А кто ее спрашивает? голос в трубке решил взять меня на измор.
Это воспитанница, я уже выпустилась, я Ника, говорю, скорее, по привычке, уже отвыкла от Доминики.
Татьяны Борисовны нет, Ника, разве тебе не звонили?
Не знаю, холодеет под ложечкой, рука с телефоном дрожит, я номер поменяла. А где она?
Она умерла, три недели назад, инфаркт. Уже похоронили, голос отдает металлическими нотками, и мне кажется, я проваливаюсь в глубокий колодец. Всех обзванивали, кого нашли, многие приехали. У нее сердце давно барахлило
Телефон скользит из ладони на пол, я закрываю лицо руками и снова сползаю следом. Сколько так сижу, не знаю. Прихожу в себя от того, что меня кто-то трясет за плечи.
Ника! Ника! Что с тобой? Тебе плохо?
В лицо брызжет воданапарница Ксюша поливает меня из лейки для цветов. Она помогает мне подняться и порывается вызвать скорую помощь. Щеки мокрые от слез, смешанных с водой.
Мне не нужна скорая, мне нужно на воздух. Мне нужны близкие люди, которых нет рядом. Я хочу услышать голос Борисовны, увидеть Тимура, но мне кажется, я даже слышу, как с лязгом захлопывается дверь в прошлую жизнь. А я остаюсь по эту сторону.
* * *
Не сразу понимаю, что звонят в дверь, и проходит целая вечность, прежде чем я поднимаюсь и плетусь ко двери. Даже не спрашиваю, кто, просто открываю. Мне все равно, даже если в подъезде будет стоять десяток убийц с автоматами наперевес.
Но это не убийцы, это всего лишь Олег. Он не спрашивает, можно ли войти, просто отодвигает меня с порога и входит в квартиру. Я закрываю дверь и иду за ним.
Ника, скажи, что происходит? он разворачивается, с тревогой на меня смотрит, а я разглядываю его и с тоской думаю, почему у меня не получается его полюбить.
Почему у меня нет тумблера, которым бы можно было отключить Тимура Талерова? Или нажать на кнопку «Перезагрузка». Я бы нажала, меня бы спросили: «Вы хотите очистить память или вернуться к заводским настройкам?» Клянусь, вернулась бы.
Олег хороший, привлекательный парень. И взгляд у него нормальный, не жесткий, не пытливый, не ледяной. Обычный человеческий взгляд, чуть встревоженный, и думать о том, что он тревожится обо мне даже приятно.
Садись и рассказывай, Олег усаживает меня на диван и садится напротив верхом на стул, развернув его спинкой ко мне.
Где-то на подсознании отмечаю, что Тимур не усадил бы, а толкнул на диван, мы бы с ним трахались до звездочек в глазах. А после всех возможных оргазмов навалился бы и спросил: «Скажи просто, кого надо убить, сладкая. И ничего не бойся».
Трясу головой, отчаянно мечтая о тумблере. Олег терпеливо дожидается, а я не знаю, что ему рассказать. Точнее, что ему можно рассказать.
О деньгах нельзя, о Самурае нельзя, да и о самом Талере не стоит распространяться. Но обманывать Олега тоже не хочется.
Понимаешь, начинаю медленно, я не могу все рассказать тебе ради и моей, и твоей безопасности. Но где та грань, за которой начинается «можно», я не знаю.
Тогда давай я буду спрашивать, а ты отвечать, предлагает Олег, и я, подумав, соглашаюсь.
Ты здесь от кого-то прячешься?
Да.
Это отец твоего ребенка?
Да.
Он тебя ищет?
Не знаю
Так, оказывается, гораздо удобнее. Олег спрашивает, я отвечаю, иногда задумываюсь, иногда молчу, и он задает следующий вопрос. Так потихоньку мы выяснили, что я забеременела от полного отморозка, который мне изменил и сам же меня и выгнал. Как-то так.
На месте Олега я встала бы и ушла, и никогда больше обо мне не вспоминала. Но Вселенная в очередной раз удивляет меня присутствием бескорыстия в поступках окружающих меня людей.
У тебя есть загранпаспорт? спрашивает Олег, и я отрицательно мотаю головой. Тогда завтра идешь в паспортный сервис, там работает моя знакомая. Она поможет сдать документы на паспорт и через неделю он будет готов. А потом ты уедешь в Чехию, в Прагу.
