— Одним словом, если Даниель не откроет мне дверь, ее придется ломать, а для этого обращаться к слесарю, а без подтверждения прописки дверь вскрывать не будут — паспорт я забыла дома, — закончила я и тревожно спросила:
— А Даниель скоро придет?
— Ну, чтобы взломать замок, нам в принципе можно было бы обойтись и без Даниеля. У меня есть один знакомый — бывший домушник, ему любой замок открыть — как семечко разгрызть. Он дает объявления в газете — для тех граждан, у которых проблемы, как у тебя, и от клиентов отбоя нет! А Даниель уже успел спозаранку слетать по делам, а теперь его понесло в гараж. Так что ты иди туда.
— А ты?
— А я, если ты случайно забыла, сижу на телефоне, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия Советского Союза. Дорогу до гаража сама найдешь?
— Разумеется, — ответила я.
В согнувшейся над капотом черной «Победы» фигуре в натянутом на голое тело комбинезоне, перепачканной с ног до головы в масле и прочей горюче-смазочной дряни, узнать Даниеля было непросто, тем более что лицо его закрывала маска для сварочных работ. Результатом этих работ была украшавшая закругленный нос «Победы» крылатая фигурка.
— Вообще-то эту штучку надо крепить на решетку радиатора, — снимая маску и любовно протирая фигурку тряпочкой, смоченной какой-то вонючей жидкостью, сказал Даниель. — Но у «Победы» конструкция не та.
— Послушай, — поинтересовалась я, — ведь ты же можешь плавить металл одним взглядом, зачем тебе возиться с автогеном?
В дно металлической мойки со звоном ударила струя воды, и ладони Даниеля, энергично вращавшие кусок мыла, покрылись хлопьями черной пены.
— Ну, во-первых, мало ли, что я могу. Нам здесь, среди людей, рекомендуется поменьше искрить пальцами, размахивать крыльями и увлекаться спецэффектами в таком же духе. Если, конечно, спецэффекты не являются изначально частью поручения. А во-вторых, если бы ты вдруг научилась летать и у тебя была бы альтернатива: поехать на машине или полететь, что бы ты выбрала?
— Конечно, полететь!
— А почему?
— Никаких пробок на дорогах, никаких гаишников, никто не мешает.
— И только-то? — В перерывах между словами Даниель плескал воду на лицо и шею. — Вот не думал, что писатели такие приземленные.
— Ну и потому, что летать гораздо интереснее, что ли.
— Вот! А мне интереснее пользоваться автогеном.
— И в детективов вы с Себастьяном играете по той же причине? — дерзко спросила я.
Даниель фыркнул, тряхнул головой, сдернул с гвоздика синее махровое полотенце и уткнул в него лицо, а когда вынырнул из его складок на поверхность, спросил:
— А с чего ты взяла, что мы играем?
— Разве вы не можете узнать все, что вам нужно, не затрачивая на это никаких усилий? Разве вам нужно ходить куда-то, разузнавать, искать, допрашивать? Извини, но, по-моему, вы просто развлекаетесь от нечего делать.
Даниель повесил мокрое насквозь полотенце обратно на гвоздик и, накручивая прядь волос на указательный палец, сказал:
— Ты слишком все упрощаешь. Вот тебе пример: дельфины, которые, кажется, творят чудеса в воде, на суше совершенно беспомощны.
— Ну, не сравнивай ангелов с дельфинами.
— Не забывай, что между нами, ангелами, а также людьми и дельфинами есть одно существенное сходство, о котором все почему-то забывают. Мы — живые существа. А значит, не всемогущи, не всевидящи, не всезнающи. Понятно?
Я перевела дух и задала один из вопросов, давно терзавших мое любопытство:
— А бог? Он что, не живое существо? Какой он вообще?
— Я закончил, — сказал Даниель, и я как-то сразу поняла, что краткий курс богословия из его уст мне услышать не судьба. — Пойдем домой, перекусим что-нибудь. Надя, артистка, только зря тебя туда-сюда гоняла. А потом мы поедем к тебе и откроем твою дверь.
— Ну вот! — взвизгнула я.