Слыхали, мужики?! Колхоз закрывают!
Да ну?
Да ладно, кого вы слушаете? Опять лишнего принял да шутишь поди?
Гадом буду. Сейчас Митрича встретил, идет чернее ночи. Ячего? А онмэр колхоз закрывает. Якобы нашли в городе какую-то заразу, и мы теперь виноваты как поставщики продуктов.
Что за ерунда?
Погоди, погоди, а я чего-то такое слышал. В газете, кажись, писали, что от водки какой-то бомжи стали помирать в Озерске.
А причем тут мы и водка?
Не знаю, не унимался Степка, только из-за этого и закрывают.
Быть не может! отрезал пастух Кузьмич, старейший из колхозников. Что-то тут не чисто. Наверняка мэр с нашим Митричем затеяли чего-то. Гляди сейчас закроют под видом борьбы за качество, а Митрич колхозное добро в карман, Иванычу доляну и за бугор. А мы тут живи, как хошь!
Верно говоришь, Кузьмич Я тоже думаю, решили и наш колхоз под нож пустить. Мэр вечно жалуется, что средств в бюджете не хватает. Ага, на взятки да на виллы не хватает ему, козлу! Давно уже к нам присматривается, да не знает, как начать. А тут, видать, сговорились с Митричеми решили с молотка нас пустить, а себе мошну набить!
Не бывать этому! завопил Степка.
А что делать-то, дурень?
Посмотрел на спорщиков Кузьмич и, махнув рукой, подозвал к себеидите, мол, скажу чего.
Вечером у дома председателя собралась толпа с вилами и прочим подручным инвентарем. Завидев такое, Митрич выскочил из дома как оголтелый.
Вы чего? Чего тут?
Правду говорят, что колхоз закрывают?
Ну.
А ты чего?
А я чего? Я как и вымэру сказал, а ему хоть бы что! Считает, что от нас отрава идет. Сезонная потрава мяса коровьего, он и думает, что из-за этого люди помирают.
Да они от водки мрут!
Ему про это и скажи! Чего здесь-то орать? Мне, думаешь, хорошо от того, что закрывают колхоз? Я работы лишаюсь, а у меня трое детей на шее!
Мы все лишаемся, только по-разному, рассудительно произнес Кузьмич. Говорят, и кошка терпит на печи, и собака под забором. Ты вон завтра с денежками да с паями нашими в городфить! и только тебя и видели. А мы тут с голодухи подохнем!
С какими паями?
С теми самыми, что потом продашь городским браткам, чтоб они на наши землях бордели устраивали дома досуга, мать его!
Да ты чего несешь, Юрий Кузьмич?!
А ничего! Только не верим мы с мужиками тебе!
И что мне прикажешь делать в таком разе?
А давай-ка нам денежный эквивалент паев наших! И тогда можешь закрывать колхоз и что хочешь делать! А нетсилой возьмем!
Ну бери! Что найдешьвсе твое!..
Русского человека о таких вещах, как экспроприация, два раза просить не надотут он впереди планеты всей! Разграбили дом председателя за два часа. Его самого избили до полусмертихорошо, что не убили. Следователь же приехал только через сутки после случившегося. Понятное дело, что никаких следов не осталось, и никто из колхозников ни в чем сознаваться не спешил. И не потому что ответственности боялись, совсем нетпросто если бы сознались, пришлось бы отдавать награбленное, а это в планы лихоимцев никак не входило.
Только Кузьмич, выходя от следователя, не досчитался среди его сегодняшних посетителей одного человека, который грабил бойчее всех, а теперь спрятался куда-тоСтепки-конюха.
Степан же на следующее же утро после ограбления председателя решил отправиться покорять райцентр. Приехав в город, первым делом отправился конечно, в дом досуга. Деньги жгли карман, и не спустить их на какую-нибудь городскую красавицу было ниже гусарского достоинства.
Явившись в дом досуга, ударил толстой пачкой сотенных купюр по столу перед администраторшей и скомандовал:
А-ну, подавай мне самую красивую, что тут у вас есть.
Администраторша уже знала, кого пригласить.
Настена явилась в красном кружевном бельеглаз не отвести. Мало того, что сама красавицей была редкойродительские гены сделали свое, без преувеличения, замечательное, дело, так еще и обмундирование сегодняшнее не позволило пройти бы мимо даже трупу. Молодой, пышущий здоровьем организм Степана среагировал на столь же молодой и здоровый организм Насти, встретились сначала их взгляды, а уж потом и генофондыда причем между первой и второй встречами ладно, если несколько секунд прошло. Администраторшу чуть током не ударило от соприкосновения двух перезаряженных частиц.
А их билодай дороги! Причем до самого вечера! Уж так молотило, костей не соберешь. «Уж сегодня-то Настена все денежки до копейки отработает, изъездит ее этот молодец», злобно перешептывались девахи в курилке. А ей все ничего! Вечером вышла, воды попилаи опять за работу, в «ночное»! Стахановка! Многостаночница!
То-то и вышло, что воротился Степка в родное село к ночи. Кузьмичу не спалосьстоял, повиснув на плетень у своей калитки.
Где шлялся?
О, здорово, дядь Юр, чего не спишь?
Где шлялся, спрашиваю?
Не поверишь! В городе был! В доме досуга ихнем!
Ишь ты! Ну и как там? Как шлюхи?
Зря ты так, дядь Юр! Очень даже справные девицы. Особенно однаНастька-Машинистка, что раньше в городском суде служила! Огонь! Ммм!
А слюни-то распустил! Неужели лучше наших?
Ага!
Врешь!
Точно. Женюсь, наверное.
Чего?! Я тебе женюсь! замахнулся на парня Кузьмич. Вон вишь у Маньки свет горит?
Ну.
Весь день про тебя спрашивала.
Ну и чего?
Чего-чего, дурень! Ступай! Сравнишь! И подумаешь, на ком жениться-то надо!
Много ли парню надо?! Хохотнул, молочка парного испили снова в бой, нечего, понимаешь, Настькам всяким уступать! И Кузьмича-старика порадовал, и демографию родного села улучшил. Вот только как пишут в медицинских справочниках, «география болезни расширялась».
Не знал об этом только Моисей Самуилович. В тот вечер он, как обычно, провожал Катю домой, а по дороге они разговаривали.
Послушай, говорил он ей. Ты такая образованная, рассудительная, начитанная
И?
Никогда не возникало мыслей, чтобы уехать отсюда?
Куда, например? Она слушала его, улыбаясь, как слушают родители детей. Это подкупало его в ней.
Ну например, в Москву.
А чего тебе там не сиделось?
Ну
Ну вот сам и ответил. Не место красит человека, а человек место. Если человек хороший и цельный, то неважно, в Москве он или в Озерске, или еще гделюбые двери ему откроются. Если с умом подходить к ним. А если иначесколь ни пыжься да ни прыгай между городами да весями, толку не будет.
Мойша сделал вид, что немного обиделся.
Ты хочешь сказать, что я никчемный?
Дурачок, она ласково улыбнулась, глядя ему в глаза. Потом встала на цыпочкион был выше ееи нежно поцеловала в губы. Соловей запел вдалеке.
4.Сепсис
Николай Иваныч вернулся домой за полночь. Хотя его подобные ночные возвращения не были редкостью с тех пор, как он занял пост городского головы, сегодня все было иначесупруга, диссонируя с заведенным распорядком времени отдыха, не спала и поджидала его на кухне при включенном свете.
Чего не спишь? осведомился уставшим голосом Николай Иваныч.
Тебя жду.
А чего меня ждать? Вопрос какой?
И очень серьезный. Где ты был?
И очень глупый, должен добавить. Где я могу еще быть, как не на работе?!
Известно где, подбоченилась Зинаида Никифоровна. В борделе этом своем. Теперь оттуда вообще весь город не вылезает.
Мэр опустил глазаоправдываться он не любил.
Даже если и там, то только по производственным вопросам.
Это по каким же, интересно? Выполняют ли план? Справляются ли с задачами ЦК партии? Может, помочь довелось?
Что ты ерунду порешь
А ничего. Я с женой Ильинского говорила, так он вообще дома ночевать перестал. Я чувствую, и ты скоро тоже
Повисло напряженное молчание. Женщины обычно в таких случаях начинают плакать, но Зинаида Никифоровна эту дамскую слабость из своей жизни исключила много лет назадона с титанической стойкостью смотрела на мужа, так, что, казалось, прожигала его взглядом. В конце концов Николай Иваныч сдался первый.
Ну чего ты от меня хочешь?
Того же.
Чеготого же? холодный пот прошиб городского голову. Так бывало всегда, когда его двухсоткилограммовая супруга намекала на грядущую интимную близость.