Все останавливаются, как послушные солдатики.
Чуть не забыл. Сверху пришло указание, что нам надо поприсутствовать на какой-то встрече выпускников в субботу. Задача проста: улыбаемся и машем. Звучат недовольные стоны.
Что, зачем? слышится голос Мэтта Андерсона с задних рядов.
Ох, ну, тренер, ноет Фостер.
Гэвин рядом со мной взбешен.
Вот хренотень.
Что значит «улыбаемся и машем»? спрашивает Баки. Звучит так, будто мы должны им подрочить или типа того.
По сути да, отвечает тренер. Слушайте, я тоже это терпеть не могу. Но когда проректор говорит прыгать, спортивный директор уточняет, насколько высоко.
Но прыгаем-то мы, протестует Алек.
Вот именно. На таких мероприятиях лижут задницы за деньги. Университет рассчитывает, что эти маленькие цирковые представления помогут поддерживать развитие спорта и строительство крутых спортивных комплексов для вас же, принцессы. Поэтому отгладьте костюмчики, причешите волосы, бога ради, и ведите себя прилично.
То есть мою задницу будут лапать богатые престарелые хищницы? Весь зал смеется, когда Джесс вскидывает руку и задает свой вопрос. Ради команды я и не на такое готов, но у меня ревнивая девушка, и мне нужна официальная справка с печатью на случай, если она меня об этом спросит.
Попрошу внести в протокол: это сексизм и эксплуатация! встревает Баки.
Невозмутимым тоном человека, которого уже порядком достала вся эта хрень, тренер, закрыв глаза ладонями, цитирует, насколько я понимаю, кодекс поведения в Брайаре:
Политика университета заключается в том, что ни одного студента нельзя обязать вести себя неэтично, или аморально, или так, чтобы его поведение противоречило его искренним религиозным или духовным убеждениям. Университетэто институт равных возможностей, основанный на высоких академических достижениях без дискриминации по полу, сексуальной ориентации, финансовому положению, религии или ее отсутствию или темпераменту твоей девушки. Все довольны?
Спасибо, тренер! говорит Баки, с преувеличенным восторгом. От этого чувака он в один прекрасный день заработает аневризму.
Но Джесс и Баки в чем-то правы. С системой, которая заставляет нас платить пятьдесят тысяч в год и при этом быть практически проститутками, что-то явно не так. Во всяком случае, это касается тех, кто учится платно, как я. Но если я в чем-то и хорош, так это в том, чтобы быть мальчиком-игрушкой.
* * *
Надо отдать должное этой кучке болванов: мы умеем приводить себя в порядок. Команда пришла в субботу, одетая с иголочки в свои лучшие костюмы. Щетина сбрита. На волосах гель. Баки даже выщипал волоски в ноздрях, о чем он не преминул нам сообщить.
Обед для выпускников проходит в Вулси-Холле в кампусе. Пока что суть его состоит в том, чтобы слушать, как люди встают и говорят, как Брайар сделал их теми, кем они стали сегодня, рассуждают о служении обществу, учебном духе и бла-бла-бла. Места распределены так, что отдельно сидят спортивное отделение, представители сообществ, студенческого самоуправления и кучки других важных студенческих организаций, при этом много столов заполнено выпускниками. Все, что нам пока что надо делать, это улыбаться, кивать, смеяться над их плохими шутками и говорить: «Да, сэр, чемпионат в этом году наш».
Хотя не все так плохо. Еда приличная, и много бесплатного бухла. Так что яхоть немногоно кайфую.
Но как бы хорошо я ни выглядел в костюме, мне все равно кажется, что они чувствуют исходящий от меня запах. Смрад бедности. Больничную вонь новых денег. Все эти богатенькие засранцы, которые наверняка большую часть лет в колледже вдыхали кокаин через стодолларовые купюры из трастовых фондов, деньги в которых копились с тех пор, как их предки занимались работорговлей.
Семь месяцев назад я появился в Брайаре парнишей бунтарем из Лос-Анджелеса. Таких, как я, «добрые» люди из институтов Лиги плюща предпочли бы видеть в роли уборщика, а не студента. Тем не менее, отчим с пухлым кошельком ощутимо преображает тебя в глазах приемной комиссии.
Да, я могу наводить лоск, если нужно, но такие вот сборища напоминают мне, что я не один из них. Я никогда и не буду.
