Фон Гебра не собирался идти на поводу у Клейна и других, настаивающих на болезни Земмельвайса. Если сейчас Баласса явится и не пожелает принимать на себя ответственность за жизнь своего уважаемого коллеги, он сразу же прервет консилиум и не возвратится к рассмотрению данной проблемы до конца дней своих. Он старался быть предельно беспристрастнымконечно, настолько, насколько это позволяло общество врачей, которым Земмельвайс хоть раз в жизни перешел дорогу. Не знал об одномчто Баласса когда-то начинал хирургом в той же самой пештской больнице святого Роха, и дурная слава Земмельвайса дошла и до него. И дело не в том, что у них были личные тренияих, разумеется, не было, сердечная реанимация и хирургия мало связаны. Но подверженность Балассы общественному мнению и страх оказаться завтра на его месте сыграют свою роль. Как страшно облихование! Как несправедливо аутодафе!
Баласса появился уже затемно.
Простите за опоздание, господа.
Пустое, мы с утра здесь заседаем и просидели бы еще неизвестно сколько, если бы не Ваш приезд.
Сожалею, но чем могу быть полезен?
Мы здесь, как Вам известно, обсуждаем вопрос о психическом состоянии нашего друга и коллеги доктора Земмельвайса. Некоторые из нас склоняются в пользу наличия у него психического отклонения
Ну разумеется, вступил Клейн. Мало того, что он говорит полную чушь с медицинской тоски зрениячто стандартное омовение рук способно радикально изменить ход операции, так он еще и призывает отказаться от привычных стандартов в медицине. Так, например, он предлагает запретить прозекторам оказывать содействие ординаторам при операциях. Это же ерунда! И потом какая? Экономически тяжелая. Наводнить больницы хлоромэто великолепно, но кто будет все это оплачивать? Разделить прозекторские и операционные? Отлично, но где набраться столько узких специалистов? Изменить подходы к обучению, которые формировались медицинской наукой много сотен лет до появления доктора Земмельвайса! Не круто ли?
Присутствующие молчали. Каждый понимал, что доктор Клейн приводит явно надуманные основания, и действительным желанием коллег было скрыть собственное невежество, выявленное Игнацем Земмельвайсом. Но и сказать веское слово против никто не решалсякто знает, кого завтра обвиняет в доносительстве, как уже двадцать лет обвиняют самого доктора?
Баласса окинул присутствующих уверенным взглядом и изрек.
Я понимаю Вас, господа. Я наблюдаю доктора Земмельвайса не один год и должен признать, что Вы правы. Та ретивость, с которой он, забыв врачебный долг, бьется за свое изобретение, явно говорит о помешательстве. Такое случаетсячеловек становится заложником собственной идеи фикс, она не дает ни ему, ни окружающим его спокойно жить, заполняя собой все его существование. И одно дело, когда речь идет о каком-нибудь конторском чиновнике, чьи фантазии никому жить не мешают. И совершенно другоекогда объектом навязчивого желания, его носителем, становится ведущий мировой врач, который еще много лет мог бы приносить пользу науке, а вместо этого выменивает ее на какие-то ложные идеалы и призрачные эфемерии. В такой обстановке говорить о нормальности доктора можно было бы, если бы он практиковал. Но он добровольно отошел от практики и только и делает, что пишет никому не нужные книги, которых никто не читает и проводит лекции, на которые никто не ходит. Более того, он за свой счет организовывает обучение врачей его методу антисептики, который не пользуется никаким спросом и применением в клиниках, а тем самым ставит в затруднительное материальное положение собственную семью. Все изложенное позволяет прийти к выводу о наличии у доктора психического заболевания. Но только прошу сделать мне скидкуя не психиатр и затрудняюсь определить диагноз.
Как же быть? развел руками фон Гебра. Он прекрасно понимал, что делают в таких случаях, но давал Балассе последнюю возможность его, а не своими руками закопать друга в могилу.
Полагаю, что доктор Земмельвайс нуждается в психиатрическом освидетельствовании, тихо изрек Баласса. И добавил еще тише: В стационарных условиях.
Фон Гебра оживился и прокричал:
Ставлю на голосование. Кто запрошу понять руки.
Лес рук взмыл вверх. Считать не было смысла.
На другой день фон Гебра, приняв на себя малопочетную миссию, явился в дом к Земмельвайсу и за чашкой чая начал беседу с ним.
