Заведующей библиотекой была дочь Кума или Хозяина (так принято было называть полковника Зубова начальника исправительного учреждения). Однажды она попросила ботаника подержать лестницу-стремянку. Она от неустойчивости покачивалась, и Ольга, так звали его начальницу, боялась упасть. Надо было на верхних полках стеллажа разобрать подшивки газет. У Аркадия завибрировали ноги. До боли похожая сцена была когда-то прологом мелодии любви с его Светланой, которая осталась в родном Иркутске. Аркадий подошел и взялся за холодные трубчатые основания лестницы. Сознание ботаника было завороженным и затуманенным. Оно как бы одной своей частью унеслось в прошлое, в котором он был счастлив, хотя и сильно страдал от переживаний и ревности. Другая часть его сознания осталась здесь, в библиотеке исправительной колонии.
Ольга полезла вверх. Она была одета в синие джинсы и кофточку-водолазку под горло, плотно закрывающую верхнюю часть ее тела. Вверху, перебирая газеты, она что-то говорила, но Аркадий ее не слышал. От холодного металла стремянки на него полились тепло и боль воспоминаний. Воспоминаний о недавней жизни на свободе, о его Светлане. О его непутевой любви, которая, ярко вспыхнув, довела его до колонии и умерла, оставив его одиноким и несчастным, с разбитым сердцем и перечеркнутой судьбой. Аркадий Васильевич вцепился в эту лестницу изо всех сил. Пальцы сводило от морозного каркаса стремянки. Ее он недавно занес в библиотеку, предварительно очистив от снега.
Сердце узника учащенно забилось, а острая боль недавней утраты ножом полосовала его душу. Яркие картины, вылезая перед ним из прошлого, корежили его сознание, хлеща по лицу своей откровенной обнаженностью и сладостной распущенностью.
Тело Аркадия как бы парализовало. Он не мог даже шелохнуться. Уставившись в одну точку, ботаник смотрел будто бы сквозь стены здания библиотеки, сквозь колючую проволоку, сквозь ограждение колонии. Но не мог увидеть свой далекий Иркутск, свою некогда любимую девушку Светлану. От нервного перенапряжения и бешеной тоски Аркадий горько заплакал, сжимая зубы. Руки его еще крепче сдавливали студеный и равнодушный металл.
Ольга задала Аркадию Васильевичу несколько вопросов и, не услышав ответа, забеспокоилась. Девушка спустилась на предпоследнюю ступеньку и заглянула в глаза плачущему ботанику. Она успела хорошо изучить его голубой лучезарный взгляд, его открытую грустную улыбку. Но таким, как сейчас, она Аркадия еще не видела. Отец говорил ей, что этот парень сидит не за корыстное преступление, что-то там не так. Не мог он украсть для себя, чистой души был этот человек. Кум был опытным психологом, он видел людей насквозь.
Ольга потянулась к Аркадию. Ее нереализованное чувство молодой девушки к мужчине переполняло сознание. Отец безумно любил свою единственную дочь и не отпускал ее ни на шаг от себя. Она так и моталась с ним от назначения к назначению по разным захолустным местам необъятных просторов Сибири.
Что с вами, Аркадий Васильевич, дорогой мой? шептала Ольга, неумело целуя своего подчиненного. Хороший мой, чем я могу помочь тебе? она не заметила, как перешла на «ты». Я уже давно чувствую, что полюбила тебя. Я боялась своего чувства, гнала его от себя.
Глаза Ольги наполнились слезами.
Аркадий обнял свою спасительницу, он что-то шептал и тоже целовал Ольгу.
Как мне тяжело, как я устал от неволи и одиночества, слезы еще сильней бежали из его глаз.
Ты не одинок, мой милый, теперь я всегда буду рядом с тобой в радости и горе
Они долго стояли, обнявшись, и плакали. Плакали не стесняясь друг друга. Ольга от нежных чувств и сострадания к этому практически беззащитному мужчине. Аркадий от нахлынувших на него смешанных чувств. С одной стороны, ему было жаль самого себя. С другой стороны, эта нежная девушка смогла согреть его обожженную огнемстрастии обмороженную предательством израненную душу. Она, как солнышко, нежданно-негаданно вдруг засияла перед ним и уже навсегда вошла в его жизнь. На зоне, оказывается, тоже можно обрести счастье, даже если ты совсем потерял в него веру. Потом Кум оформил досрочное освобождение своего зятя по «половинке». Ольга была без ума от счастья, она встретила своего любимого, самого дорогого и единственного. Пусть он долговяз и физически слаб, но она сможет защитить его, своего ботаника, от любых невзгод.
