В начале пути я относилась к таким знакам неадекватно.
Точнее, адекватно образу нецелованной школьницы, какой я должна была быть.
Правда, дальше знаков внимание не шлокроме одного случая, произошедшего, когда я училась в седьмом классе.
Мамыкоторая работала не помню гдене было дома, а я собиралась в школу.
Стояло послеобеденное время: в тот год я начала учиться во вторую смену.
Сожительствующий с ней Михаилне то шофер, не то экспедиторбыл на больничном, тихо лежал на кровати и смотрел телевизор.
Он подгадал момент, когда я сняла домашнее платье и собралась натянуть школьное: возник в моем закутке и набросился зверем.
От неожиданности я сначала онемела и не оказала сопротивления.
Но потом пришла в себя.
Когда Михаил, держа меня одной рукой за оба запястья, второй расстегнул брюки, я извернулась и нанесла удар коленкой.
Опыт общения с мужчинами на тот момент у меня имелся.
Я любила секс, но никогда не позволяла ничего без моего согласия, умела сопротивляться и знала, куда надо бить.
Схлопнувшись, как телефон-раскладушка, претендент на мою недевственность выскользнул вон, а я принялась одеваться.
На самом деле этот Михаил мне в общем нравился.
Статный и красивый, он почти не пил.
И, надо сказать, я его понимала: выносить запах юной девчонки целыми днями и даже по ночам в «шаговойдоступности» при том, что с ее матерью ничего серьезного не связывает, было не лучшим испытанием для здорового мужчины.
Проведя полдня в неудобном старом лифчике, поскольку пришивать оторванную застежку к новому не было времени, я вспоминала эпизод.
И впервые думала, что мамины сожители тоже люди, равно как и я тоже человек.
Но додумывать до конца я не стала, потому что к вечеру на левой груди проявился синяк.
Я показала это мамеона не стала ничего обсуждать, но Михаил исчез, как будто его никогда не было.
Все-таки мама меня любила.
СледующийАнатолийпоявился у нас лишь через три недели и меня не трогал.
Как не трогали и все последующие.
Но после Михаила я стала ощущать, что мама рассматривает меня как конкурентку. И в общем ее понимала: ведь она все-таки уже шла вниз, а я поднималась вверх.
Хотя, конечно, о моей женской жизни мама не догадывалась. Она была слишком занята собой, а я умела все скрывать.
В последнее время я понимала, что мама спит и видит, как дотянуть меня до восемнадцати лет и выпихнуть замуж.
Все равно за коголишь бы освободить квартиру и остаться на свободе со своими мужчинами.
2
Сейчас у нас жил очередной мамин поклонникОлег.
Он отличался от прочих тем, что при мамином умственном уровне ею интересовались мужчины с внешностью Ивана-дурака, а этот выглядел благородно.
И вообще Олег казался почти интеллигентным человеком.
С ним можно было приятно поболтать, чем я и занималась, сидя вечерами на кухне.
Во время разговора он пялился на мои коленки.
Но они у меня были настолько красивыми, что если бы мужчина на них не смотрел, я бы обиделась.
Мама относилась к нему серьезнопричем, как мне казалось, заслуженно.
Как-то раз, изрядно приняв шампанского, мама сказала, что Олег готов на ней жениться.
Я не была уверена, что это так, но мама не шутила подобными вещами. Да никто и не нравился ей самой так сильно в качестве потенциального мужа.
Про отца мама никогда не вспоминала, его словно не было.
Когда его посадили, мама оформила развод и выписала из квартиры. Кажется, она даже не ездила в Удмуртию на свидание с ним.
Мамина глупость не распространялась до непонимания факта случайности своей связи с этим человеком. Крест на себе она не поставила и хотела выйти замуж еще раз, начать другую жизнь.
Я тоже этого хотела.
Честно говоря, мне надоело слушать мамины оргастические стоны и вдыхать запахи, текущие из-за шкафов.
Я все чаще стала думать о том, что ничем не хуже других и имею право на нормальную жизнь.
Хотя и понятия не имела, как могу обустроить эту жизньотдельно от мамы, чисто для себя.
Олег был разведен.
У него имелась крошечная не то квартирка, не то комнатка в другом районе. Я надеялась, что в случае маминой женитьбы молодые останутся у нас, а меня отселят туда с пенсионом, минимальным для выживания.
Я была готова оказаться хоть за тридевять земель, питаться развесными крабовыми палочками и учиться в какой угодно школе, лишь бы меня никто не трогал.
Жить при маме мне надоело.
И еще больше я чувствовала, до какой степени мне надоели сверстники. Меня стало тянуть к взрослым мужчинам.
Видимо, я прошла время молодости, не выйдя из юности, и подросткового мне уже не хватало.
При этом допускать что-то с приживающими мужчинами я не могла: маму я не уважала, но расстраивать не хотела.
Лучшим вариантом для меня оказалось бы переехать куда угодно, найти взрослого состоятельного любовника, который иногда подкидывал бы денег, и жить в свое удовольствие.
Я не сомневаюсь, что за такой взгляд на жизнь меня назовут проституткой.
Но на самом деле проституткой является любая замужняя женщина, которая зарабатывает меньше мужа и живет за его счетштамп в паспорте ничего не меняет.
Однако и с Олегом в отношении мамы все обстояло непросто: он ни с чем не спорил, но ничего не предпринимал.
У меня сложилось мнение, что с мамой он переживает какой-то необходимый кусок временитипа карантина после чего-то нехорошегоа потом махнет хвостом и найдет подругу помоложе.
Похоже, мама думала так же, потому что изо всех сил пыталась укрепить его около себя.
В стремлении создать семейный комфорт она отселила меня на кухню.
По ее указанию Олег купил узкий диван, раскладывающийся вперед, и поменял дверь комнаты на более глухую.
Теперь ночью будущие молодожены уединялись вдвоем, а я спала на кухне, благо она тоже была большой.
3
Школаотстой, учителяуёбки.
С чувством помотав головой, я поставила одну ногу на сиденье стула.
Домашнее платье задралось донельзя, моя белая ляжка сияла ярче старомодного кухонного светильника.
Мама отсутствовала в ночной смене, с ее намечающимся мужем мы остались вдвоем до самого утра.
Это меня не напрягало.
Наш старый дом врос в землю, цоколь ушел под асфальт, крыльцо подъезда имело всего одну ступеньку.
Окна тут были огромными, многопереплетчатыми, квартиракомната и кухняпредставляла собой аквариум, выставленный на панель.
Днем мы жили за плотным тюлем, как в гробнице под саваном. С наступлением темноты и включением света сетчатая ткань не помогала, приходилось задергивать тяжелые пыльные портьеры в палец толщиной.
Они полностью отъединяли утлое убежище от окружающего мира.
И если в этот момент за непроглядными окнами не вопили пьяные и не бухала музыка из чьей-нибудь машины, становилось непонятно: на первом этаже мы находимся, или где-то на крыше, или вовсе в глухом подвале.
А иногда казалось, что это уже тот свет, а не этот.
Сейчас мы с Олегом сидели на кухне и гоняли чаи, в последнее время я пристрастилась к таким вечерам при мамином отсутствии.
Кухня, насмерть задраенная и освещенная тусклым горшком на витом шнуре, напоминала отсек подводной лодки, каким я его представляла.
К этому стоило добавить, что Олег мне нравился. По крайней мере, мне было с ним интересно.
И более тогопринимая душ при отсутствующей по ночному дежурству маме, я не защелкивала задвижку на ванной двери.
Я знала, что Олег близкото ли на кухне, то ли в комнате, то ли в коридоре.
Но была уверена, что он ко мне не вломится, даже не заглянет в щелку.
Хотя относительно последнего я предпочла бы не говорить, не будучи способной разобраться в своих желаниях.
В последние времена я все чаще не понимала саму себя.
По возрасту Олег относился к поколению родителей: он был года на три старше мамы, то есть приближался к сорокаи мне было положено обращаться к нему на «вы
Что я и делала в первое время, но потом как-то переключилась к «ты» и стала обращаться с ним как с ровесником.
Во всяком случае, рядом с ним я не фильтровала свой лексикон.
И, кроме того, не опасалась сиять перед ним разными частями своего тела.
Я почему-то знала, что он не сделает со мной ничего против моей воли.
Школьные учителяуёбки по определению, подтвердил Олег.