Матюшкина! Стародуб! Иванова!
Очередь становится всё короче, а я нервничаю всё сильнее. Не то чтобы мне впервой прилюдно позориться: вообще, у меня чёрный пояс по нелепым ситуациям. Но быть в центре внимания примерно так же приятно, как прыгнуть в кипяток. Особенно сейчас, когда дурацкая рука Леры лежит на плече у
Мацедонская! выкрикивает Макарыч, с трудом подавляя зевок.
Ноги подгибаются, словно кто-то пнул меня под коленки. Я задерживаю дыхание и иду к канату, стараясь выглядеть уверенной. Подтягиваю рукава толстовки и с удивлением замечаю, какие бледные у меня руки. Уже и не помню, когда в последний раз надевала что-то с коротким рукавами.
Я сглатываю и пытаюсь мысленно себя успокоить, но мантру «какая-разница-что-подумают-другие» прерывает ехидный голос:
Ставлю сотню, что у неё не получится. Даже до середины каната.
Соколова, одёргивает Леру Макарыч.
Принимаю ставку, хмыкнув, шепчет Арсений.
Смешки и покашливания похожи на рябь на воде. Вроде ничего серьёзного, а лодка от них раскачивается
Мне не нужно даже оборачиваться, чтобы понять, чем заняты мои одноклассники: делают ставки и надеются, что я даже большая неудачница, чем они думают. Кое-кто достаёт телефон и начинает снимать. Я надеюсь, что Макарыч их одёрнет, но он только подгоняет меня нетерпеливым движением.
Удачи, произносит кто-то у меня за спиной.
Я удивлённо оборачиваюсь. Андрей, что, правда пожелал мне удачи? Он дружелюбно кивает, и Лерина рука на его плече больше не кажется такой по-хозяйски расслабленной. Напоминает скорее дохлого кальмара.
Шустрее, Мацедонская!
Я хватаюсь за канат и делаю неловкую попытку подтянуться. Ладони так вспотели, что я тут же соскальзываю вниз и неуклюже шлёпаюсь на пол. Запястье и бедро пронзает боль, но ещё больнее от того, что все опять смеются. Я зажмуриваюсь, чтобы не заплакать.
Андрей тоже смеётся. А Лера стоит, опершись на его руку, и вытряхивает что-то из кроссовка. Даже в этой нелепой позе она выглядит как статуэтка. А я
Я встаю и вытираю руки о толстовку. Подпрыгиваю, хватаюсь за канат и вцепляюсь в него что есть сил. Обхватываю руками шероховатую поверхность и снова бросаю своё тело вверх, напрягая каждый мускул. Бёдра в том месте, где о них трется верёвка, просто горят. Я чувствую, что начинаю сползать, но упрямо подтягиваюсь снова.
Ладно, хватит, ворчит Макарыч.
Ну уж нет! Я почти добралась до середины и не сдамся. Мне хочется доказать им всем. Доказать себе! Я стискиваю зубы. Делаю новый рывок! Тянусь выше!
Перед глазами вдруг вспыхивают пятна. Я задерживаю дыхание и прижимаюсь лбом к канату, но головокружение не проходит. Напротив, тело тяжелеет. Мир вокруг начинает кружиться, ладони разжимаются, и я падаю. Падаю-падаю-падаю
Осторожно! кричит кто-то.
А потом темнота.
Сначала я слышу звон в ушах. Потом взволнованные перешёптывания, чьи-то шаги
Эй, говорит голос, от которого что-то сжимается внутри. Эй, ты как?
Я открываю глаза. Фокусирую взгляд и первым вижу лицо Андрея! Он выглядит таким обеспокоенным и таким красивым. Брови нахмурены, взгляд лихорадочно бегает по моему лицу, а чёлка упала на лоб и почти закрыла собой правый глаз. А ведь глаза у него такие такие Сама не понимая, что делаю, я поднимаю правую руку. Убираю с его лица непослушную чёлку и, не удержавшись, касаюсь тёплой щеки.
Первый контактвспышки цвета на кончиках пальцев.
Прикасаюсь ладоньюи его синева врывается в меня бурным потоком, будто волна. Будто цунами! Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-шгромко шумит в ушах. Его чувства настолько насыщенные, сильные, горькие! Как больно. Почти нестерпимо! Хватит! Вскрикнув, я отталкиваю его от себя, и сразу становится легче дышать.
Ты чего? недоумённо спрашивает Андрей.
Мы смотрим друг на друга ошарашенно. Я вдруг понимаю, что всё это время он держал меня на руках. А потом слова просто срываются с губ, прежде чем я успеваю сдержаться:
Тысамый синий из всех.
А синийцвет одиночества.
Глава 3. Разговоры
Одиночествосинее.
