает путь. Молча. Я тоже замолкаю. Больше не кричу и не плачу. Принимаю правила игры, в которую никогда не выиграю.
Приехали,его голос выводит меня из транса, в котором прибываю всю дорогу.
Я не сильна в психологии, но отдаленно вспоминаю лекции и термины, которые мы проходили вскользь. Стресс имеет три стадии: тревога, сопротивление, истощение. И кажется, я достигла финала.
Выхожу из машины, и тупо стою. Жду когда он заблокирует двери и скажет что делать дальше. Принимаю тот факт, что больше от меня ничего не зависит. Даже бежать смысла не вижу. Куда и от кого?
Что застыла?недовольно спрашивает.
Наверное, я действительно отравляю ему жизнь. Видимо, я действительно плохой человек. От хороших не хотят избавиться повсеместно.
Алина.
Вздрагиваю, когда слышу свое имя. Не могу припомнить, чтобы он до этого произносил его вслух. Видать тоже находится в смятении. Понятия не имеет как вести себя с истеричной дурой.
Прости,шепчу еле слышно и двигаюсь в сторону парадной.
Он обгоняет и проникает внутрь первым. Движется уверенно, но немного резко. В доме всего пять этажей, и мы поднимаемся по лестнице на самый верх.
Когда дверь открывается, в нос ударяет запах пластика и краски. В моей новой квартире пахло так же, когда переехала. Он включает свет в прихожей и я вижу свое отражение в огромном зеркальном шкафу.
Растерянно касаюсь испачканной кровью щеки, а после перевожу взгляд в сторону. Рукав его футболки полностью алый. Тягучие струи оплетают руку кровавым кружевом.
Пожалуй, я первый искупаюсь,замечает мою реакцию и исчезает в глубине квартиры.
Спустя пару мгновений, двигаюсь в том же направлении. Интуитивно нахожу выключатели. Разгоняю сумрак мягким светом. Две комнаты. Гостиная и спальня. Светлые и лаконичные. Ещё один гостиничный номер, только более комфортабельный. Нахожу кухню и движусь дальше на шум льющейся воды. Дверь приоткрыта, лишь помогаю ей открыться полностью. Белый кафель ванной комнаты и раковина уже испачканы кровью.
Пуля попала в плечо. Вижу рану со стороны спины, но не замечаю пулевого отверстия спереди, в отражении зеркала. Пытаюсь отключить эмоции и рассуждать профессионально. Когда-то я давала клятву, пусть и дня не работала доктором.
Нужно достать,констатирую очевидный факт.
Чего, блядь?
Оборачивается, словно только сейчас замечает моё присутствие. Продолжает нещадно потрошить аптечку, высыпать содержимое в раковину. Он на взводе, явно взбешён.
Поворачивается спиной к зеркалу, пытается растянуть пальцами рану, а после изо всех сил бьет ногой в ванну, так, что низкий гул на мгновение глушит.
Можно я?делаю неосознанно шаг вперёд,попробую...
Что попробуешь?спрашивает насмешливоещё раз разрыдаться?
Достать пулю.
Не маячь,отворачивается, но теперь моя очередь хватать его за запястье.
Зажмуриваюсь ожидая удар, но после беру себя в руки и встречаюсь с ним взглядом.
Я медик, а тебе все равно не дотянуться,выношу вердикт.
Вижу как ему не нравится все происходящее. Как подобно смерти признать слабость. Но я тоже преследую собственный интерес. Не бросаю попыток выторговать к себе человеческое отношение. Не теряю надежду заставить зверя чувствовать долг.
Удиви,сдается, но побежденной себя чувствую все равно я.
Он опускается на пол, но по прежнему кажется, что продолжает возвышаться.
Перебираю содержимое аптечки, натягиваю перчатки. Невесомо касаюсь открытой раны. Дезинфицирую зияющую дыру спиртом. О том, что он способен испытывать боль, говорят лишь напряжённые мышцы спины. Ничего больше.
В теории все казалось намного проще. Просто отключить эмоции. Засунуть палец внутрь, нащупать пулю и достать ее из аккуратного продольного отверстия. В реальности встречаюсь с рваной раной с натуральным фаршем внутри, откуда постоянно сочится кровь. Мысленно рисую скелет человека, пытаюсь предугадать траекторию злосчастного металла. Допускаю что пулю задержала мышца, а не кость. Можно сказать, надеюсь на это. Потому что доставать осколки повреждённых костей мне кажется вообще невыполнимой задачей. Задерживаю дыхание и аккуратно ввожу палец.
Даже представить не могу какую боль причиняю, но мой пациент по-прежнему не издает ни единого звука. Машина. Робот. Начинаю злиться, оскорбляет это пренебрежительное отношение. Даже подумываю все бросить, но палец нащупывает твердый металл.
Сука,качает головой и смеётся, когда хватаю в руки пинцет, и поливаю его спиртом.
Я ее нащупала, сейчас достану,скорее сама себя успокаиваю, чем его.Кость не задета, должно легко все выйти.
Болтаю без умолку, чтобы не позволить говорить ему. Боюсь, что если в очередной раз услышу что-то нелицеприятное в свой адрес, потеряю и без того шаткий контроль.
Раздвигаю пальцами края раны, ввожу пинцет вглубь по раневому каналу, цепляю искорёженную пулю и вытаскиваю.
Наверное позже я смогу собой гордиться. Похвалить себя за способность абстрагироваться в подобных условиях, но сейчас просто действую на автомате. Разжимаю пинцет. Метал звякает о перепачканный кафель. Очищаю видимые участки, проверяю как могу, чтобы внутри не осталось частей ткани или прочего мусора, который затолкал выстрел. Промываю рану водой, накладываю стерильную повязку, судорожно пытаюсь вспомнить не упустила ли я какой либо важный пункт в собственном списке. Только сейчас позволяю эмоциям проснуться. Осознать, что касаюсь пальцами не лабораторного материала, а живого человека.