Где у вас умывальник? вдруг спросила она и направилась к умывальнику, где стала тщательно намыливать себе руки.
Уходите спросила женщина.
Я как будто в грязной яме побывала! не церемонясь, сказала Иза и прибавила в сторону женщины:
Я сейчас ухожу
У каждого барона свои фантазии, ответила женщина, а только и ста рублей мало за такие посещения Один срам.
Мы вышли на улицу. Иза вплотную приблизилась ко мне. Я молча шел подле. Мы проходили мимо какого-то длинного черного забора по совершенно пустой улице.
Обдавая меня своих горячим дыханием, Иза приблизила ко мне лицо, повела губами по моим и куснула за ухо.
Удивительно я остроумно придумала. Сегодня я в роли Мефистофеля и веду тебя, Фауста, из твоего подземелья в мир. Чтобы дать тебе весь материал размышления о мире Ну, вперед, вперед, как говорил Мефистофель, когда они мчались на вороных конях мимо площади, где качались на виселицах казненные Вперед.
Она увлекала меня по этой пустынной улице. Стоявшего на углу извозчика, дремавшего на козлах, мы разбудили и направили его в клуб.
В Коммерческий? переспросил он. Все господа туда ездят. Там хоть до утра
ГЛАВА 4-я
I
Но в клуб нас не пустили. Мы стояли перед столиком, где заседал господин «эконом» клуба в засаленном фраке, требовавший, чтобы мы назвали имя какого-либо старшины, который мог бы нас рекомендовать.
У нас теперь строго, прибавил эконом, полиция придирается
Ни у меня, ни у Изы не было в этом городишке никого знакомых, к тому же странный костюм Изы не позволял раскрывать тайн ее маскарада. Мы постояли перед широкой лестницей, поднимавшейся в игорные и буфетные залы, откуда несся слитный шум голосов.
В этот храм пока входа нет, сказала Иза. Ну, потерпим, дружок, завтра мы устроимся. А сегодня доверимся чутью возницы.
Мы вышли снова на улицу.
Куда ты возишь ночью молодых и старых? спросила Иза извозчика.
Известно куда, к Опалихе.
Ну, вези и нас.
Извозчик тронул.
О чем ты думаешь? коснулась моего рукава Иза.
О том, что я сейчас спрыгну с дрожек и предоставлю тебе одной опускаться в ямы этого города.
Одну ночь, одну ночь, мой милый. Ну, будь тверд. Подумай сам, какой материал я даю тебе для твоих окончательных решений. Если уж отрясать прах от мог твоих, как ты хочешь, то надо изведать все. Пусть уж накопится в душе отвращение ко всему полное
Пожалуй. Я сам так думаю
Ну, вот. Извозчик, поскорей.
Мы мчались вдоль длинной темной улицы, по которой шли кирпичные амбары, глухие, с запертыми железным болтом дверями, подле которых выли на цепях и веревках псы. Потом вынырнули из темных углов и закоулков на площадь, и в этот миг из-за обрывков туч выскользнул лунный серп и поплыл к дальним громадам туч, серебрясь и отсвечиваясь по их краям. На краю площади подымался дом с закрытыми окнами и большим тусклым фонарем у подъезда.
Вот она, Опалиха, ткнул кнутовищем извозчик.
Подъезжай.
Мы поднялись по ступеням крылечка, вошли в полутемную переднюю, тускло освещенную маленькой керосиновой лампочкой, и остановились перед дверью, обитой войлоком. Я взялся за ручку двери и тронул ее. Звонка не было.
В стекле маленького окошечка я заметил какое-то движение. Кто-то взглянул на нас. Потом изнутри загремели болтом и дверь открылась.
Седенький маленький старичок, очень приличный, в траурном галстуке, черном с белым кантом, во фраке, ввел нас, приветливо здороваясь и показывая рукой на освещенную лестницу, по которой мы должны были подняться.
Платье верхнее можете оставить здесь, а кроме того, по рублю за вход прошу у кассира заплатить.
Здесь же за решеточкой сидел другой старичок, дрожащие, узловатые коричневые руки которого протянули нам сдачу и какие-то два красные билетика, на которых карандашом были сделаны таинственные знаки. С этими билетиками мы двинулись по лестнице наверх.