Завистьпронзительно жёлтая, гневкрасный, нежностьголубая, а любовь у любви нет цвета, но она светится.
Это было частью меня, сколько я себя помню.
Называйте как хотите: дар, суперспособность, сверхъестественная фигня Мой психолог вообще был уверен, что это такой инструмент самозащиты. Что я внушила себе, будто, прикасаясь к человеку, вижу его эмоции через цвета. Вот только это правда. И никаких радиоактивных пауков и криптонита.
Все мои первые воспоминанияэто цвета. Через них я познавала мир. Мне нужно было просто коснуться, и я сразу всё понимала. Кто грустит, кого мучает чувство вины, кто напуган. Конечно, я далеко не сразу разобралась с оттенками и всё-таки всё-таки что-то внутри меня с самого начала знало, что это за чувствадаже тогда, когда я ещё не разбиралась в заумных словах. Даже тогда, когда не умела толком говорить.
Это всегда ощущается по-разному, но всегдачерез прикосновение. Иногда чужие чувства врываются в меня, тараном пробивая мои собственные. Иногда мне страшно. А порой это словно тихая мирная река Или болото, в котором я вязну, которое не даёт мне вдохнуть.
Но чем сильнее чувствотем мне больнее. Всегда.
В детстве я думала, что все так умеют. Мама была в восторге: сначала от того, что я такой контактный ребёнок (ещё бы, я же трогала всех без разборутак я знакомилась). Потом от того, какое богатое у дочери воображение. Думаю, ей и в голову не приходило, что я говорю правду. А вскоре и до меня дошло, что такая правдане то, что люди хотят услышать.
«Дура, я вовсе не завидую ей!»
«Девочка врёт, я так вовсе не думаю!»
«Нет-нет, я люблю своего мужа».
«Зачем ты всем сказала, что мне нравится Паша? Это не так!»
«Ты меня бесишь, ты ненормальная!»
«Никто никогда не будет с тобой дружить».
«Это не я, это она подожгла занавеску!»
«Дура!»
«Лгунья!»
«Ненормальная!»
«Больная!»
«Саша, ты уже была у психолога?»
Случилось много всего, прежде чем я перестала прикасаться к людям. Прежде чем вообще перестала об этом говорить. Но главных выводовпять:
Люди всегда хуже, чем думают сами о себе.
Никому не нравится правда.
Нет ничего весёлого в том, чтобы знать чужие тайны.
Если ты другая, не признавайся НИКОМУ.
И главное, пятое:
Никому. Нельзя. Помочь.
Никогда.
***
Ма-а-ам, вы дома? шепчу я, открыв дверь. Комната отвечает молчанием, и я с облегчением понимаю, что, наконец, смогу побыть одна. С появлением Ксю это стало такой роскошью, что я уже и забыла, когда в последний раз рассекала по квартире в одиночку. Нет, я люблю Ксю. Она такая простая, её цвета такие чистые Прикасаться к нейвсё равно что смотреть на небо где-нибудь в лесу. В такие минуты мне становится легче дышать. И вообще становится легче.
В холодильнике почти нет нормальной еды: в основном тут баночки со всякими овощными смесями и грустные свидетели маминых попыток похудеть: сельдерей и обезжиренный йогурт. Поморщившись, я хватаю яблочное пюре, погружаю в него ложку и наконец разрешаю себе подумать о том, что случилось.
Макарыч, конечно, потащил нас в медпункт. Я пыталась отвертеться, но он выглядел до смерти испуганным, даже руки тряслись. Ещё бы, ученица грохнулась с каната! Прямо в объятия самого красивого (и, как оказалось, самого одинокого) парня в классе.
Я закрываю глаза и вспоминаю тот момент, когда коснулась Андрея. Его кожа была тёплой, но цвета Внутри он как море или космосбесконечная синева с крапинками-звздами других эмоций. Но разве этого возможно? Он ведь богатый, красивый, умный Любимчик учителей, мечта всех девчонок. Все хотят быть им или с ним.
И, выходит, совсем его не знают?
Тру лоб в замешательстве и стягиваю с головы капюшон. Синяя прядка падает на глаза, и я задумчиво кручу её в пальцах. Голова словно в ступоре: отказывается принимать новую информацию. Error. Соединение потеряно.
А у нас, оказывается, всё-таки есть кое-что общее Синева.
Я приканчиваю пюре, перетряхиваю рюкзак в поисках телефона и начинаю бездумно сёрфить по соцсетям. Это помогает прочистить голову и отвлечься, пусть даже свои аккаунты я не веду. Тонна бесполезной информациикак уголь, сквозь который фильтруется вода. Я листаю, листаю, листаю И, наконец, натыкаюсь на цитату из «Маленького принца», которая всё ставит на свои места: