Это вы лейтенант Кузина? жестким тоном спросил обладатель римского носа.
Нет! крикнула Алина, деревенея от страха.
Она еще никогда не разговаривала с потерпевшими. Она даже не знала, о чем нужно говорить с жертвами преступлений.
Да, прошептала она после недолгого размышления, видимо, когда-то придется начинать. Час «икс» настал. Роковая минута подобралась неожиданно и с разбегу.
Так «да» или «нет»? Пройдемте! зловеще произнес гордый римлянин и, схватив Алину под локоть, провел ее в дежурную часть. Она попыталась вырваться, но безуспешно.
Товарищ дежурный, это лейтенант Кузина? проорал мужчина полицейскому за перегородкой.
Лейтенант-лейтенант, пробормотал утомленный дежурный, Кузина это, Кузина!
А-а, обрадовался потерпевший, так вы и есть лейтенант Кузина! А я вас уже видел. Видел и не однажды. Вы часто пробегали мимо меня.
И что? нахмурилась Алина.
А то, что вы обязаны держать меня в курсе дела! вскричал мужчина с римским профилем. Я должен знать, как идет расследование.
Должны, уныло согласилась Алина. Должны.
Пройдемте! не отступал от своего мужчина. Где у вас помещение?
Какое помещение?
Ну, этот, офис, что ли? Место, где вы ведете дознание?
Кузина тяжело вздохнула. Придется вести этого наглеца в кабинет, точнее, в каморку.
Пройдемте, она вытащила локоть из цепкой хватки и прошла вперед, готовясь к трудному испытанию.
* * *
Константин Петрович разложил на столе бумаги по делу «угонщиков». Степаныч, развалившись в кресле, наблюдал за ним из-под насупленных бровей.
Чего надулся-то?
Батанов сосредоточенно разглядывал план района, истыканный вдоль и поперек кнопками с разноцветными шляпками.
Чего молчишь-то? Руководство зад начистило? хихикнул Степаныч. Оно умеет чистить. С золой и щелоком. Не переживай. Зато чистый всегда будешь. Чистка она всегда на пользу.
Степаныч! продудел Батанов. Заткнись!
Эх, Константин Петрович, Константин Петрович, вечно ты недовольный, а как чуть что, сразу ко мне бежишь, мол, помоги, Степаныч. А я ведь тоже живой человек. Мне доброе слово приятно, а не эти твои «заткнись».
Не ворчи, Степаныч, лучше скажи, что делать с аналитичкой? Она в график записалась, какашку мне на стол кинула прямо на совещании и у Иваныча рапорт на пост подписала.
Степаныч, услышав новость, только присвистнул:
Ох, и ни хрена себе! Ну, дает девка стране угля, мелкого, но много. А как же Иваныч-то, он же кремень! Он за свою подпись всю душу вынет, но не подпишет. Как же так?
А вот так, Степаныч! невесело рассмеялся Батанов. Взял и подписал. Ирина Александровна пропустила. Народ спрашивал, проглядела, говорит
Эх, Ирка, совсем старая стала, нюх потеряла, вздохнул Степаныч, в молодости она весь главк в кулаке держала. Одним мизинцем генералов давила. Блондинок на дух не переносила. А тут
Оба погрузились в невеселые размышления.
Ты, Петрович, не переживай, встрепенулся Степаныч, она все равно маху даст. Не там, так здесь проколется. Ты посмотри на нее, дура дурой!
Дура-то дура, а свои три копейки имеет. Должность теплая, не хлопотная, девушка пробивная, как ты уже убедился
И ты тоже убедился, не только я, вскочил Степаныч, мне-то что? Я тут прихлебатель, пенсионер на полставки, а ты начальник. Целой группой командуешь. Тебе и отвечать за девкины проколы.
Батанов промолчал, продолжая втыкать в план района новые кнопки.
И сама уходить не хочет, и другим не дает работать, взяли бы на ее должность парня толкового, проворчал Степаныч, усаживаясь поудобнее. Послышался хруст костей.
Эх, если бы не мои кости, я бы вам дал жару! пригрозил кому-то Степаныч, вкладывая в угрозу всю еще не усмирившуюся страсть к делу.
Степаныч, здесь я главный дирижер! А ты в пристяжных ходишь, примирительно заговорил Батанов.
Пристяжной-пристяжной, а ты дубинкой дирижируешь! разозлился Степаныч. У тебя вся музыка из-под палки.
Ты еще вспомни, как вы за идею горбатились, скривился Батанов. Угомонись! Давай лучше подумаем, как мы Новый год отработаем?
