О, Лютер, рванина, салют! Ты патлы отрастил, противными, елейными голосами заговорили они, сплёвывая свои дешёвые сигареты.
Я слышал, совсем металлюгой заделался!
Да нет, он теперь из чистеньких, на улицу не ходит, в институт готовится
Ну-да, ну-да, с девочкой хорошей
Две «звезды» из нашей школы!
Я отодвинул Лёлю себе за спину, разглядели уже, кто со мной, тут есть из нашей школы, ещё каверзу дурную удумают.
Да какая это «девочка»?! вдруг оскалился какой-то коротышка со сломанным передним зубом. Это ж Лёлька-проститутка с нашего двора! Она с пятнадцати лет с отчимом своим живёт! Мокрощелка!
Так может и нам даст?!
Я не жду больше. Сказанного достаточно, чтобы этому похабному придурку все его зубы поганые выбить
Их человек было двенадцать, но я не зря учился в своей спортивной секции всё же. Мало того, что они получили все и очень быстро, я никому не дал даже приблизиться к Лёле, и, воспользовавшись моментом общего замешательства, я схватил её за руку и дёрнув, крикнул ей, растерянной, прямо в ухо:
Бежим!
Я знаю, они сейчас очухаются и погонятся за нами, если догонят, разозлённые и уже подбитые мною, то Думать об этом не хотелось.
К счастью Лёля сегодня в туфельках на плоском ходу мы побежали очень быстро и всё же услышали за спинами их свист и крики: «Лютер! Са! Кишки выпущу!», мат и всяческие ругательства, а главноеих тяжкий топот. Но мы успели всё отбежать достаточно, чтобы незаметно нырнуть в темноту возле старого дома с полуразвалившемся косым крыльцом и густым кустом сирени под окнами. И здесь замираем в темноте.
Толпа разъярённых парней, распространяя запах недельного пота, сигарет, портвейна и не чищеных зубов, пробежала мимо.
Я знаю этот дом и этот двор, здесь можно пройти на соседнюю улицу, там сталинские дома, большие замысловатые подъезды, хорошо было в детстве в прятки и казаки-разбойники играть Пропустив банду и подождав для верности пару минут, мы с Лёлей прокрались туда. В одном из этих подъездов мы и притаились.
Страшно. Я смотрела на него в полумраке пропахшего картофельными очистками, подъезда, с мягкими и тихими деревянными ступеньками, освещённого только светом уличных фонарей, Лёня нарочно вывернул лампочку, чтобы нас не могли увидеть с улицы в окно подъезда. Но его лицо было возбуждено, не напугано на скуле кровь и на переносице, губы тоже он вытер тылом кулака
Досталось тебе всё жетихо-тихо, едва слышно сказала Лёля, глядя на меня.
У неё так блестели глаза, она так смотрела на меня в этой тревожной темноте
Я не целовался ни разу в жизни. Я всегда знал, что хочу поцеловать только одну девочку Только этуи вот она и я целую её
Мы прильнули друг к другу, смешав дыхание, соединив наши губы, всё сильнее сближая их, почти сливаясь в одно
Мне много раз снились жаркие сны, когда я просыпался с колотящимся сердцем, понимая, что происходит, что произошло, лежал подолгу обессиленный, и чувствовал себя испачканной жертвой заговора моего тела и неумолимого взросления против меня
Но не сейчас. Сейчас я не был такой жертвой. Я во власти возвышенного, поднявшего нас обоих над землёй чувства, как на
картине Шагала Да, мы воспарили, я растворилась разом в прикосновениях его рта, таких необыкновенно прекрасных, его рук тёплых и добрых, и снова его губ
её неописуемых губ горячих и восхитительных, куда там до этого всем моим разгорячённым снам и тем беспредметным оргазмам Наверное
если сейчас умереть
то не заметишь
потому что я в Раю
Я отрывался на мгновение от её губ только чтобы прошептать, совсем задыхаясь:
Я люблю тебя!.. Лёля Я так люблю тебя! прямо ей в лицо.