Олег, ошалело моргаю, спасибо, конечно, но что я там буду делать? У меня есть деньги, правда, не так много, но
Ты будешь работать у моего старшего брата Алекса в кофейне, перебивает меня Олег, много платить он тебе не сможет, но оплачивать вскладчину с ребятами квартиру потянешь. А если не бросишь свою работу в инстаграмме, тем более. Если у него получится сделать тебе рабочую визу, он сделает, если нет, тебе придется вернуться обратно. Но даже с рабочей визой, когда тебе станет тяжело работать, лучше будет вернуться. И тогда может ты
Я согласна, выпаливаю, боясь даже пошевелиться.
Полгода. О, Боже, пожалуйста, ну пусть у этого Алекса все получится, и я смогу там пробыть почти до родов! Ясно, что рожать придется ехать сюдак тому времени Соня уже будет дома, и мы вдвоем как-то справимся с малышом.
А в Праге я смогу заработать и отложить на то время, пока буду сидеть в декрете. Я сэкономлю, я и в кофейне спать могу, мне даже квартира не нужна. Вот только
Как же я уеду, бросив Тимура? От одной мысли начинает болеть в груди. Знать, что он лежит там один И тут будто в бок толкнули. Не один. У него есть невеста, а явсего лишь одноразовый секс. А мой ребенок тогда кто?
Если бы не Олег, я бы даже стукнула себя. Но не хочется, чтобы он думал обо мне хуже, чем я есть, поэтому подхожу к нему и обнимаю.
Спасибо тебе, шепчу, сглатывая слезы, прости, что я не могу тебе ответить
Мы молча так стоим, я обнимаю его за шею, а онпросто опустив руки вдоль тела. Я знаю, это потому, что боится не справиться с собой. Тимуру бы такое в голову не пришло, он бы сейчас.
Мысленно сама на себя кричу. Если постоянно думать о Талере, как тогда его можно забыть? А забывать надо, поэтому, когда я ложусь спать, мысленно представляю себе ведро, полное белой краски, и большую малярную кисть.
Представляю Тимура, вот он стоит, скрестив на груди руки, и смотрит на меня, чуть прищурившись. Макаю кисть в ведро, не забываю промокнуть о краешек, и начинаю закрашивать.
Думаю, что малярный валик подошел бы больше, Тимур большой, и мазков понадобится много. И даже засыпая я вижу его прищуренный взгляд и скрещенные на груди рукиу меня пока не хватило духу закрасить его лицо.
Глава 26
Боль пришла с дыханием. Я хватаю воздух, но легкие как закупорены. И глаза будто заляпаны жижейхочу их открыть, а не получается, ресницы склеились намертво. Дышать больно, говорить больно, лежать больно, даже умирать, сука, больно.
Но мне не дают умереть, упорно тянут обратно. Получается разлепить глаза, и первый, кого я вижуэто Демьян.
Ну слава Богу, выдыхает он. Почему он такой старый и седой, я что, блять, как Спящая красавица, сто лет спал?
Ты облизываю губы, потому что они тоже склеилисьТы чего такой старпер?
Что? его глаза вспыхивают будто фары на дороге, он начинает ржать, а я лечу в темный колодец штопором, ныряю в ледяную воду и пытаюсь всплыть обратно.
Тим, слышу сквозь толщу воды, Тимур, ну что ты, сынок, давай обратно.
Сынок Был бы у меня сын, я бы тоже его так называл. Но у меня его нет, она обещала и ушла. Обманула. Она Доминика? Нет, другая Ника, она тоже ушла, я ее тоже прогнал, всех прогнал от себя, чтобы не тонули со мной в колодце. Нельзя, тут темно и холодно.
Выныриваю на поверхность и хватаю воздух ртом, надо мной склоняется врач в белом халате.
Все хорошо, Тимур, вы меня слышите? Моргните или попробуйте шевельнуть пальцами.
Шевелю всеми сразу, но кажется, выходит херово. Зато моргаю. Несколько раз, и теперь картинка четче. Демьян тоже в белом халате, но на этот раз он не кажется мне глубоким стариком. Это значит у меня были галюны?
Демь-ян, говорить складно не получается, но все равно уже лучше, чем было.
Молчи, Тимур, молчи, от глаз по щекам у него пролегают влажные дорожки, и я тоже чувствую, что у меня мокрые уголки глаз. Ты живой, сынок, это самое главное.
Да, уж, молодой человек, заставили вы нас поволноваться, качает головой доктор, но главное, что организм справился, он у вас железный. И повезло, что вы уклонились от пули, буквально на миллиметр от главной артерии прошла.