Мистер Эдвардс. Женщина постарше, усевшаяся рядом со мной, повесила на свою шею, кажется, все драгоценности английской королевы. Она кладет костлявую ладонь мне на бедро и наклоняется ближе. Не будете ли вы так любезны раздобыть даме джин-тоник? От вина у меня болит голова. Она пахнет сигаретами, мятной жвачкой и дорогим парфюмом.
Не вопрос. Надеясь, что она не заметит моего облегчения, я встаю из-за стола, благодарный за возможность ненадолго отойти.
Выйдя из главного зала, я встречаю Хантера, Фостера и Баки у коктейльного бара, где обслуживающий персонал все упаковывает, закончив разносить закуски.
Можно попросить у вас джин-тоник? спрашиваю я бармена.
Да, без проблем. Он начинает наливать напиток. Чем больше бутылок я опустошу, тем меньше мне отсюда уносить.
Джин-тоник? Братан, ты когда в мою бабульку-то превратился? шутит Баки.
Это не для меня. Это для моей хищницы.
Хантер фыркает и глотает свое пиво.
Пожалуйста, не смейтесь. Еще пара джин-тоников, и она точно начнет мне на член усаживаться. Я киваю бармену, спрашивая разрешения, и забираю себе бутылку пива, стоящую у него в коробке на полу.
Насколько я знаю, говорит Фостер, твой член и так был занят на этой неделе.
Я открываю бутылку кольцом, которое ношу на среднем пальце правой руки.
И что это значит?
Насколько я слышал, ты провел ночь с Каппой в прошлую пятницу и прыгнул в кровать с Три-Дельтой в четверг.
Когда он так говорит, это звучит грубо. Но да, наверное, так оно и выглядит. Он, конечно, не знает, что мы с Тейлор провели вечер вполне себе платоническиза милыми беседами. И я не могу защитить ее честь, не выдав ее при этом. Я доверяю этим парням, но все, что я говорю, неизбежно пересказывается потом их девушкам: люди вообще сплетники по натуре.
Кто рассказал тебе о перепихе с Дельтой? с любопытством спрашиваю я, потому что Натали провела меня в особняк сестринства после полуночи. Как оказалось, в доме Дельты есть какое-то нелепое правило по поводу ночующих парней.
Она сама, отвечает Фостер, хихикая.
Я хмурюсь.
В смысле?
Баки вытаскивает из кармана телефон.
О да, мы все видели эту фотку. Подожди. Он несколько раз нажимает на экран. Да, вот она.
Я смотрю на ленту Инстаграма Баки. И да, там высвечивается селфи Натали с поднятым большим пальцем на фоне меня, спящего в углу. Надпись под фото гласит: «Смотрите, кто забил. #КрасавчикхоккеяБрайара #ЗасуньтеСебе #БросокССиреной #Гооооллл».
Как мило.
Высший балл за свет и композицию, со смехом говорит Фостер. Вот засранец.
Хэштег «хоккейная фанатка», добавляет Баки. Хэштег
Я беру джин-тоник у бармена и направляюсь обратно, чтобы его отнести, показав при этом парням средний палец.
Меня беспокоят не насмешки. И даже не снимок, в общем-то. Я просто чувствую себя дешевкой. Тем, с кем можно потрахаться ради лайков. Может, я и неразборчив в сексе, но я не отношусь к женщинам, как к трофеям. Взаимное удовольствие, если угодно, обмен, где каждый получает, что хочет, и никто не лжет, это совершенно нормально. Зачем заставлять другого человека чувствовать себя куском мяса?
И все же, наверное, я это заслужил. Ведешь себя как бабникк тебе относятся как к бабнику.
Когда я возвращаюсь в зал, играет джазовая группа, а тарелки для обеда уже опустошили. Большинство гостей вышли на танцпол, включая мою усыпанную драгоценностями хищницу. Я ставлю напиток на стол и сажусь, молясь о том, чтобы никто не пригласил меня танцевать. Что ж, пока все хорошо. Я потягиваю пиво и смотрю на людей. Но вскоре улавливаю разговор в паре столов от меня.
Ой, я тебя умоляю. Не такая уж это заслуга. Это был вызов, ясно? Не то чтобы он на нее запал или что-то еще.
Поверь мне, отвечает женский голос, я слышала, что там происходило. Он увидел эти сиськи и задницу порнозвезды и, наверное, подумал, что если будет трахать ее сзади, то ему не придется смотреть на ее страшное лицо.