И я! И я люблю тебя! она обожгла мне губы своими словами и я целую её снова. Вновь взлетая, чувствуя сладостный жар в животе
в животе, охватывающий, меня всю
Мне кажется, я потеряю сознание от счастья
Никто и никогда не прикасался ко мне. Да и не мечтала ни о каких прикосновениях. Ни о поцелуях, ни тем более о чём-то большем. Фильмы, во множестве появившиеся в последние годы с вездесущими эротическими сценами, вызывали во мне отторжение и чувство гадливости. Сейчас, в эти мгновения я поняла почему: там не было и тени любви А я сейчас отдавалась любви и испытывала восторг и души и тела вместе
Я не знаю, сколько времени мы процеловались тут и сколько стояли, прижимая друг другу наши тела, позволяя себе касаться руками голов, волос, плеч и спин друг друга. У Лёни оказались на удивление мягкие волосы, они так прекрасно пахли и светились в темноте каким-то лунным блеском, будто набрали света за день и теперь отдают зарываясь в них пальцами, я могла гладить его горячую голову, его длинную мускулистую шею. Я обнимаю его плечи и спину, с желанием прижимая к себе Оказывается, я знаю, что это такоежелание
Она такая тоненькая в моих руках, её талию я могу обхватить пальцами, сползая ими по её чуткой спине С волос со щелчком отскочила заколка, выпустив их на волю. Этот густой и мягкий, пахнущий сладко, шёлк такой тёплый Может, Лёля превратилась в цветок, полный сладкой пыльцы и нектара
Я не знаю, сколько бы мы ещё не отрывались друг от друга, но провернулся где-то близко дверной замок, и со скрипом открылась старая дверь, прошуршав, отошедшим дерматином обивки по порогу, старушечий голос ворчливо, но не зло, а словно улыбаясь, проговорил:
Ну, иди-иди, гулёна, спать не даёшь никому, разоралси Учти, Барсик, блох нанесёшь, в дусте купать буду, не обижайси!
«Спасибо»! мявкнул невидимый Барсик, будто отвечая невидимой же хозяйке.
Прослушав этот диалог, мы засмеялись, зажав рты, и побежали из этого подъезда
Смотри, лампочку-то я укралсказал Лёня, показывая лампочку, что засунул себе в задний карман джинсов.
Я засмеялась:
Так вот кто лампочки везде тырит! Хоть будем знать!
Мы засмеялись вместе.
Мы посмотрели друг на друга, нам даже не темно в этой ночи, как мы можем не увидится завтра?..
Мы оба безошибочно поняли, что то, что случилось с нами только что, у нас обоих было впервые в жизни. Нам не надо спрашивать об этом, мы это почувствовали, без слов.
Я счастлив совершенно.
И я счастлив, что не торопился и не пытался «учиться» с другими девушками какому-то там мастерству поцелуев, разве оно было нужно? Я счастлив, что не было у меня никаких случайных девчонок, перед которыми я чувствовал бы неловкость и стыд за то, что прикасался к ним ничего не чувствуя в своей душе
Лёлины слова горят во мне. На моих губах, на моём животе, которым я прижимался к ней, на моих руках остался огонь, я задыхаюсь от счастья
Этой ночью мне приходят такие видения, что мне больно утром
А ещё утром бабушка ужаснулась открывшемуся утром виду моей физиономии, а дед захохотал:
Хорош! Ну, хорош! Гляди, Лариса, каков наш-то придёт на экзамен: волосатый, с бланшем, с разбитой мордойчистый бандит-неформал!.. Я не могу! Абитуриент! А-Ха-Ха-Ха! у него слёзы выступили на веках от смеха.
Тебе смешно, у ребёнка, может, сотрясение! воскликнула бабушка.
Но дед захохотал ещё веселее:
Трясение у «ребёнка», ага! Ещё какое! Целовался полночи, вон, губы разнесло до носа! Иди, умывайся, герой ха-ха-ха любовник!
Когда я вышел уже к завтраку, дед всё так же усмехался, шурша газетой «Правдой», но ничего не говорил, пока я не съел почти весь завтрак: яичницу из трёх яиц. А когда, я поставил тарелку в раковину, собираясь вымыть, добавил всё же, лукаво выглянув поверх газеты:
Слава Богу, а то я, признаться, беспокоиться начал: семнадцать лет парню, ни одной девочки, волосы эти
Я посмотрел на деда, не очень понимая, о чём это он говорит, а бабушка, покачала головой, глядя на него:
Чёрт-те-что в голове у тебя, Иван!
Да заволнуешься, знаешь ли, старший внук и
Ну, хватит, разговорился! бабушка начала сердится, хмурясь на него.
Когда познакомишь с невестой-то, Алексей?
Дай экзамены сдать дитю! бабушка Лариса, шутливо ударила деда вафельным полотенцем по плечу.
Он засмеялся, блестя молодыми глазами.
Ну да, «дитё» сейчас только об экзаменах и думает!