Светлана тоже устроила свою жизнь, она встретила парня Евгения. Хоть и не было у них большой любви и страсти, но держались они друг друга. Время уходило, вот и надо было создавать семью. Может быть, такие союзы крепче тех, которые возникали в пылу страсти, да потом перегорали.
Сына своего Светлана назвала в честь отца Иваном. Зеленоглазый мальчишка стал светофорчиком, который зажег для Светланы зеленый свет к счастью, материнскому счастью. Муж часто уезжал на вахты, работал на севере нефтяником. Светка все свое свободное время посвящала сыночку. Она души не чаяла в своем Иванушке.
Мама, мамочка, я не хочу спать. На улице лето и солнышко еще долго не будет ложиться спать, голос Иванушки звучал звонко, как колокольчик.
Неужели ты не можешь понять такие простые вещи? смеялся сыночек. Люди должны вставать и ложиться спать вместе с солнышком.
Он своими маленькими ручонками обнимал маму за шею и прижимался к ее груди. Ни один мужчина не мог доставить ей столько счастья, Светлана вся сияла. «Какой же умный у меня сын. Какой он ласковый и нежный», думала она.
А вот и нет. Я могу возразить тебе, мой любимый мальчик, начала ласково говорить сыну Светлана. Когда солнышко будет спать, зазвенит будильник. Мы с тобой проснемся и поедем в аэропорт. Наш папа в четыре часа утра прилетает из длительной командировки, дома его не было почти полгода. Он не хотел, чтобы я тебя, сыночек, беспокоила и брала с собой в аэропорт. Он очень сильно любит тебя. А мы порадуем папочку и вместе с тобой будем его встречать. Ты у нас сильный, сильнее солнышка. Ты можешь встать, когда это необходимо, а солнышко нет.
Ура! Ура! Ура! Иван радостно кричал и скакал на пружинящем матрасе родительской кровати.
Светлана молча, с огромной любовью смотрела на своего сына, из глаз ее текли слезы, слезы радости и умиления.
Мама, почему ты плачешь?
От радости, сынок, я так долго тебя ждала, теперь ты у меня есть, и Светлана крепко обняла своего самого главного маленького мужчину. В ответ он сильно прижался к своей самой любимой женщине к маме. От материнского тепла Ивана быстро разморило, и он погрузился в сладкий детский сон.
Фомич продолжил свой рассказ.
Говорила Светлана, что еще ждет дочку, но это я уже плохо помню. В моих пациентах она уже давно не числится. Мне радостно, что мои усилия врача дали результат. Жизнь у девчонки наладилась, дружелюбно звучал голос моего приятеля Фомича.
Я молчал, на мои глаза невольно навернулись слезы. Светлая грусть заполнила мое сознание. Растроганный, я молча сел в машину и поехал к себе домой.
Голубоглазая блондинка
Иркутская осень. Порывы ветра ударялись о стены моего деревянного дома, который расположен на улице Коммунистической, почти в центре нашего областного города. Их воздушные потоки начинали плясать вокруг понурого клена. Его ветки в ответ дребезжали и вибрировали, как струны контрабаса под опытными руками музыканта. Извлекаемые волшебным образом из ствола дерева низкочастотные звуки придавали округе тревожность и безысходность в ожидании тепла.
Все, что еще недавно цвело и зеленело, должно умереть или уснуть на долгие зимние дни, недели и месяцы. Дряхлая старуха зима своими костлявыми руками будто бы набрасывала паутину на еще живые существа и озябшие растения. Обрекала их уйти в небытие с этого света, еще недавно сверкавшего переливами радуги, пением птичьих голосов и звоном, казалось бы, неиссякаемой жизненной энергии. Природа пыталась бороться, цепляясь за уходящее лето. Но ветер срывал и уносил вдаль остатки пожелтевших листьев. Он не оставлял надежды на скорое возвращение знойных солнечных дней. Времена года меняются, как это было всегда. Растительность начинала погружаться в зимнюю спячку. Угрюмые черные тучи нависали над городом. Они изредка выбрасывали вниз леденящие потоки дождя, готовясь обрушить всю массу своих холодных запасов влаги. А промозглые северные ветры стремительно налетали на тяжелые, пузатые облака, чтобы превратить содержащуюся в них воду в хрустальные пластинки снежинок, чтобы забросить этот белый хоровод на деревья, дома, улицы и площади старого города, который знаком с этими природными явлениями вот уже более 350 лет.