Не мы, а ты. Тебе надо, ты и думай! отрезал Степаныч. Я привык встречать Новый год в кругу семьи.
План района зашевелился и чуть не упал со стола, но Константин Петрович удержал его, успев перехватить в полете.
Угомонись, Степаныч, я не предлагаю тебе работу под Новый год, знаю, что ты уже отпахал свое. Мы с тобой должны покумекать, как расставить силы 30, 31 декабря и 1 января. Усек?
Усек, кивнул Степаныч. Боишься, что влетит тебе за девицу? Я бы тоже боялся Дура! Я знал, что она такая, но не знал, что до такой степени.
Какая? навострил уши Батанов.
Пробивная. Ее в дверь гонят она в форточку норовит пролезть. Она не из этих, она из тех.
Прекрати, Степаныч, тех, этих, таких Угомонись!
Оба насторожились. Кто-то безуспешно боролся с дверью, а та никак не хотела открываться. Борьба принимала все более напряженные обороты, наконец, дверь распахнулась. Кузина с торжествующим возгласом влетела в кабинет.
В другую сторону открывается! воскликнула Алина, щерясь счастливой улыбкой.
«Вот дура!» одновременно подумали мужчины.
Здравствуйте, Виктор Степанович! Константин Петрович, потерпевший спрашивает, когда мы вернем ему машину? Что ему сказать?
Что хочешь, покачал головой Батанов. Что хочешь, то и говори. Хоть анекдоты рассказывай. Басни. Песни пой. Ты же опер. Или ты не опер?
Опер! насупилась Алина. Опер. А кто же еще?
Ну, раз опер, вот и выкручивайся, говори потерпевшему, что считаешь нужным. Так, Степаныч?
Так-так, буркнул Виктор Степанович.
А он кричит, цепляется к словам, ругается, ябедничала Алина.
Еще бы ему не цепляться, когда у него тачку за шесть лимонов угнали. Ему что за такие деньги, хвалить тебя надо?
Нет, зачем же. Хвалить не нужно, но и ругаться не стоит, посетовала Алина, от ругани тачка не реанимируется.
Что? округлил глаза Батанов. Не реанимируется? Иди, Кузина, иди, работай! Не пей мне кровь, пожалуйста, а то я жене пожалуюсь. Ей не понравится, что кто-то еще жаждет моей крови. Она не отдаст другой ни капли из моего организма. Кстати, что у тебя с лицом?
Ничего, обиделась Кузина, обычное лицо. Щеки горят немного.
И не только щеки, у тебя сплошной пожар на лице.
Алина окончательно обиделась и отправилась рассказывать байки и анекдоты обладателю римского профиля. Тот бесновался в каморке: бегал взад-вперед по тесной комнате и что-то бормотал сквозь зубы.
А-а, это опять вы! набросился он на Алину, как изголодавшийся пес. Где вы ходите?
У начальства была, а что?
Мужчина задохнулся от негодования. Мотал головой, не в силах произнести что-либо членораздельное. В каморке потемнело, как перед грозой.
Я только хочу, чтобы исполнилось мое единственное желание, чтобы исполнялось все, что я хочу! выпалил мужчина, справившийся с внезапным онемением.
Вы хоть поняли, что сказали? вежливо осведомилась Кузина.
Потерпевший замолчал и присмотрелся к Алине:
А что у вас с лицом?
Ничего, щеки только горят.
А-а, замотал головой мужчина, скажите, когда вы займетесь моим делом. У меня машину угнали? Я хочу знать, кто это сделал!
Я тоже.
А-а, махнул рукой потерпевший с римским носом, когда вы, наконец, начнете расследовать мое дело?
Я и сейчас этим занимаюсь.
Каким образом?
Вас слушаю.
После разговора с вами у меня появился полноценный комплекс неполноценности! крикнул мужчина, застонал, рывком открыл дверь и исчез в недрах уголовного розыска 133-го отдела полиции.
Алина посмотрела на себя в зеркало. Огромные красные и розовые пятна испещрили добрую половину лица.
«Аллергия! ужаснулась Алина. Проклятый чудо-крем. Проклятая продавщица! Она подсунула эту гадость мне назло! Что делать? Делать-то что?»
Алина посидела некоторое время перед зеркалом, затем вспомнила, как мама говорила, что нельзя долго смотреть на свое отражение. Это опасно. От зеркала исходит угроза всяких мистических осложнений. Алина побегала по комнате, мысленно ругая себя и продавщицу. Она напоминала себе потерпевшего с классическим профилем, который только что, как оглашенный, носился по каморке, пытаясь найти справедливость в самом несправедливом из миров.