В первой зале, обитой красными обоями, со стульями по стенам и плохими репродукциями Фрагонара, было почти пусто. В углу у механического пианино возился бледный и вялый молодой человек, подле него какой-то, по-видимому, музыкант, с профессиональной солидностью во взоре, перелистывал страницы иллюстрированного журнала, ожидая момента исполнения своих обязанностей и ни на кого не обращая внимания.
Иза, молча шедшая со мной, внезапно остановилась у стены и, улыбаясь, остановила меня подле огромной гравюры с картины Фрагонара.
Посмотри, право же, здесь есть что-то щекочущее и дразнящее. Несмотря на все
Картина изображала лежащую навзничь огромную женщину, пышные формы которой были обнажены перед карающей рукой младенца-Амура, розга которого оставляла следы на бедрах лежащей дамы; она улыбалась, принимая наказание от руки бога любви, карающего, вероятно, за излишнюю строгость и недоступность внушениям страсти.
Иза вздохнула перед этой картиной, висящей на стене учреждены я, содержимого некоей Опалихой.
Ах, сказала она, я думаю о том, какой, в сущности, жизнь могла бы быть легкой, вкусной, именно вкусной, если бы люди вот вроде тебя, тяжелые, ищущие какого-то непонятного смысла, какого-то оправдания, не налагали тяжкого груза на легкие весы жизни и теряли в ней всякий баланс.
Не хочешь ли ты здесь продолжать философские споры?
Здесь именно подобающее место для глубокомысленных дискуссий. Неужели ты не чувствуешь этого? Сядем вот здесь немного, перед этой картиной, и пусть Фрагонар вдохновит меня объяснить тебе, какой легкой, нежной, ароматной и вкусной могла бы быть жизнь, если бы мы, чувственники, эпикурейцы, победили вас, тяжелодумов, изнывающих от огня насилуемой и сдерживаемой чувственности Не обращай внимания, прибавила Иза, видя, что пришедший недавно седоватый высокий мужчина с острым носом и закрученными усами прислушивается к нашему разговору.
Я извиняюсь, сказал мужчина с мефистофельскими бровями и седой головой, но мне очень понравилось ваше слово«вкусная жизнь». Это, право, хорошо сказано. Смело. Если позволите, мужчина развел руками, здесь все знакомы Я бы принял участие в вашей пре
Пожалуйста Кстати, поведите нас по этому дому, в котором мы в первый раз, и будьте нашим чичероне.
Великолепно. А потом, когда я проведу вас через голубой и розовый залы и вы на часок заглянете в уединенные гроты наслаждений, мы соберемся в угловой гостиной за столом и там в обществе дам и мужчин продолжим наш философский спор. Это будет восхитительно. Такую программу я имею в виду здесь впервые Это все благодаря вам, юноша И седоусый мужчина тронул слегка мускулистой рукой локоть Изы.
Галерейкой, обтянутой красным сукном, мы прошли в большой зал, где у круглых тяжелых столов суетились лакеи, приготовляя колоды карт и футляры для них. Вокруг столов уже фланировали люди, отравленные ядом игры, нетерпеливо ждущие момента смены острых ощущений игры. Бритый испитой молодой человек; какой-то старик с профессорской внешностью, с почтенными сединами и в очках устремлял сквозь стекла острый неподвижный взгляд на стол и столбики запечатанных пока колод. Высокая дама, жирная, унизанная камнями, нагнувшись к уху лысого спутника, шептала ему что-то, потом стала рыться в своем черном бархатном мешке, где перемешаны былиплаточек, сторублевки, коробочка с рисовой пудрой и много других мелких вещиц.
Это храм игры и случайного счастья Здесь пока еще не наступил вожделенный момент. Пойдемте дальше. Вот сюда. О, Опалихаэто талант. Она верно рассчитала, что именно здесь, где толстые мозолистые пальцы лесопромышленников и судовладельцев ворочают миллионы, именно здесь нужен такой храм забвения Она угождает всем вкусам.
Наш спутник открыл, нажав незаметную кнопку в стене, дверь и впустил нас в большую круглую комнату, залитую светом розовых фонарей. Розовый дым застилал все в ней смутным флером. Посредине комнаты бил маленький фонтанчик. Комната напоминала плохие олеографии, в которых изображается восточный кейф
Вы не смущайтесь, говорил наш спутник, входя в комнату и кланяясь сидевшим там, здесь все знакомы. И вообще у нас царит, как видите, соборное начало