Доктор, я прибыл к Вам неспроста. Видите ли, последние несколько лет я курирую клинику для душевнобольных в Дёблинге, под Веной. Так вот некоторое время назад мы столкнулись с той же проблемой, с которой Вы сталкивались во время работы в больнице святого Рохасмертность от сепсиса во время операций. Понимаете, у нас нет профессиональных хирурговкто разрешит мне аккредитовать их при психиатрической лечебнице? А коллеги сообщили мне, что Вы в настоящее время не заняты основной работой и, более того, являетесь разработчиком некоего уникального метода борьбы с распространением сепсиса. Посему я должен просить Вас о помощиобучить моих специалистов своим навыкам и заодно проконтролировать правильность ведения оперативного вмешательства.
Глаза Земмельвайса загорелись:
Скажите, спросил он, могу ли я рассчитывать на право опубликовать отчет о результатах моей работы в Вашей клинике?
О, разумеется, сколько угодно.
И Вы не сочтете это доносительством?
Не думаю, что найдется много желающих ударить мне по рукам. У нас нет конкурентов, а на замечания со стороны властей мне есть что ответитьповторяю, мне никто не присылает хирургов, а больных, меж тем, надо лечить и даже приходится оперировать. Так как? Принимаете мое предложение?
С великой радостью!
Они прибыли в Дёблинг 30 июляспустя несколько дней после беседы. Клиника, как и положено таким богоугодным заведениям, стояла за городской чертойв лесистой местности, окруженной топкими болотами и заливными лугами. Воздух здесь был чистый настолько, что хотелось резать его и есть кусками. Прибыв сюда, Земмельвайс будто оттаялгород, в котором прошла юность, стоял неподалеку и навевал самые приятные воспоминания.
Фон Гебра и Земмельвайс вошли в первый корпус здания, представлявший собой административную частьвсе здесь было цивильно и аккуратно и никак не напоминало о действительной сути места, в котором они пребывали. Приветливые медсестры встретили их весьма почтительно, проводив во второй корпусздесь были уже запертые палаты.
Кто здесь содержится? проходя мимо стальных дверей, спросил доктор Земмельвайс.
Больные, не опасные для себя и окружающих.
А где же остальные?
В подвале. Прошу Вас.
В подвал? Зачем?
Там операционный блок, там мы все и осмотрим.
Игнац следовал за провожатым. Чем глубже опускались они в подвальное помещение, тем мрачнее становились окружающие их интерьерыздесь уже не было света и тусклое освещение давали лишь свечные светильники на стенах. «Как же они здесь оперируют?» подумал Земмельвайс.
Весь персонал, состоящий из рослых и сильных санитаров, выстроился вдоль стены, приветствуя фон Гебру и его гостя. Дверь в одно из помещений была открыта.
Что, сюда прикажете?
Да, прошу Вас.
Земмельвайс застыл на порогеперед ним была не операционная, а обитые войлоком стены самой настоящей палаты для сумасшедших. Он все понял. Но инстинктивное «Что это значит?» все же вырвалось из его уст. В ответ санитар сильной рукой втолкнул его вовнутрь и запер дверь. Доктор фон Гебра говорил с ним через решетку в раздаточной форточке для пищи.
Консилиум признал Вас нездоровым. Вам следует побыть у нас некоторое время, чтобы мы могли понять, чем Вы в действительности больны и как Вас следует лечить.
Вы с ума сошли! Что Вы себе позволяете?! Я здоров, и Вам это известно.
У доктора Балассы другое мнение.
Но он не психиатр!
Зато уважаемый человек Послушайте, Игнац, Ваши измышления не довели бы никого до добра, смиритесь с этим наконец. Здесь Вам будет лучше
Замолчите и немедленно выпустите меня отсюда!
Земмельвайс стал истово, что было сил, колотить руками по двери. Вскоре она открыласьи лучше бы этого не случалось. На бедного доктора посыпались удары кулаков санитаров, которые напоминали отбойные молоткиодин, второй, третий, словно камни сыпались они на его голову. Наконец его сбили с ног и, как только он упал, стали силой закутывать в смирительную рубашку. Какой-то укол почувствовал он в предплечье, после чего глаза его стали непроизвольно смыкаться Проваливаясь в сон, слышал он слова фон Гебры: