Именно чёрный цвет, и какой-то особенный угол отражения придавал их движению уход в нереальность. Они, отражались, но не в точном повторении, а с поворотом на несколько градусов, как в сторону, так и вверх. Они как будто уменьшались по мере их движения! И, уже подойдя к двери, Мишель увидела себя с Пьером почти растаявшими вдали, и даже каким-то образом сзади! Их отражение опередило их самих на несколько секунд и ушло Куда?
Мишель хотела обратить внимание Пьера на этот феномен. Но Пьер уже открыл дверь. И оттуда на них подул странный ветер. Он охватил их тёплой волной. И пока Мишель думала о своих непонятных мыслях и чувствах, ветер, как будто, мягко, но настойчиво затянул их в помещение, которое оказалось чрезвычайно тёмным. Оно было таким тёмным, что захлопнувшаяся дверь, уже ничем не выделялась в этой темноте.
Боже, а где же касса? здесь же ни черта не видно! возмутился Пьер, покачнувшись от неопределённости своего положения в этом тёмном пространстве. Мадам! крикнул он в пустоту. Зажгите же, наконец, свет!
Его возмущение осталось без ответа. Мишель нащупала руку Пьера, к её удивлению, совсем не в том месте, где, казалось, он должен был находиться. Стало немного спокойнее.
В зале не было электрического освещения. Свет шёл лишь от огромных, чёрно-белых, прозрачных фотографий, подсвеченных сзади. На них в полный рост стояли узники лагерей. Измождённые, в полосатых костюмах, сквозь которые были видны выпирающие от худобы кости. Впалые, небритые щёки, взлохмаченные волосы, торчащие из-под тюремных шапочек. И глаза! Они смотрели на вошедших, уж очень проникновенно! За счёт этого контраста темноты и проникающего сквозь лица света, их вполне можно было принять за живых. Казалось, что сейчас они заметят вошедших, повернут голову и протянут руки, с просьбой спасти их отсюда.
Это первое впечатление от увиденных экспонатов родило в голове обоих так много эмоций и вопросов, что голове не хватало опыта и скорости всё это осознать и ответить на все эти странности восприятия. И всё же, Пьер и Мишель у стенда ощутили себя более спокойно, так как подсветка давала возможность хотя бы слабо, но видеть острые углы других стендов с экспонатами.
Следующая группа фото завораживали ещё больше. Старые снимки из жизни этого маленького тихого городка, который немцы в один день превратили в руины в 1944. Это произошло уже после высадки американских солдат в Нормандии, и оттого все произошедшее было ещё трагичнее. На фотографиях были запечатлены моменты из довоенной жизни. Тусклый свет подсветки, делал необходимым более пристально всматриваться в фото и ловить себя на том, что лица на фотографиях немного меняются. То медленно улыбаясь, то переводя свой взгляд, как бы следя за посетителями.
Господи, как же вас жалко. Такие вы маленькие были! подумала Мишель, ловя на себе пробежавшие мурашки.
Вот класс со школьниками и двумя классными дамами, вот фотография большой семьи, вот фото девочек идущих на праздник совершеннолетия, вот мальчики, получающие благословение священника.
Дальше пошли сценки из жизни, сделанные в виде объёмных фигур людей, одетых в точные копии костюмов и обуви, которую носили тогда. С атрибутами убранства их домов по тогдашней моде на мебель. И много мелочей, которые теперь продавались на блошиных рынках.
«И у меня есть такая фарфоровая чашечка!» подумала Мишель, разглядывая стенд. «Купила в Нанси, на блошином рынке, когда приезжала к сестре».
Пьер заметил на стендах несколько знакомых фотографий, которые были напечатаны в его книге об истории этого несчастного городка, Орадура на реке Глан. Орадур сюр Глан, который, даже по прошествии стольких лет после войны, так и не узнал разгадки своей гибели. Почему именно их город в конце войны немцы превратили в руины? За что?!
Разглядывая экспонаты, Мишель и Пьер не заметили, как достаточно далеко углубились в темноту. Они всмотрелись вглубь зала, чтобы проверить, сколько же они прошли, и где вход. Но ориентация их была полностью потеряна. Зал казался безразмерным с плавающими в нём легкими пятнами подсвеченных экспонатов. И ни входа, ни выхода не намечалось. От этого казалось, что они не ходят по обыкновенному полу зала, а тоже плавают в этой темноте, как в глубине океана, наполненного призраками.
***
Вот и ориентир! Идём по стрелке, обрадовался Пьер.
У меня уже мурашки пошли, засмеялась облегчённо Мишель, увидев слабо светящуюся стрелку, где то вверху. Думала, так и останемся здесь навсегда.
Здорово, но мало, произнёс шёпотом Пьер. Адреналинчик вроде только появился и уже всё!
Они шли по стрелкам и вскоре увидели вдали маленькое полоску тусклого света, которая при приближении к ней, становилась всё ярче. И вот уже сквозь неё пробились солнечные лучи. Пьер и Мишель ускорили шаг и очень быстро оказались на улице.
О, боже, с каким удовольствием они вдохнули свежий воздух, в котором, одурманивающе пахла акация, и который, кажется, приобрёл больше звуков и запахов, чем до входа в музей. Они слышали звон кузнечиков, который плыл по воздуху одной нотой. Казалось, что был слышно даже порхание крылышек бабочек и пчёлок. И нежный звон колокольчиков. А солнце ласкало кожу.
Глядя на это и ощущая всем своим существом летний восторг, они даже почувствовали облегчение оттого, что позади была чужая, страшная жизнь. А их действительностью была жизнь в тёплом лете, с лучами солнца и запахом цветов! Этот ужас остался в прошлом, в той темноте. А они были в мирном, солнечном, зелёном городке. И были счастливы, что родились позже!
Смотри, дальше ещё интереснее, воскликнул Пьер. Полетт и Мадлен ещё пожалеют, что не пошли с нами! Но возвращаться за ними не хочется. Мишель, смотри, там сам городок! Таким он был до войны. Смотри, там и люди ходят, даже поезд едет, всё как в книге! У меня есть дома такая, там куча фотографий довоенного Орадура, сказал обрадовано Пьер. Бежим, посмотрим на поезд.
Перебежав рельсы, они оказались на небольшой платформе рядом со стоящим, возле неё старинным паровозом, у которого, из трубы шёл дым.
Желающие прокатиться на поезде по окрестностям, прошу войти в вагоны! объявил голос из репродуктора на столбе.
Желающих было только двое, Мишель и Пьер. Остальные прохожие, как-то равнодушно по отношению к ним, занимались своими делами и разговорами. Или продолжали перемещаться туда-сюда по свои правилам. Они как будто не видели новичков, в отличие от них, одетых современно. И не выдали ничем своей заинтересованности даже улыбкой, хотя Пьер и Мишель пробежали совсем рядом с ними.
Здорово, воскликнула Мишель. Целый поезд для нас! Садимся?
Садимся! согласился Пьер, ему, впрочем, было очень приятно посидеть с Мишель в одном купе, исподтишка прижаться к ней, вроде бы под действием качания вагона. О, он хорошо знал все эти уловки своей юности, когда прикоснуться к плечу или руке было уже победой и восторгом. Войдя в вагон, они сели на сидения и Пьеру пришлось разочароваться, потому что Мишель села напротив, и менять порядок было уже не совсем удобно, скорее навязчиво.
Поезд отправляется! снова услышали они мужской голос. Раздался свисток, и поезд поехал по колее, стуча приятно колёсами. Чук-чук, чук-чук. Он ехал мимо добротных домов из красного кирпича, мимо парикмахерских, магазинчиков, кафе. Мимо прохожих.
Это был портрет очень милого довоенного городка, со старыми марками автомобилей, стоящими возле домов, и вывесками в стиле тех лет. По улице молоденькие женщины катили допотопные коляски с младенцами, другие шли с малышами, одетыми по моде сороковых. В кафе со столиками на улице сидели мужчины с рюмочкой мирабели, чашкой кофе или огромной кружкой пива. Кто-то читал газету, кто-то играл в покер. Всё было портретом той милой старины под названием сороковые. И только собаки, кошки и вороны были такими же, как и сейчас.
Слушай, а здорово сделали! воскликнул Пьер, полное соответствие! Вот только непонятно, почему они решили пустить сюда столько стилистов, и сделать упор на мирное время? Посетителей в музее почти нет! Не попадись нам этот придурочный водитель, и нас они бы здесь видели?! Никакой окупаемости! Музей больше должен говорить о войне. Ведь это музей разрушенного города. Он должен быть именно таким! Ты была в настоящем Орадуре? обратился он к Мишель, которая кивнула, продолжая разглядывать город. Мы с Полетт были там раза два. Там посетителей побольше.